Мертвецы тоже люди
Шрифт:
– Пошто мы не живёмъ ако моуж и жена? Али яз не имаши злата, серебра, москотья моего? А что есмь придобылъ золота, что ми далъ Богъ, а то есмь далъ княгини своеи! Али яз блоудникъ есмь, ли клеветникъ, ли пьяница, ли хищникъ? Яз хочу жити с тобой от младости и до старости. А тобе веде яко есть не любо.
Я с ужасом взглянула на Вано и бросилась вон из гостиной.
«Наверное, я очень больна!»
Оставшийся день я провела в комнате, ожидая повторения припадка. Но видения меня больше не посещали, и чувствовала я себя хорошо. К вечеру мне стало скучно
Вано поднялся навстречу и смотрел так нежно и ласково, что я невольно поймала себя на мысли:
«Какое открытое лицо! Как же жаль, что ты преступник и наркоторговец!»
Тётка сияла:
– Посмотри, как влюблён мальчик! А из какой хорошей семьи! А какой красавец! А какой щедрый и добрый!
Я обречённо вздыхала. Бедная тётя… если бы она знала настоящий смысл подарков. Вано задаривает меня, чтобы не болтала, держала язык за зубами.
Иногда мне хотелось втоптать в грязь милые безделушки. Обидно, что он морочит голову не только мне, но и родным. Ночами я целовала плюшевого мишку и представляла, что подарки дарит мне возлюбленный. Я представляла Вано и ничего не могла с этим поделать. Ночь за ночью он являлся мне в грёзах, а утром, пробудившись, я плакала, не найдя любимого рядом.
«Преступник! Убийца людей!»
«Совратитель невинных душ!»
«Безбожник! Ненавижу тебя!»
Чем чаще мы встречались, тем больше я опасалась за свой рассудок.
Однажды, то ли во сне, то ли наяву, мне привиделся терем – светлый, рубленный из круглой, гладкой сосны, вросший башнями с остроконечными шлемами в землю русичей среди жёлтых лоскутов хлебных полей и осенних факелов леса.
На крыльцо вышел молодой рослый князь в кольчуге, следом выбежала светловолосая женщина на сносях и повисла на могучем плече.
Мужчина, звякнув мечом, опустился перед нею на колено и прижался щекой к круглому чреву. Он шептал слова любви, а княгиня так припала к нему, будто, уходя, он уносил её душу.
Князь обернулся, и я узнала в нём Ивана, а в беременной женщине – себя!
«Не может быть! Ненавижу тебя!»
В панике я проснулась, вскочила с кровати и спустилась вниз на кухню. Открыла кран, сполоснула лицо и жадно выпила один за другим два стакана воды и только потом заметила, что в гостиной у дивана горит неяркий островок света – кто-то читает у лампы.
Сердце заныло и забилось так медленно, будто захотело остановиться. Наверное, так чувствовал себя странник, идущий на свет от костра, или Крысолов среди тростника, услышавший звук той единственной спасительной флейты, или Грей в мокрых рукавицах, поднимающий алый парус…
«Предчувствие…»
Мне послышался скрип уключин, хлопки парусов и смех пьянчужек на южной пристани, дорвавшихся до бочонка с яблочным сидром.
«Предчувствие любви?»
«Он рядом! Тот единственный, чьё имя я когда-нибудь унесу с собой, отвергнув все земные богатства!»
Я тихонько вышла из кухни, прошла через столовую и вошла в гостиную.
Старинный, бальный диван на восьми ножках, казавшийся мне в детстве трамваем (до того он
был длинен), стоял не вдоль стены, а поперёк комнаты спинкой к двери.Вано я заметила, обойдя диван сбоку, и замерла, чуть дыша. Мужчина спал, положив руку на грудь. На ковре рядом лежала раскрытая посередине старинная книга: название вроде на французском.
«Стихи… Франсуа Вийона. Кажется, он писал на пуатевинском наречии… И его повесили…»
Я прочла первые строки стихотворения на развороте:
Freres humains, qui apres nous vivez,N›ayez les coeurs contre nous endurcis…Et nous, les os, devenons cendre et poudre.И перевела, чуть шевеля губами:
Братья человеческие, живущие после нас,Не ожесточайте свои сердца против нас…А мы кости, превращающиеся в пепел и прах…– Вернее не скажешь… – прошептала я.
Взгляд остановился на руке Вано.
«Красивые руки… и сильные… и нежные…»
«Что у него в руке? Похоже на кольцо. Странно… не знала, что кольцо с секретом. Крышечка с рубином открыта… а под ней – фотография! Нет, не фотография! Это эмаль, на ней нарисован портрет… финифть. Интересно, кто на портрете?»
Я подошла ближе, нагнулась, чтобы посмотреть, но крышечка неожиданно захлопнулась.
Я разглядывала спящего.
«Он похудел за месяц. И тёмные полукружья под глазами – раньше я не замечала!»
Никто не мешал мне смотреть на спящего и неспешно примечать то, что не разрешалось разглядывать днём. Тонкая трикотажная пижама выгодно подчёркивает рельеф худых бёдер, сухого пресса, а открытые босые ступни и белоснежные щиколотки кажутся беззащитными и нежными.
Сильное тело свободно раскинулось на диванных подушках. Мне захотелось дотронуться до гладкой кожи, поцеловать, лечь рядом и при свете лампы смотреть, как любовник раздевается передо мной.
Взгляд от щиколоток поднялся до колен, к бёдрам, упёрся в спящую под тонкой тканью плоть, заскользил по груди, сильной шее и остановился на губах.
Не знаю, сколько я рассматривала милые черты: вот тут, от угла глаза до подбородка белая полоска тонкого шрама, на шее родинка, а щёки гладкие и белые, а губы… губы шевельнулись.
И тут я заметила, что Вано смотрит на меня. Взгляд ясный, синий, взволнованный и полный ожидания.
Вероятно, он уже давно не спал… если вообще спал.
– Вийона не повесили, ему удалось сбежать… Ты изучила французский? Раньше ты его не знала. – Иван приподнялся на локте и протянул ко мне руку, – Василиса, постой!
Я попятилась. Волна панического страха накатила, и сердце остановилось. Не чувствуя под собой ног, я выбежала из комнаты, вихрем взлетела в спальню и бросилась на кровать.
«Преступник! Убийца! Ненавижу тебя!»
«Как же я люблю тебя!»
«Только бы он не узнал!»