Мертвые души

Сделавши свое дело относительно губернаторши, дамы употребили всевозможные усилия, чтобы склонить на свою сторону мужскую партию, утверждая, что мертвые души[Вместо “Сделавши ~ души”: Партия дамская утверждала, что мертвые души] решительная выдумка и употреблена только для того, чтобы отвлечь всякое подозрение и успешнее совершить похищение. Чтобы представить это осязательней и очевидней, они употребили какие-то особенные средства, им одним известные, против которых многие мужья никак не могли устоять, и пристали к их партии, несмотря на то, что подвергнулись сильным нареканиям со стороны своих же товарищей, обругавших их бабами и назвавших юбками, название, как известно, очень обидное для мужского пола. [Вместо “и успешнее ~ пола”: дабы успешнее совершить свое похищение. Дамы стали наступать очень решительно на мужей своих и, чтобы представить это осязательней и очевидней, употребили какие-то средства, им одним известные, так что некоторые мужья пристали тоже к их партии. Какие это средства, автор, сколько ни старался, никак не мог узнать, и убедился только в том, в чем давно уже убежден почти весь свет, т. е. что эта сторона человеческого рода — совершенная задача. И ему случалось видеть не мало мужчин очень не глупых и даже весьма бойких насчет проницательности и осмотрительности, но которые, однако ж, в этом случае пожимали только плечами и на лицах их выказывалось самое глупейшее выражение, какое когда-либо было видимо на человеческом лице. ]

В толковне мужской партии, которая, однако ж, была не многочисленна, ибо немного нашлось мужей, которые могли устоять против убеждений и разных средств, употребленных их супругами, в толковне мужской партии не было заметно той окончательности, стройности и отчетливости, как у дам; напротив, всё у них было в каком-то тумане и самых неопределенных формах. Похищение губернаторской дочери они называли явной выдумкой, вымышленной только для прикрытия какого-нибудь дела важнейшего; утверждали, что невозможно, чтобы Чичиков отважился на такое рискованное дело, неприличное ни чину, ни званию, дело более военное, нежели штатское. Что именно мертвые души хоть совершенная глупость и недостойная просвещения, но именно это должно обратить внимание. [Вместо “утверждали ~ внимание”: что невозможно, чтобы Чичиков, будучи так осмотрителен и приобревши такую наружность и солидность, свойственную средним летам, отважился бы на такое рискованное дело, что это неприлично ни чину его, ни званию, и вообще дело вовсе не штатское. ] Нужно знать, что в это время все обитатели города, и в особенности те, которые находились на службе и занимали почетные места, находились в каком-то чутком и нервическом состоянии. В их губернию назначен был новый генерал-губернатор, событие, как известно, приводящее губернию несколько в тревожное состояние. Совершенная неизвестность, каков-то будет новый начальник, будет ли он благонамерен к гг. чиновникам, и как он примет и каким образом возьмется — словом, редко кто в это время бывает совершенно покоен. И потому эти слухи, [И потому одни эти слухи] уже единственно потому только, что просто слухи, многих потревожили при мысли, что скажет новый генерал-губернатор, что в городе их носятся вот-де какие глупые слухи. [Вместо “что просто ~ слухи”: что слухи, должны были многих встревожить при одной мысли, что как покажется новому начальнику, что у них-де вот что в городе, вот какие слухи. ] Инспекор врачебной управы, неизвестно отчего, вдруг побледнел; ему представилось бог знает что, что под словом: мертвые души не разумеются ли больные, умершие в значительном количестве в лазаретах и других местах от повальной горячки, против которой не было взято надлежащих мер, и что Чичиков не есть ли нарочно подосланный чиновник из канцелярии генерал-губернатора для произведения тайного следствия. Он сообщил об этом председателю. Председатель отвечал, что это вздор и не может быть, но побледнел тоже при мысли, которая пришла внезапно сама собою в голову и выразилась таким вопросом: [а. побледнел тоже при мысли, которая пришла ему совершенно внезапно и мысль эта была такого рода: ] “Ну, что, если души, купленные Чичиковым, в самом деле мертвые, а он допустил совершить на них крепость, и дойдет это до сведения генерал-губернатора, что тогда?” Председатель крепко задумался. Слово мертвые души так раздалось неясно и неопределенно, что некоторые из занимавших правительственные места тоже задумались, подозревая, что нет ли здесь какого намека на скоропостижно погибшие и несколько поспешно погребенные найденные тела вследствие двух не так давно случившихся событий. Первое событие было с какими-то сольвычегодскими что-ли купцами, [Вместо “что