Мертвые души

“Афанасий Васильевич”, сказал бедный Чичиков и схватил его обеими руками за руки. “О, если бы удалось мне освободиться, возвратить мое имущество. Клянусь вам, повел бы отныне совсем другую жизнь. Спасите, благодетель! [Далее начато: весь век молиться о вас] спасите”.

“Что ж могу я сделать? [Далее было: вы видите сами. Ведь это будет значить итти против закона] Я должен воевать с законом. Положим, если бы я даже и решился на это, но ведь князь справедлив, — он ни за что не отступит”.

“Благодетель, вы всё можете сделать. Не закон меня устрашит, я перед законом найду средства, но то, что [Далее начато: я бро<шен>] непов<инно> я брошен в тюрьму, что я пропаду здесь, как собака, и что мое имущество, бумаги, шкатулка… спасите”. Он обнял ноги старика, облил их слезами.

“Ах, Павел Иванович, Павел Иванович”, говорил старик Муразов, качая <головою>: “как вас ослепило это имущество. Из-за него вы и бедной души своей не слышите”.

“Подумаю и о душе, но спасите”.

“Павел Иванович”, сказал старик Муразов и остановился… “Спасти вас [Вместо “Спасти вас”: а. Оправдать вас; б. Помочь вам соверше<нно>] не в моей власти, вы сами видите. Но приложу старанье, какое могу, чтобы облегчить вашу участь и освободить. Не знаю, удастся ли это сделать, но буду стараться. Если же, паче чаянья, удастся, Павел Иванович, я попрошу у вас награды за труды: бросьте все эти поползновенья на эти приобретенья. Говорю вам по чести, что если бы я и всего лишился моего имущества, а у меня его больше, чем у вас, я бы не заплакал. Ей, ей, <дело> не в этом имуществе, которое могут у меня конфисковать, [у меня отнять] а в том, которого никто не может украсть и отнять. Вы уж пожили на свете довольно. Вы сами называете жизнь свою судном среди волн. У вас есть уже чем прожить остаток дней. Поселитесь себе в тихом уголке, поближе к церкви и простым, добрым людям, [Далее начато: Если] или, если знобит сильное желанье [или если у вас уже такое сильное желанье] оставить по себе потомков, женитесь на небогатой, доброй девушке, привыкшей к умеренности и простому хозяйству. [Далее начато: а. и право вы не; б. Вы право не пожалеете потом] Забудьте этот шумный мир и все его обольстит<ельные> прихоти. Пусть и он вас позабудет. В нем нет успокоенья. Вы видите: всё в нем враг, искуситель, или предатель”.

Чичиков задумался. Что-то странное, какие-то неведомые дотоле, незнаемые чувства, ему необъяснимые, [ему самому необъяснимые] пришли к нему. Как будто хотело в нем что-то пробудиться, что-то подавленное из детства суровым, мертвым поученьем, бесприветностью скучного детства, пустынностью родного жилища, бессемейным одиночеством, [Далее начато: бедностью] нищетой и бедностью первоначальных впечатлений, и как будто то, что <было подавлено> суровым взглядом судьбы, взглянувшей на него скучно, сквозь какое-то мутно-занесенное зимней вьюгой окно, хотело вырваться на волю.

“Спасите только, Афанасий Васильевич”, вскричал он: “поведу другую жизнь, последую вашему совету. Вот вам мое слово”.

“Смотрите же, Павел Иванович, от слова не отступитесь”, сказал Муразов, держа его руку.

“Отступился бы, может быть, если бы не такой страшной урок”, сказал вздохнувши бедный Чичиков и прибавил: “Но урок тяжел. Тяжел, тяжел урок, Афанасий Васильевич!”

“Хорошо, что тяжел. Благодарите за это бога. Ну, теперь… помолитесь. Я пойду стараться”. Сказавши это, старик вышел.

Чичиков уже не плакал, не рвал на себе фрака и волос. Он успокоился.

“Нет, полно”, сказал он наконец: “другую, другую жизнь! Пора в самом деле сделаться [Далее было: что за шатанье] порядочным. О, если бы мне как-нибудь только выпутаться и уехать хоть с небольшим капиталом, поселюсь вдали от [Не дописано. Далее начато: Если однако ж получу назад бумаги] А купчие?..” Он подумал: “Что ж? зачем оставить это дело, стольким трудом приобретенное? Больше не стану покупать, но заложить те нужно. Ведь приобретенье это стоило трудов. Это я заложу, заложу с тем, чтобы купить на деньги поместье. Сделаюсь помещиком, потому что тут можно сделать много хорошего”. И в мыслях его пробудились те чувства, которые овладели им, когда он был <у> Гоброжогло, и милая, при греющем свете вечернем, умная беседа хозяина о том, как плодотворно [Далее начато: для] и полезно занятье поместьем. Деревня так вдруг представилась ему прекрасною, точно как бы он в силах был почувствовать все прелести деревни.

