Мертвое озеро
Шрифт:
– - Можно сказать, что просто жалости смотреть, как она сорит деньгами. Да вот что еще: вещи-то нашей Натальи Кирилловны все у Петра! Право, он теперь так нос поднял, что намеднись встретил меня -- я ему низко поклонилась, а он, этакой холоп, отвернулся. Да со мной и не такие лица кланяются, а у Зюзиных генерал был, так целковый дал. А этот деревенщина! ведь я помню, как его привезли в нагольном тулупе,-- с позволения сказать, насилу в бане его отмыли. А теперь нос воротит!
Трудно передать как силу гнева, так и лести приживалки с мутными глазами. Она также упражнялась в гадании, являлась в дома, знакомые ей еще через Наталью Кирилловну; поздравляла с большими праздниками, с именинами, принеся крендель и плачевно упомянув, что он куплен на последние деньги, и в каждом семействе непременно говорила, что у ней только они и есть одни благодетели, что она ими только и живет и, кабы не их доброта, она
Говоря о приживалках, должно сказать несколько слов об Остроухове. С приездом в Петербург он покончил свое сценическое поприще. Он постоянно собирался уехать из Петербурга, но каждый день вместо дальней дороги в NNN отправлялся в ближайший трактир, где, в облаках табачного дыма, при сильном кухонном запахе, с жаром декламировал стихи, даже целые сцены из своих ролей, уцелевшие в его памяти. Он превратился тоже в приживалку или приживальщика в своем роде, и приютом его был трактир. Посетители знали его, кормили, даже давали ему свои старые платья, и часто Остроухов посреди самых жестоких морозов являлся в трактир в летних брюках, светлом галстухе и в каком-нибудь летнем пальто, почему и умолял буфетчика дать ему погреться. Он приходил в трактир рано утром и сидел в нем до тех пор, как гасили последнюю лампу. Если в трактире никого не было, он спал на диване и не обижался грубыми выходками лакеев, стараясь шутками и гримасами обезоруживать их гнев. Так шли годы. Остроухов, казалось, не замечал течения времени,-- может быть, потому, что дни его текли слишком однообразно. Та же нищета, то же унижение и всё одна и та же неумолимая тоска. Когда случалось, что посетители слишком щедро угощали его за интересные рассказы о жизни кочующих актеров, он совершенно переносился в прошедшее и, по выходе из трактира, горячо размахивал руками, рассуждая сам с собой о Любской и Мечиславском. И, воображая себя в NNN, он искал своей квартиры, вследствие чего проводил ночь на улице или в будке.
Бедная Люба была последнею жертвою страшного озера, которое суеверный народ окружил чудными рассказами и прозвал Мертвым. Нет уже опасных болот, которые делали недоступными его берега; огромный лес, которого часть превращена теперь в красивый парк, лишился своей мрачности; нет более и нелепых таинственных слухов о мертвецах, водяных и привидениях,-- слухов, волновавших еще недавно воображение окрестных жителей. Озеро лишилось своей пугающей таинственности и только по преданию удержало свое мрачное название. Рыбак смело строит жилище поблизости его и спокойно закидывает сети в глубокие воды озера в твердой надежде хорошей добычи; охотник, преследуя дичь, без страха доходит до самой окраины его. Так же бесстрашно бродит он по лесу, стреляя зайцев и лосей. Окрестность переменила характер: нет уже той угрюмой безжизненности, которая прежде подавляла путника, случайно сюда заходившего. Всё кипит кругом постоянной и ровной деятельностью, и долгое пренебрежение, которое оказывал человек сокровищам, таившимся в глубине озера и леса, послужило ему же в пользу: нигде труд рыбака и охотника не вознаграждается так щедро, как здесь…
Кто же виновник такой перемены?
Приняв в свое владение деревню Любы, купленную Тавровским, Гриша передал ее в управление своему тестю.
И тут-то развернулись в полном блеске хозяйственные способности нашего старого друга. Он осушил болота около озера, окопал их канавами, нарушил неприступность леса, прорубив в нем широкие просеки и собственным примером показав, что в нем, как и во всяком другом лесу, можно охотиться, запасаться дровами, рубить строевые деревья, сбирать грибы. Часть леса, прилегавшую к господскому дому, управляющий искусно превратил в парк с извилистыми бесконечными дорожками.
Самый дом подвергся переделкам, с помощью которых лишился своего мрачного вида и приобрел удобства, необходимые в сельском быту. Большую часть его комнат занимал Гриша с своей молодой женой. Остальные отведены были управляющему. Уже одна наружность дома говорила, что в нем жилось весело. И действительно было так.
Только люди, долго терпевшие нужду и много выстрадавшие, могут оценить прелесть своего скромного, уединенного уголка, богатого красотами природы, спокойствием и независимостию.