под словом ~ купцами”: что Чичиков должен быть чиновник канцелярии генерал-губернатора, присланный для подробного разведывания, от каких случаев умерло в лазаретах и городских больницах столько людей, и почему не были приняты надлежащие меры против оказавшейся в прошлом году повальной горячки. Он сообщил это председателю. Председатель отвечал, что это вздор и не может быть, но побледнел тоже, вспомнив, что ведь он сам помогал в совершении: в его присутствии была совершена крепость на души, может быть, мертвые, и чту если это дойдет до генерал-губернатора. Слово мертвые души так было неясно, что правительствующие особы стали опасаться, чтобы не дошли как-нибудь до сведения два кое-какие небольшие происшествия. Первое с сольвычегодскими купцами, ] приехавшими в город на ярманку и задавшими после торгов пирушку приятелям своим устьсысольским купцам, пирушку на русскую ногу, с немецкими затеями: аршадами, [пирушку с аршадами] разными пуншами, бальзамом и пр., на которой пирушке, от удовольствия ли сердечного, или просто спьяна, уходили на смерть приятелей своих, устьсысольских купцов, хотя сии[несмотря на то, что сии] последние с своей стороны были также[были тоже] мужики дюжие и были одарены такими объемистыми кулаками, [мужики дюжие и имели такие объемистые кулаки] что устьсысольские приятели долго носили синяки на боках[на своих боках] и спинах. В деле своем купцы, впрочем, повинились, изъясняясь, что немного пошалили. Носились слухи, что будто бы при повинной голове они приложили каждый по пяти государственных; впрочем, дело слишком темное. Из учиненных следствий и выправок оказалось, что устьсысольские ребята умерли от угара, а потому так их и похоронили, как угоревших[оказалось, что умерли от угара, а потому похоронены, как угоревшие]. Другое происшествие, недавно случившееся, было следующее: казенные крестьяне сельца Вшивая-Спесь, соединившись с таковыми же крестьянами сельца Задирайлова тож, уконтропошили будто земскую полицию в лице заседателя какого-то Дробяжкина, что будто земская полиция, т. е. заседатель Дробяжкин, повадился уж чересчур часто ездить в их деревню, что в иных случаях стоит повальной горячки, а причина-де та, что земская полиция имел кое-какие слабости со стороны сердечной и поглядывал будто бы очень пристально на их баб и деревенских девок, наверное, впрочем, неизвестно, хотя в показаниях крестьяне выразились прямо, что земская полиция был-де блудлив, как кошка и что уже не раз они его оберегали и один раз даже выгнали нагишем из какой-то избы, куды он забрался. [слабости ~ стороны сердечной и подбирался, может быть, к женам и дочерям их, — наверное неизвестно, хотя в показаниях крестьян выражалось, что земская полиция был блудлив, как кошка. ] Конечно, земская полиция достоин был наказания за сердечные слабости, [за свои слабости] но мужиков как Вшивой-Спеси, так и Задирайлова тож нельзя было тоже оправдать за самоуправство, [но мужики как Вшивой-Спеси, так и Задирайлово тож достойны были также наказания за самоуправство] если только они действительно участвовали в убиении. Но дело было темно. Земскую полицию нашли на дороге, мундир или сертук на земской полиции был хуже тряпки, а уж физиогномии и распознать нельзя. Дело ходило по судам и поступило, наконец, в палату, где было рассужено в таком смысле: так как неизвестно, кто из крестьян именно участвовал, а всех их много, Дробяжкин же человек мертвый, стало быть, ему немного было в том проку, если бы он и в самом деле выиграл это дело, а мужики были еще живы, стало быть, для них весьма важно решение в их пользу, то вследствие того решено было так, что заседатель Дробяжкин был сам причиною, оказывая несправедливые притеснения мужикам сельца Вшивой-Спеси и Задирайлова тож, а умер-де он, возвращаясь в санях, от апоплексического удара. Оно, конечно, и просто, и очевидно; однако ж, неизвестно почему, чиновники начали думать, что не эти ли мертвые души разумеются в оных обоих происшествиях. Случись же так, что, как нарочно, в то время, когда гг. чиновники и без того находились в затруднительном положении, пришли к губернатору разом две бумаги. В одной из них содержалось, что, по дошедшим показаниям и донесениям, находится в их губернии делатель фальшивых ассигнаций, скрывающийся под разными именами, и чтобы немедленно было учинено строжайшее разыскание. Другая бумага содержала в себе отношение губернатора соседственной губернии о убежавшем от законного преследования разбойнике, и что, буде окажется в их губернии какой подозрительный человек, не предъявивший никаких свидетельствтов, то задержать его. Эти две бумаги сбили с последнего толка гг. чиновников. Конечно, они не могли даже и подумать, чтобы что-нибудь из