Мертвеющие корни самшита
Шрифт:
Да, конечно, когда-то они были друзьями, но ведь все в прошлом, и это лишь доказательство глупости былого существования, это шрамы от тех мук, что причиняла ему несправедливая жизнь, рубцы душевных травм, которые леваки[18] нанесли отвергнутым талантам... Но теперь-то он, наконец, воспрял, он признан, принят в рай правды, добра, красоты, поэзии, искусства, и что, он все так же должен мириться с тем, что его душу топчут и оскорбляют? Зачем заставлять себя терпеть все это? Опускаться до вульгарного уровня всех этих Чжао? Почему не выбирать то, что он любит, и избегать того, что ему претит? Почему...
А Чжао был в ударе и уже переходил от пищевых тем к шашкам, казалось, он намеревался, возрождая старую
И тогда Вэнь Хан выпрямился, нахмурился и, не издав ни звука, с окаменевшим лицом вышел прочь.
Чжао не обратил на это никакого внимания, решив, что Вэнь Хана живот подвел. Подождал немного, и еще немного, и еще подождал и недоуменно взглянул на Юйлин, не понимая, в чем дело.
Та отправилась за мужем в другую комнату.
– Я не могу так транжирить драгоценное время!
– объяснил он ей.
– Уже и так двадцать лет растратил впустую, и что же, позволить всем кому не лень разворовывать мое время и мою жизнь?
Такие перемены в Вэнь Хане испугали Юйлин. Она тоже любила литературу, не прочь была почитать книжку и всегда с пониманием относилась к мужниным увлечениям, поддерживала его. Два с лишним года она разделяла с ним радость от его успехов и еще больше пристрастилась к чтению, к литературе, к разговорам о ней. Для нее он оставался все тем же живым, подлинным - что Ма Вэньхэн, что Вэнь Хан, что кассир, что писатель, которого успехи вовсе не изменили, не заставили отстраниться от прошлого. Да, муж все больше загружает себя работой, все больше дорожит своим временем, и все меньше внимания уделяет дому, обсуждению хозяйственных мелочей, она все понимает и полностью принимает. Новые условия, созданные в стране, каждому предоставили все возможности развить то, на что он способен, заняться настоящим делом, самосовершенствоваться, заполнить свою жизнь - разве это плохо? Ну, а если муж иногда и выйдет из себя, так это в порядке вещей. Легко ли быть писателем? Свою душу, свой ум расходует, и лучше его не отвлекать...
Но последняя выходка Вэнь Хана испугала ее. Она даже предположить не могла, что у него так вытянется лицо и опустятся уголки рта, верхняя губа вздернется, а нижняя опустится на полцуня[19], ну, совок, да и только, и он утробно загундосит, и каждое слово зазвучит у него так торжественно, почти театрально! Что произошло? Или передо мной разыгрывается спектакль под названием "Творческая личность"?
Юйлин переменилась в лице:
– Ты...
Что-то почувствовав или услышав, хотя Вэнь Хан и старался приглушить голос, Чжао встал и ушел, не попрощавшись.
А потом была ссора между супругами, первая их бурная распря за последние два года. В один миг Юйлин припомнила все, чем пожертвовала ради мужа и его занятий. Начала с того, что многие друзья отговаривали ее выходить за Ма Вэньхэна. Человек, влюбленный в литературу, говорили они, во-первых, изгой общества, которого не минует ни одна политическая кампания, на него навесят ярлыки, отправят на трудовое перевоспитание, и он всегда будет хоть на шаг, но в отдалении от тебя; во-вторых, ему не до дома, по хозяйству он тебе не помощник - ни о ребенке позаботиться, ни печь растопить, ни овощи потушить, ни мебель починить или подремонтировать что-нибудь; в-третьих, проснувшись однажды знаменитым, пустится во все тяжкие и бросит тебя... Но ее это не поколебало, и свою молодость и красоту она подарила этому невзрачному маленькому молчуну кассиру. И теперь целыми днями тот разглагольствует о Бо Лэ[20] да тысячеверстых скакунах, а кто тут Бо Лэ, если откровенно? Редактор "Литературного ежемесячника"? Руководитель Союза писателей? Нет, это она, Юйлин, настоящий Бо Лэ, это она, Юйлин, вышла за Ма Вэньхэна, когда тот загибался в своей кассе, ухаживала за ним, согревала, подбадривала... Ах, не ту,
видите ли, ложку подали. А каких только блюд она ему ни готовила! Теперь он уже вылупился из яйца, стал писателем, две премии получил! И что же? Даже от меня отворачиваешься, губы сжал, слова цедишь сквозь зубы, будто они все разом заболели...– Что с тобой происходит?