Гриша много страдал, потратив лучшие годы в недобровольном бездействии и самой нелепой зависимости. Иван Софроныч имел в долгой жизни своей уж слишком много деятельности и потерпел много горя, часть которого досталась и Насте…
Понятно, что, очутившись наконец в независимом и обеспеченном положении, они дали друг другу слово никогда не расставаться, не гоняться за многим, довольствуясь тем, что есть, и жить постоянно в деревне. После различных
своих приключений к городу, каков бы он ни был, они вообще не чувствовали большого расположения.Решившись жить постоянно в деревне, они позаботились окружить свою жизнь всевозможными удобствами. И распоряжения их могут служить образцом уменья разнообразить сельскую жизнь, умно пользуясь всем, что представляет природа, климатические перемены и местные условия. Начиная с устройства и меблировки комнат до экипажей, в которых они делали свои прогулки,-- всё было удивительно приспособлено к действительным потребностям; у них были не великолепные, но кроткие и красивые верховые лошади, лучшие принадлежности охоты, рыбной ловли; они прекрасно знали, что в какую пору года должно ловить, стрелять или собирать, и пользовались своим знанием, а не валялись в апатии целые дни по диванам, как делают некоторые господа, имеющие привычку переносить в деревню городские требования и удивляющиеся, что им в ней скучно. Но наши друзья, можно сказать положительно, и не думали скучать в деревне. И если кто попадал к ним и принимал участие в их развлечениях, тот невольно сознавался, что невозможно проводить время приятнее. К таким, между прочим, принадлежал Генрих Кнаббе, который иногда навещал их с своей женой. Женой Генриха была Саша -- та самая, которой он когда-то помог поднять корзинку дров. Кстати должно сказать, что отец Саши, обиженный своими соучастниками, открыл мошенников, похитивших у Генриха деньги, и некоторая часть их была возвращена ему.
Генрих был главным приказчиком у Штукенберга и не без волнения подумывал о том счастливом времени, когда в Петербурге появится новое торговое заведение с вывеской: "Табачная и сигарная фабрика Генриха Кнаббе".
Да сбудется его скромное желание!
Комментарии
Печатается по тексту первой публикации, с исправлением явных опечаток: с. 298, строка 18: "почтенные приживалки" вместо "почетные приживалки"; с. 323, строка 39: "с ‹кредиторами›" вместо "с должниками"; с. 427, строка 38: "огорчить ее" вместо "очернить ее".
Впервые опубликовано: С, 1851, No 1 (ценз. разр.--31 дек. 1850 г.), с. 5--114; No 2 (ценз. разр.-- 13 февр. 1851 г.), с. 141--247; No 3 (ценз. разр.--28 февр. 1851 г.), с. 81--120; No 4 (ценз. разр.-- 2 апр. 1851 г.), с. 143--202; No 5 (ценз. разр.--30 апр. 1851 г.), с. 33--88; No 6 (ценз. разр.-- 3 июня 1851 г.), с. 137--182; No 7 (ценз. разр.-- 30 июня 1851 г.), с. 121--216; No 8 (ценз. разр.-- 8 авг.1851 г.), с. 217--322; No 9 (ценз. разр.--31 авг. 1851 г.), с. 93--200; No 10 (ценз. разр.-- 4 окт. 1851 г.), с. 201--248, с подзаголовком: "Роман" и подписями: "Н. Н. Станицкий и Н. А. Некрасов" (перепечатано отдельным изданием: Станицкий Н. и Некрасов Н. Мертвое озеро. Роман, т. I, ч. 1--5; т. II, ч. 6--10; т. III, ч. 11--15 (ценз. разр.-- 6 нояб. 1851 г.). СПб., 1852).
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. VIII.
Автограф не найден.
Замысел "Мертвого озера" может быть датирован лишь приблизительно -- по объявлению в ноябрьской книжке "Современника" за 1848 г., в котором сообщалось о том, что, наряду с другими произведениями, в следующем году в журнале будет напечатан роман Н. Некрасова и Н. Станицкого "Озеро смерти" (см.: С, 1848, No 11, с. 7 особой пагинации; ПСС, т. XII, с. 128--129).
Месяцем ранее, в октябре 1848 г., в "Современнике" началась публикация романа "Три страны света", принадлежавшего тем же авторам. Объявляя о новом большом романе не менее, чем за полгода до его возможного появления в печати, авторы рассчитывали на повышенный читательский интерес к произведениям этого жанра.
В названном выше объявлении "Современника" было сказано, что "Озеро смерти" уже поступило в редакцию. Не исключается, что в последние месяцы 1848 г. было написано начало романа. "Боже мой, как легко стало,-- вспоминает Панаева,-- когда мы закончили "Три страны света". Но Некрасов тотчас же уговорил меня писать новый роман "Мертвое озеро"" (Панаева, с. 176). Некрасов, по-видимому, предполагал печатать "Озеро смерти" с осени следующего года (январская--майская книжки журнала за 1849 г. были предназначены для "Трех стран света") и при этом хотел представить в цензуру законченный текст романа, как это было и с "Тремя странами света" (см.: наст. изд., IX, кн. 2, с. 310). Для того чтобы завершить работу к лету, нужно было начать ее не позднее, чем в конце 1848 г.