этого могло относиться к Чичикову; однако ж, всякий как поразмыслил с своей стороны внутренне об этом предмете, как припомнили, что они еще не знают, кто таков на самом деле этот Чичиков, что он сам весьма неясно отзывался насчет своей личности, говорил, правда, что потерпел в службе за правду, да ведь всё это как-то темно. [А когда] вспомнили, что он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся на жизнь его, то задумались еще более: стало быть, жизнь его была в опасности; стало быть, его преследовали, стало быть, он же сделал что-нибудь такое… Да кто же он, в самом деле, такой? Конечно, нельзя думать, чтобы он мог делать фальшивые бумажки, а тем более разбойник: наружность он имеет весьма благородную и благонамеренную; поступки тоже с весом и осмотрительностию, ведет себя совершенно солидно и прилично и в обращении человек приятный во всех отношениях. Кто же бы, однако ж, он такой на самом деле? И вот, гг. чиновники задали себе теперь вопрос, который должны были задать вначале, т. е. в первой главе нашего романа. Они решились сделать еще несколько расспросов тем, у которых были куплены героем нашим души, чтобы хоть, по крайней мере, узнать, что это за покупка и что именно нужно разуметь под этими мертвыми душами, и не объяснил ли он кому, хоть, может быть, невзначай, хоть вскольз как-нибудь, настоящих своих намерений. [куплены героем нашим души, какого рода действительно была эта покупка, и не объяснил ли он как-нибудь каких-нибудь своих намерений. ] Прежде всего отнеслись к Коробочке, но тут почерпнули немного: купил-де за пятнадцать рублей, и птичьих перьев хочет тоже купить, [почерпнули немного: что купил-де за пятнадцать рублей, а что она сильно боится, не обманул ли он, потому что и птичьи перья хотел купить] и много всего накупить, и в казну сало ставит, и потому наверно плут, ибо уже был такой, который покупал птичьи перья и в казну сало поставлял, да обманул всех, у кого покупал, и протопопшу. Всё, что ни говорила она далее, [в казну сало ставит, то уж верно плут, руку набил бойко и потому наверное обманул ее. Все, что далее ни говорила она] было повторение почти того же, и чиновники увидели только, что Коробочка была просто глупая старуха. Манилов отвечал, что за Павла Ивановича всегда он готов ручаться, как за самого себя, что он бы пожертвовал всем своим имением, чтобы иметь сотую долю качеств Павла Ивановича, и отозвался вообще о нем в самых лестных выражениях, присовокупив несколько мыслей насчет дружбы и симпатии, уже с зажмуренными глазами. Мысли, конечно, удовлетворительно[в самых лестных выражениях, даже присовокупил к этому несколько мыслей ~ глазами, которые может быть очень удовлетворительно] объяснили нежное движение его сердца, но не объяснили чиновникам настоящего дела. Собакевич отвечал, что Чичиков, по его мнению, человек хороший, а что крестьян он ему продал на выбор, и народ во всех отношениях живой;[и народ совершенно здоров и жив] но что он не ручается за то, что будет вперед, что если они поумирают во время трудностей переселения в дороге, то это не его воля, а в этом властен бог, а горячек и разных смертоносных болезней есть на свете не мало, и бывают примеры, что вымирают-де целые[вымирают целые] деревни. Чиновники прибегнули еще к одному средству, не весьма благородному и чистому, но которое, однако ж, иногда употребляется, т. е. стороною, посредством разных лакейских знакомств, расспросить людей Чичикова, не знают ли они каких подробностей на счет прежней жизни и обстоятельств барина, но услышали тоже немного. От Петрушки услышали только запах жилого покоя, а от Селифана, что сполнял-де службу государскую, да надворный советник, да служил по таможне. У этого класса людей есть весьма странный обычай: если его прямо спросить о чем-нибудь, то он никак не вспомнит и не приберет всего в голову и даже просто ответит, что не знает. А вот если[А вот так если] о чем-нибудь другом спросить, так он ни с того, ни с другого и приплетет и расскажет даже много таких подробностей, которых и знать не захочешь. Все поиски, произведенные чиновниками, показали им только то, что они наверное никак не знают, что такое Чичиков, а что, однако же, Чичиков должен что-нибудь да быть непременно. Они положили потолковать сурьезно и окончательно об этом предмете и решить, по крайней мере, что и как им делать и какие меры предпринять. И для этого, чтобы решить всё это, предположено было собраться нарочно у полицмейстера, [положили, наконец, потолковать дельно и основательно и вместе с тем окончательно, что такое в самом деле Чичиков и как поступить в отношении к нему, и для этого положено было собраться у полицмейстера] уже известного читателям отца и благодетеля города.

