Мертвое время

— Итак? — сказал доктор Эберштарк, прервав обычное для Сэнди затяжное молчание.

Сэнди вздрогнула.

— Продолжим невербальное общение? Может, лучше поговорить?

— Не понимаю, — сказала она.

— Что именно вы не понимаете?

— Почему я так сильно его ненавижу.

— Вы ведь ушли от него, не так ли? — Этот вопрос они уже давно прояснили, но психоаналитик повторил его снова, как делал время от времени.

— Да.

— Когда уже были беременны от него?

Она ничего не ответила.

— И вы ведь так ему и не сказали, что беременны?

— У меня не получалось зачать несколько лет.

— Так почему же вы ничего ему не сказали?

— Потому что… — Сэнди надолго замолчала, затем произнесла: — Потому что если бы я сказала… — И она вновь погрузилась в молчание.

— Потому что если бы вы сказали?.. — подтолкнул он ее, чувствуя, что они подходят к чему-то важному.

— Мне бы пришлось остаться.

— А это было бы так плохо?

Она кивнула.

— Почему?

— Будь вы замужем за копом, вы бы поняли.

— И чем же плохо быть замужем за копом?

Помолчав немного, она сказала:

— Я всегда была для него на втором месте. Работа — на первом, я — на втором… когда у него вообще находилось на меня время.

— А вам не кажется, что с рождением ребенка все бы изменилось?

— Нет, не кажется. — После секундного колебания она призналась: — И потом, с ребенком связано кое-что еще. — Она умолкла. Покраснела.

Психоаналитик посмотрел на часы.

— О’кей, на этом мы и остановимся. Сможете прийти в понедельник? Тогда и расскажете, что это за «кое-что». Хорошо?

— Montag, — согласилась она. — Понедельник.

35

Пройдя по длинному лабиринту коридоров Суссекской королевской окружной больницы с их стойким запахом половой мастики, они оказались в послеоперационном отделении, где проходил курс лечения Рики Мур. Здесь воздух был посвежее, да и пахло получше. Медсестра провела Беллу Мой через все отделение к самой дальней кровати. Лежавший на ней пациент не спал — одетый в бледно-голубую больничную пижаму, частично прикрытый одеялом, он безучастно смотрел перед собой. Старомодный телевизор на поворотном кронштейне был включен, но шел без звука. На столе, напротив полулежавшего на подушках болезненно бледного мужчины, стояла одинокая открытка; рядом с ней — стакан воды, небольшая коробочка с таблетками и свежий, еще нечитаный выпуск газеты «Аргус». Возле кровати — стул.

Медсестры — вторая подошла помочь коллеге — задернули занавески вокруг кровати, создав некое подобие уединенности. Белла Мой опустилась на стул.

— Рики Мур? — спросила она, как того требовал протокол.

Он посмотрел на нее недоверчиво, но ничего не сказал.

Едва взглянув на него, она подумала: да он же вылитая копия телевизионного актера Дэнниса Ватермана, бывшей звезды «Механика» и нынешней — «Новых улик».

Она предъявила удостоверение:

— Детектив-сержант Мой, суссекское управление уголовных расследований. Готовы ответить на несколько вопросов?

Он поморщился, с трудом выдавливая из себя по слову зараз:

— Если… хотите… столица… Перу… Лима.

Она улыбнулась.

— Очень остроумно.

Он вновь поморщился.

— Как я понимаю, Рики, вечером в пятницу вы подверглись нападению? Ничего, если я буду называть это именно так?

Пару секунд он просто смотрел на нее, потом кивнул.

— Вы знаете тех, кто это сделал?

Он покачал головой.

— Уверены?

Молчание.

— Если не ошибаюсь, Рики, вы занимаетесь антиквариатом?

— Да.

— Выглядите неважно, вам больно говорить?

Он кивнул.

— Я быстро. Кто-то обошелся с вами очень жестоко. Да?

Он уставился в никуда.

— Насколько жестоко, Рики?

Он продолжал смотреть в пространство.

— Не слышу ответа, Рики. Почему вас истязали?

Молчание.

— Врачи говорят, у вас серьезные повреждения внутренних органов. Пробит кишечник, сильно повреждены нервы. Вам что, нет до этого никакого дела?

Ни слова в ответ.

— Я бы жутко расстроилась, случись со мной такое. А вы разве нет?

Ничего.

Она посмотрела на открытку.

— Жена прислала?

— Подруга.

— Вас не беспокоит, что, возможно, вы никогда больше не сможете заниматься с ней любовью? И что, быть может, до конца дней будете страдать недержанием?

Он наградил ее угрюмым взглядом.

— Вы подверглись жестокому нападению. Насколько я понимаю, у вас серьезные ректальные ожоги. Это так?

— Я… старушку… пальцем… не трогал… — произнес он тихим, страдальческим голосом.

— Так это из-за нее с вами так?

Он не ответил.

— Может, скажете, кто издевался над старой леди? И кто так поизмывался над вами?

— Никто надо мной не измывался.

— Мне сказали, что вам засунули в задний проход что-то очень горячее. А с учетом пробитого кишечника, вы просто счастливчик, что не умерли от сепсиса. Вас кто-то пытал?

Он покачал головой.

— Нет, я просто ремонтировал кое-что и случайно сел на включенный паяльник. Даже не знаю, как так вышло.

— Вы занимались ремонтом нагишом?

Он закрыл глаза.

— Хотите рассказать что-то еще?

Молчание.

Через десять минут врач и медсестра отдернули занавеску и сказали Белле, что пациенту нужно поспать.

Выйдя из больницы, она набрала номер Роя Грейса.

36

— Знаешь, что хуже всего? — пробормотал сквозь слезы Гленн Брэнсон.

Они сидели в дальней кабинке паба, неподалеку от Суссекской окружной больницы, и он пил уже вторую пинту.

— Что? — Рой Грейс обнял друга за плечи.

На столе перед ним стоял стакан с виски «Гленфиддиш». Пить бы и не следовало, как-никак он был на службе, и на вечер оставалась кое-какая работа, но бывают же исключения. Новость Гленна глубоко его потрясла.

— Сознавать, что утром Эри ждет вскрытие. — Он посмотрел на Грейса из-под потяжелевших век. — Мы ведь знаем, что это такое.

Слов не было, и Грейс только кивнул.

— Ее будут резать. Распилят череп, вынут мозг. Потом разрежут грудь и…

Он не договорил, всхлипнул.