“Глупы мы, за суетой гоняемся!” сказал он наконец. “Право, от безделья. Всё близко, всё под рукой, а мы бежим за тридевять <земель>. Чем не жизнь, если займешься хоть бы и в глуши? [а. Как в тексте; б. Над строкой начато исправление: “Труд, всё что ни случилось, всё оттого, что не был труд<олюбив>] Ведь удовольствие, [Далее начато: толь<ко>] действительно, в труде. Гоброжогло прав. И ничего нет слаще, [Далее начато: точно] как плод собственных трудов… Нет, займусь трудом, поселюсь в деревне, и займусь честно, не то что широмыжничая, так чтобы иметь доброе влиянье и на других. Что ж, в самом деле, будто я уже совсем негодный? У меня есть способности к хозяйству; [способности заняться хозяйством] я имею качества и бережливости, и расторопности, и благоразумия, даже постоянства. Стоит только решиться. [Далее начато: Чувствую что есть] Теперь только истинно и ясно чувствую, что есть какой-то долг, который нужно исполнять человеку на земле, не отрываясь от того места и угла, на котором он постановлен”. [Далее начато: И жизнь] И трудолюбивая [Далее начато: удаленная] жизнь, удаленная от шума городов и [всех] тех соблазнов, которые от праздности выдумал, позабывши труд, человек, [выдумал человек] так сильно стала перед ним рисоваться, что он уже почти позабыл весь ужас своего положения и, может быть, готов был даже возблагодарить провиденье за этот тяжелый <урок>, если только выпустят его и отдадут хотя часть… Но… [дверь отворилась] одностворчатая [дверь] его нечистого чулана растворилась, вошла чиновная особа Самосви<с>тов, эпикуреец, отличный товарищ, кутила и продувная бестия, как выражались о нем сами товарищи. В военное время человек этот наделал бы чудес. Его бы послать куда-нибудь пробраться сквозь непроходимые, опасные места, украсть [Далее начато: в виду са<мого>] перед носом у самого неприятеля пушку, — это его бы дело. Но за неименьем военного поприща, [Далее начато: а. подвизался на; б. вместо штатском; в. и на место дел, которыми бы; г. и на место подвигов, за которые был недаром украшен] на котором бы, может быть, он был честным человеком, он пакостил и гадил. Непостижимое дело! С товарищами он был хорош, никого не продавал [Далее начато: ни кому] и, давши слово, держал. Но высшее над собою начальство он считал чем-то вроде неприятельской батареи, сквозь которую нужно пробиваться, пользуясь всяким слабым местом, проломом или упущением…

“Знаем всё об вашем положении, всё услышали”, сказал он, когда увидел, что дверь за ним плотно затворилась. “Ничего, ничего. Не робейте: всё будет поправлено. Все станем [Все будем] работать за вас и — ваши слуги. Тридцать тысяч на всех — и ничего больше”. [Далее начато: “Как”, вскрикнул Чичиков: “думает<е>]

“Будто”, вскрикнул Чичиков: “и я буду совершенно оправдан?”

“Кругом! Еще и вознагражденье получите за убытки”.

“И за труд…”

“Тридцать тысяч. Тут уже всё вместе — и нашим, и генерал-губернаторским, и секретарю”.

“Но позвольте, как же я могу? Мои все вещи, шкатулка, всё это теперь запечатано, [теперь описано] под присмотром”.

“Через час получите всё. По рукам, что ли?”

Чичиков дал руку. Сердце его билось, и он не доверял, чтобы это было возможно.

“Пока прощайте. Поручил вам <сказать> наш общий приятель, что главное дело — спокойствие и присутствие духа”.

“Гм”, подумал Чичиков: “понимаю — юрисконсульт!”

Самосвистов скрылся… Чичиков, оставшись, всё еще не доверял словам, как не прошло часа [не прошло еще часа] после этого разговора, как была принесена шкатулка, бумаги, деньги — всё [Далее начато: что] в наилучшем порядке. Самосви<с>тов явился в качестве распорядителя, выбранил поставленных часовых за то, что небдительно смотрели, [Далее начато: приказал приставить еще покрепче] потребовал еще лишних солдат для усиленья присмотра, [Далее начато: взошел] взял не только шкатулку, [Далее начато: не только] но отобрал даже все такие бумаги, которые могли бы чем-нибудь компрометировать Чичикова; связал всё это вместе, запечатал и повелел самому солдату отнести немедленно к самому Чичикову в виде необходимых [Далее начато: для зак<люченных?>] ночных и спальных вещей. Так что Чичиков, вместе с бумагами, получил даже и всё теплое, что нужно было для покрытия бренного его тела. Это скорое доставление обрадовало его несказанно. Он возъимел сильную надежду, и уже начали ему вновь грезиться кое-какие приманки: [кое-какие вещи] вечером театр, плясунья, за которою он волочился. Деревня и [Далее было: мирная жизнь] тишина стали казаться бледней, город и [Далее начато: шумная] шум — опять ярче, ясней. О, жизнь!