– с отчаянием воскликнула Юйлин.
Вэнь Хан и не предполагал, что этот его поступок сможет так взволновать Юйлин, он давно привык к тому, что она понимает его, заботится о нем. Перемены в жене привели его в недоумение, и он парировал:
– А с тобой-то что?
В уголках глаз Юйлин выступили слезинки, горло перехватило, и она не смогла выдавить из себя ни слова. Вэнь Хан опешил. Может, что-то с нервами?
– Да ничего со мной не случилось!
– Взгляни на себя - прямо собачья морда...
– Ты... зачем ругаешься? В чем дело?
– Совсем взбесился... Чжао ведь наш старый друг, сосед, и мы попросили его кое-что сделать для нас... А ты, как ты мог вот так просто повернуться и уйти, бросить гостя!
– А, так вот оно что, - Вэнь Хан немного успокоился или решил сделать вид, что успокоился.
– Ты же знаешь, я сейчас как раз пишу, - примирительно принялся он объяснять, - навязали мне работу, а когда я весь ухожу в это, мне трудно вынести любое вторжение. Вот так выдернуть меня из мира творчества, заставить два часа выслушивать разглагольствования о продталонах да мясе в уйгурском котле - это же негуманно, это просто... насилие над моей свободной волей!
С пафосом закончив, он встал и зашагал по комнате взад и вперед.
– Да, ты пишешь, оправдание у тебя есть, всем известно, что ты человек творческий. Но разве к тебе невнимательны, не поддерживают тебя? Не терроризируй людей! Разве нужен какой-то талант, чтобы после еды чуть расслабиться, с приятелем поболтать? Человек может творить, но он также должен и жить! Кто заставлял тебя заводить семью, ребенка? А есть еще соседи, друзья, множество самых разных занятий... Сегодня творят не в уединении горных монастырей, как древние поэты! Понормальнее надо быть...
Голос у Юйлин упал, но это заключительное "понормальнее" уязвило Вэнь Хана, в носу засвербило, губы скривились, и голос у него задрожал:
– Понормальнее? Нормальные люди писателями не становятся, писатель это тот, кому среди бела дня духи являются. Да, он живет, как говорится, в этом мире. И в то же время все двадцать четыре часа в сутки, даже во сне, глубинами своей души он прибывает в другом мире...
– О! Так ты из другого мира! Писатель, писатель... С другими еще можешь играть в писателя, но со мной...
– Писатель не писатель, но это профессия, это занятие. Не всем это, конечно, видно, не все признают, не все понимают, что это - нелегкий труд! Я писатель, и без всяких скидок! Я не такой, как обычные люди! И не лезь ко мне, не лезь...
– Вот так так! И как это ты живешь со мной, обычным человеком, ничего не видящим, не понимающим, не признающим? Ты не такой, как обычные люди? А я - такая, как все, из плоти и крови... Так что же нам теперь делать?
И оба уставились друг на друга, будто чужие.
– Ну что ты так взвилась, может, какая-то причина есть?
– поспешил он отступить.
– Я...
– и Юйлин разрыдалась.
– Ну, вот!
– Вэнь Хан вздохнул, застегнулся и направился к выходу. Вот дуреха! Ну, беда!..
Он вышел на берег рассекающей город реки, спрятанной в зеленой листве, прошагал с юга на север и обратно, несчетное количество раз поднимался на бетонный мост и спускался с него и все бормотал, бормотал: "Ну, беда...", поглядывая на разрезающие ночную тьму полосы света от редких фонарей на мосту, пока не почувствовал, что вокруг него - беспросветный мрак.