Мертвечина
Шрифт:
— Можете продолжать, мисс Купер.
— Благодарю, Ваша Честь, — ответила я и снова взошла на подиум. — Давайте поговорим о том, что произошло шестого марта. Вы помните, какой это был день недели?
— Среда. Я как раз вернулась с ежедневного совещания, когда Эндрю позвонил мне на работу.
— Зачем он вам звонил?
— Предложил встретиться и поужинать.
— После вашего свидания в «Одеоне» вы общались с ним?
Пэйдж покачала головой.
— Вслух, — сказал судья Моффет. — Вы должны отвечать вслух. Стенографистка не может записывать ваши телодвижения.
— Да, Ваша Честь.
— «Да» — это значит, что вы
— Нет. Я имела в виду «нет».
Она выглядела сконфуженной и напряженной.
— Вы встретились с обвиняемым?
— Да, в половине седьмого, в ресторане, который он предложил, недалеко от вокзала Гранд-Централ.
Пэйдж рассказала о меню, упомянула бутылку вина, которую они распили на двоих, и передала их разговор, касавшийся в основном Даллеса Триппинга.
— Кто платил за ужин в этот раз?
— Эндрю, — ответила она.
Робелон подал голос:
— Что она сказала, Ваша Честь? Я не расслышал.
Он всегда плохо слышал ответы, которые могли подкрепить его позицию, и заставлял свидетелей повторять их еще раз. Я прекрасно знала, как он подаст этот факт. Раз она позволила Эндрю Триппингу заплатить за ужин и вино, значит, поощряла его ухаживания. Робелон хотел подчеркнуть этот момент для присяжных.
Пэйдж пересказала почти всю беседу, которую они вели за ужином. Потом Эндрю пригласил ее к себе домой и предложил познакомить с Даллесом.
— Я согласилась. До сих пор Эндрю не говорил мне, что оставил мальчика на весь вечер одного. Меня это удивило, ведь он еще маленький. Поэтому я согласилась с ним пойти.
Они направились к дому на Восточной 36-й, и по дороге между ними не было никаких рукопожатий, прикосновений или разговоров об интимной близости.
— Эндрю открыл дверь ключом. Внутри было совсем темно, и я подумала, что…
— Протестую.
— Протест принят.
— Что произошло, когда вы вошли в квартиру? — спросила я.
— Эндрю включил свет. Даллес не спал. Я не сомневалась, что он спит, потому что было уже почти десять, и я не могла представить, как мальчик может ждать в полной темноте. — Воллис составила фразу так, чтобы исключить слово «подумала». — Но он сидел в углу гостиной на стуле, на деревянном стуле с прямой спинкой.
— Кто заговорил первым?
— Эндрю. Он назвал мальчика по имени и попросил подойти к нам.
— Тот ответил?
— Нет, он не сказал ни слова. Даже не шевельнулся. Тогда Эндрю снова обратился к Даллесу, командным тоном приказал ему встать и пожать мне руку.
— Что вы увидели, когда мальчик приблизился к вам?
— По его щекам текли слезы. Это было первое, что я заметила. Когда он подошел ближе, я обратила внимание, что его левый глаз распух, а на лице царапины.
— Вы ему что-нибудь сказали?
— Я опустилась на колени и взяла его за руки. Стала спрашивать, все ли с ним в порядке, но в этот момент отец начал кричать, что ему пора, наконец, вырасти и вести себя, как подобает мужчине.
— Что вы сделали потом?
— Я попыталась обнять мальчика и успокоить его. Но он отступил назад и вытер слезы тыльной стороной ладони. Тогда я встала и хотела подойти поближе, чтобы рассмотреть его глаз. «Что с тобой случилось?» — спросила я.
Пэйдж Воллис объяснила, что Даллес вернулся на свое место и на вопрос ответил его отец.
— «Он вел себя неправильно, — сказал Эндрю. — Но теперь он исправит свою ошибку. Верно, Даллес?».
Потом
она описала, как Эндрю поставил два стула перед мальчиком и приказал Пэйдж сесть на один из них.— И вы сели?
— Да.
— Вы не пытались уйти?
— Нет. В то время — нет. Я не думала, что…
— Протестую, — сказал Робелон.
— Протест принят. Не надо говорить, о чем вы думали, расскажите, что вы сделали, — напомнил Моффет свидетельнице.
— Да, Ваша Честь. — Она повернулась к присяжным. — Эндрю начал вести себя так, словно разговаривал с солдатом. Он заставил мальчика стоять навытяжку и отвечать на вопросы.
— Вы помните, о чем он спрашивал?
— Я запомнила первый вопрос. «Сыновья льва, — сказал Эндрю. — Расскажи, как их звали». Даллес стал отвечать. Он назвал Ганнибала и трех его братьев — у них были странные имена, Гасдрубал и Магон, точно не помню. Судя по всему, он ответил правильно. Потом Эндрю приказал ему перечислить все битвы, выигранные каким-то Аэцием, кажется, одним из римских полководцев. Даллес снова дал правильный ответ. Он знал все места и даты.
По словам Пэйдж, это был целый экзамен по военной истории. Наверно, Майк Чэпмен сдал бы его без труда, но десятилетнему мальчику пришлось усваивать материал за несколько месяцев, проведенных с отцом-шизофреником.
Пэйдж вспомнила еще пять или шесть вопросов, и пояснила, что на самом деле их было гораздо больше. Переходя к более трудной части показаний, она заметно напряглась.
— Дальше Эндрю начал забрасывать мальчика вопросами о Бенедикте Арнольде. [8] «Смерть предателям, — повторял он. — Ты ведь знаешь, что случается с предателями, сынок?» Даллес рассказал о предательстве в Вест-Пойнте и квебекской кампании, но потом Эндрю заговорил о битве за остров Валкур, и ребенок буквально оцепенел.
8
Американский генерал, герой войны за независимость, перешедший на службу к англичанам.
— Что сделал Эндрю?
— Он указал на дверцу шкафа. «Пистолет, Даллес. Не заставляй меня доставать пистолет».
Пэйдж Воллис сказала, что после этой угрозы Даллес задрожал всем телом. Она вскочила со стула и, схватив мальчика за руку, попросила Эндрю остановиться и отпустить ребенка с ней.
— Вы пытались выйти из квартиры?
— Протестую.
— Протест отклонен. Это важный момент. Продолжайте, мисс Воллис.
— Конечно, пыталась. Я сказала Эндрю, что ухожу и забираю с собой Даллеса. Он встал в дверях и заявил, что ребенок никуда не уйдет. Потом добавил, что, если я обращусь в полицию, найдутся люди, которые обо мне позаботятся. Это его точные слова. Я обещала, что не пойду в полицию, а просто покажу ребенка доктору. За себя я не боялась, меня беспокоил только бедный малыш.
— Эндрю Триппинг отступил от двери?
— Нет. Он положил руку на плечо сына и спросил, помнит ли он про пистолет. «Смерть предателям, — повторил он. — Бенедикт Арнольд был настоящей мразью».
Пэйдж Воллис опустила голову.
— Потом он отошел от двери.
— Вы ее открыли?
— Нет, мисс Купер. Тогда — нет.
Логичней всего было бы спросить ее, почему, но закон не всегда логичен. Свидетелю полагается говорить не о мыслях и чувствах, а о том, что он видел или делал сам.