А между тем завязалось дело размера беспредельного в судах и палатах. Работали перья писцов, и, понюхивая табак, трудились казусные головы, любуясь как художники крючко<ва>той строкой. [Вместо “трудились ~ строкой” было начато: трудились казусные головы. С чувством художника любуясь собственны<м>] Юрисконсульт, как скрытый маг, незримо ворочал всем механизмом. Всех опутал решительно, прежде, чем кто успел осмотреться. Путаница увеличилась. Самосвистов превзошел самого себя отважностью [Далее начато: распоряжен<ий>] и дерзостью неслыханною. Узнавши, где караулилась схваченная женщина, он явился прямо и вошел таким молодцом и начальником, что часовой сделал ему честь и вытянулся в струнку. “Давно ты здесь стоишь?” — “С утра, [Вместо “С утра” было: Четыре часа] ваше благородие”. — “Долго до смены?” — “Три часа, ваше благородие”. — “Ты мне будешь нужен. Я скажу офицеру, чтобы на место тебя отрядил другого”. — “Слушаю, ваше благородие”. И, уехав домой, [Далее начато: а. и уехал второпях; б. и уехав домой ни минуты не медля, сам нарядился жандармом] чтобы не замешивать никого и все концы в воду, сам нарядился жандармом, [Далее начато: прицепил усы, ба<кенбарды>] оказался в усах и бакенбардах, сам чорт бы не узнал. Явился в доме, где был Чичиков, схватил [Вместо “схватил” было: и схвативши] первую бабу, какая попалась, и сдал ее двум чиновным молодцам, докам тоже, а сам прямо явился в усах и с ружьем, как следует, к часовым: “Ступай <1 нрзб.>, меня прислал командир выстоять, наместо тебя, смену”. Обменился и стал сам с ружьем. [Обменился с часовым ружьем] Только этого было и нужно. В это время наместо прежней бабы очутилась другая, ничего не знавшая и не понимавшая. [Далее начато: и непонимавшую] Прежнюю запрятали куды-то так, что и потом не узнали, куда она делась. В то время, когда Самосвистов подвизался [Вместо “подвизался” было: а. работал; б. подвизался; в. воинствовал] в лице воина, юрисконсульт произвел чудеса на гражданском поприще: губернатору дал знать стороною, что прокурор на него пишет донос; жандармскому чиновнику дал знать, <что> секретно проживающий чиновник пишет на него доносы; секретно проживавшего чиновника уверил, что есть еще секретнейший чиновник, который на него доносит, и всех привел в такое положение, что к нему должны все были обратиться за советами. Произошла такая бестолковщина: [Далее было: Пошли в самом деле доносы на доносы] донос сел верхом на доносе, и пошли открываться такие дела, которых и солнце не видывало и даже такие, которых и не было. Всё пошло в работу и в дело: и кто [Далее начато: не рассу<ждал?>] незаконнорожденный сын, и какого рода и званья, у кого любовница, и чья жена за кем волочится. [Далее начато: Такая скандаль<ная>] Скандалы, соблазны и всё так замешалось и сплелось вместе с историей Чичикова, с мертвыми душами, что никоим образом нельзя было понять, которое из этих дел было главнейшая чепуха: оба казались равного достоинства. [Далее начато: Бедный князь Однозор<ов?>] Когда стали, [Когда начали] наконец, поступать бумаги к генерал-губернатору, бедный [Далее начато: Однозор<ов?>] князь ничего не мог понять. [Далее начато: Чиновник] Весьма умный и расторопный чиновник, которому поручено было сделать экстракт, [сделать извлечение] чуть не сошел с ума. Никаким образом нельзя было поймать нити дела. Князь был в это время озабочен множеством других дел, одно другого неприятнейших. В [Далее начато: губернии] одной части губернии оказался голод. Чиновники, посланные раздать хлеб, как-то не так распорядились, как следовало. В другой части губернии расшевелились раскольники. Кто-то пропустил между ними, что народился антихрист, который и мертвым не дает покоя, скупая какие<-то> мертвые души. Каялись и грешили и, под видом изловить антихриста, укокошили не-антихристов. [Далее начато: Мужики] В другом месте мужики взбунтовались против помещиков и капитан-исправников. Какие-то бродяги пропустили между ними слухи, что наступает такое время, что мужики должны <быть> помещики и нарядиться во фраки, а помещики нарядятся в армяки и будут мужики, [что мужики должны <быть> помещики, а помещики мужиками] и целая волость, не размысля того, что [Далее начато: а. если слишком; б. не над кем тогда быть помещиками, капит<ан->исправниками, если все станут капитан-исправники] слишком много выйдет тогда помещиков и капитан-исправников, отказалась платить всякую подать: нужно было прибегнуть к насильственным мерам. Бедный князь был в самом расстроенном состоянии духа. В это время [Далее начато: вошел к нему старик] доложили ему, что пришел откупщик. [Далее начато: Он приказал] “Пусть войдет”, сказал князь. Старик взошел.