Мертвая Царевна и Семеро Грезящих

– Это хорошо, что мы запомнили. Сестра назвала эту мелодию « Пиррихой», музыкой огня.

–У нее есть чувство юмора, – усмехнулся Ветт, – но запоминается хорошо. Пойдем, Ван, нам всем пора, Наставник уже ждет.– Идите, идите, – в такт ответили друзьям сестры, – Лист вас ждет.

– Ван, подожди, – сказала ему Алена.

– Сейчас приду, – крикнул юноша отрокам.

– Завтра к Гильде мы все вместе пойдем, – сказала она твердо, – а не пойдешь своими ногами, Снега тебя вмиг заколдует.

– Точно, – смеясь, добавила ведьма, – завтра пошли. Проведаем девушку. Так что попробуй не прийти.

– Ладно, – нарочито хмуро, но с рвущейся наружу улыбкой, ответил юноша, и еще не заколдованный, пошел быстрым шагом к своим друзьям, и наставнику Листу.

Сестры помахали брату платками ради легкой дороги, он обернулся и поднял в приветствии руку, и вскоре все воспитанники исчезли под сенью ветвей перелеска, а девушки взяв свои корзинки, двинулись домой.

– Ну как тебе Ветт, – спросила Снега улыбаясь, – да и Респа тоже …

– А тебе кто понравился, – смущаясь, но стараясь все-таки подколоть сестру, ответила Алена, – и Гаст на тебя засмотрелся, и Гард?

– Мне все равно на Алатырь отправляться, – беззаботно ответила Снегурочка, – ну не сейчас, да надеюсь, что и не скоро, – и она поморщилась, отгоняя веточкой кружащихся вокруг нее, но не жалящих комаров, – там одни камни да лед, тоска смертная, – сказала она уныло и еле слышно . Комары ее не кусали, да и слепни тоже, с ней всегда было хорошо в лес ходить, как считала сестра, да и брат с бабушкой тоже.

Но Алена услышала, и с тревогой смотрела на печальную Снегу, и взяла ее ладонь в свою, и она была холодна, как лед.

– Не переживай, глядишь все и обойдется, – старалась подбодрить сестру, говорила она, не выпуская ее ладонь из своей, но ведунья лишь слабо улыбнулась в ответ, и на ее щеку сбежала нежданная слеза.

Раздор

Буренки паслись на лесной поляне , отмахиваясь от назойливых слепней и оводов, и с надеждой поглядывали на протоку, желая спрятаться в воду, хоть и трава была хороша. Сочная, да мягкая, никакой тебе лебеды, просто коровье раздолье. Пастух, молодой парень, сидел на поваленном дереве, и что-то напевал сам себе на гудке, отмахиваясь о настырного гнуса. Они отогнали стада севернее , где жалящих поменьше, но все же избавится от них возможности не было.

Пятеро молодых парней, из племени данов, одевшись в кожаные одежды, что бы быть менее заметными, подбирались с подветренной стороны, приготовив и кожаный мешок для собаки и льняной, что бы не задохнулся, для ее хозяина, и ремни , что бы их обоих связать. Лица закрыли личинами из березовой коры, смотрели друг на друга и только тихо усмехались- вот страшилища!

– С псом осторожней, сразу сеть набрасывай, да и с пастухом так же. – говорил другим старший.

–Поняли.

– Да осторожней, что бы на дикую виру не нарваться, не убейте да не покалечьте пастуха.

– Хорошо, все сделаем осторожно.

У собаки пастуха вдруг поднялись уши, она бросилась в кусты, и тут же пронзительно заскулила, пастух схватил рогатину, и сторожко ступая мягкими сапогами, и упавшие ветки не хрустели под его шагами. Но тут земля стремительно ударила его в лицо, а копье немилосердно вырвано из его рук, он покатился кубарем, на него накинули сеть, на голову набросили мешок, кстати, чистый и новый, а руки и ноги вязали ремнями.

– Дело сделано, – сказал шепотом один из одетых в маску, – надо коров отогнать.

– Быстрее, стадо в тот дальний овражек погоним.

– Хорошо. А пастуха?– сказал другой.

– Тащите его к родному поселку, и собаку его не забудьте.

У поселка вендов поутру нашли связанного пастуха и собаку. Парень был искусан слепнями и помят, но без сильных ран, и пес тоже в общем-то порядке, но стада из двадцати коров на выпасе не было. Венды снарядили погоню, лучшие следопыты, мужчины, пятнадцать человек, вооруженные уже не по-охотничьи, а по-воински, с собаками, пошли в лес. След вышел путанный, судя по следам, стадо не ушло, а возвращалось откуда-то, все было неясно. Видно было, что следы запутали нарочно.

– Смотри, заколка-то данская…– прошептал старый охотник, нагибаясь и убирая находку в кожаную сумку на боку.

Посмотрел еще раз на примятую траву, следы на глине, но больше, даже облазив всё вокруг, найти не смог.

Охотники быстрым шагом пошли в поселок, а их собаки бежали за ними следом. У ворот, обнесенного валом селения, стояла стража с луками и копьями, а один и в костяном доспехе.

– Привет вам, следопыты! – прокричал воин у ворот, – Вас уже Гун, волхв ждет.

– Хорошо, – сказал старший из розыска, и охотники пошли к дому волхва, осторожно обходя коровьи лепешки.

Раса, вождь вендов сидел за столом у себя на дворе, и все думал, кто же это? Неужто чужаки страх потеряли, и пора собирать воинов, посылать гонцов за помощью, впрягать коней в колесницы и идти в поход? Рядом с ним сидел волхв племени, придерживая рукой посох. Семеро старейшин разошлись по родам, узнать, что думают люди, что говорят старейшины родов. Но Раса послал гонца к Зиги с вестью о беде, о пропаже коров и обиде. К вечеру приехали на своих колесницах Семеро, старейшины расселись, жена Раса, Волна, принесла кувшин с медом и ковши. Раса встал, поклонился каждому из гостей, разлил пенистый мед и заговорил:

– Совсем даны перестали договоры блюсти, и обиды нам чинят. Значит по обычаю мы их на честный бой вызовем, что бы ответили за все.

– Твоя правда, вождь. Довольно терпеть, и пора созывать мужей, но сначала вождю гунов, как старейшему из нас, скажем, если приструнит данов, да дадут они виру за обиды, замиримся, все же вместе в союзе и очень давно.

– Так то так, но люди пусть будут наготове, и лучшие охотники пусть стерегут поселки, – ответил вождь, и пошли еще вестника к Зиги, вождю гуннов, пусть Совет созывает.

Приехала Эльга, приказала мириться

Было лето, и люди Семи племен пригнали скот и в этот раз поближе к Студеному морю, был близок праздник летнего равноденствия, и Зиги послал лодьи с обычными подарками на Алатырь – Остров к Семерым Избранным и Пряхам. Поэтому и собрать Совет племен было проще, вожди приехали кто из Обдории, а кто из Лукоморья, а то и добирался с Поморья. Зиги ехал в одной колеснице с Линдом, вождем мансов, своим старинным другом. Два невысоких каурых коня не спеша тащили повозку, а вождь гуннов правил ею, выбирая на дорожке не такие топкие места. Колеса о четырех спицах уже не застревали в подсохшей земле, но копыта коней отбрасывали в стороны комья грязи. Линд хмурился всю дорогу, впиваясь пальцами в плетеную стенку повозки.