ГЛАВА Х

Собравшись у полицмейстера, уже известного читателям отца и благодетеля города, сановники имели случай заметить друг другу, что они даже похудели от этих забот и тревог. В самом деле, назначение нового генерал-губернатора, и эти полученные бумаги такого сурьезного содержания, и эти, бог знает какие, слухи, всё это оставило заметные следы в их лицах, и фраки на многих[а. на них] сделались куды просторней. Всё подалось: и председатель похудел, и инспектор врачебной управы похудел, и прокурор похудел, и какой-то Семен Иванович, никогда не называвшийся по фамилии, но принимавший во всем живое участие и носивший на указательном пальце перстень, которой всякой раз давал рассматривать дамам, даже и тот похудел. Конечно, нашлись, как и везде бывает, люди не робкого десятка, которые не потеряли всегдашнего присутствия духа. Но их было всего один, два человека, да и здесь едва ли автор не обчелся. Почтмейстер один не терял почти никогда своего ровного и постоянного хладнокровного характера и в подобных случаях имел обыкновение говорить: “Знаем мы вас, генерал-губернаторов. Вас, может быть, три-четыре переменится. А я вот уже тридцать лет, судырь мой, сижу на одном месте”. На это обыкновенно замечали чиновники: “Хорошо тебе, шпрехен зи дейч, Иван Андреевич, у тебя дело почтовое, хлопот немного: принял да отправил экспедицию. Только разве что надуешь, заперши присутствие получасом раньше, да после возьмешь с опоздавшего купца за прием письма не в указанное <время>, да перешлешь, может быть, иную посылку даром. Тут, конечно, всякой будет святой. А вот, как у нас, как повадится чорт всякой день подвертываться тебе под руку, [как начнет всякой день подвертываться тебе под руку чорт] да соблазнять всяким мирским соблазном, что вот и не хочешь, кажется, а он сам сует в руку. Тут поневоле подашься. Тебе, конечно, с полу горя: [Тебе хорошо говорить] у тебя один сынишка, да и тот, бог весть, проживет ли еще, а здесь Прасковью Федоровну сподобил бог такою благодатью, — что ни год, то несёт: либо[Далее начато: сына, либо] Ивана, либо Машутку. Тут, брат, другое скажешь”. Так говорили чиновники; а можно ли, в самом деле, устоять против соблазна и чорта, об этом судить не авторское дело. В собравшемся на этот раз совете очевидно было заметно отсутствие той безделицы, которую в простонародьи называют толком. Вообще мы, русские, сказать правду, совсем не созданы ни для каких представительных заседаний. Во всех наших совещаниях, начиная от крестьянской мирской сходки до всех возможных ученых и других комитетов, пребывает препорядочная путаница, если только нет одного, который бы заправлял всем. [Право уж] Право, и сказать трудно отчего это, бог знает, может быть, уж народ такой. Только и удаются те совещания, которые составляются для того, чтобы покутить или пообедать, как-то: клубы и всякие [куды как веселые] воксалы на немецкую ногу. А при всем том готовность есть всякую минуту, пожалуй, на всё. Мы составим вдруг общества благотворительные, поощрительные и нивесть какие. Цель будет прекрасная, а чего-то нет. Может быть, это происходит оттого, что мы вдруг удовлетворяемся в самом начале и уже почитаем, что всё сделано. Например, затеявши какое-нибудь благотворительное общество для бедных и пожертвовавши значительные суммы, мы тотчас, в ознаменование такого похвального поступка, делаем обед всем первым сановникам города, разумеется на половину пожертвованных сумм. [пожертвованных денег] На остальные нанимается тут же для комитета великолепная квартира с отоплением и сторожами, а затем и остается всей суммы для бедных пять рублей с полтиною. Да и тут в распределении этой суммы еще не все члены согласны между собою, и всякой сует в получающие кандидаты какую-нибудь свою куму. [От начала главы до слов “свою куму” — автограф. ] Впрочем, собравшееся[Впрочем в собравшемся] ныне совещание было совершенно другого рода: [во-первых] оно образовалось [уже] вследствие необходимости и дело касалось вовсе не каких-либо посторонних бедных и, напротив, лично особ каждого из членов. [а. Вместо “и дело касалось ~ членов” начато: и члены его должны были действовать согласно и с равным рвением, потому что дело в равной степени было общее и в равной степени касалось каждого, казалось бы более здесь должно сохраниться согласия, более сохраниться] Само собою разумеется, что участие сильнее. Но не говоря уже о разногласиях, свойственных вообще всем советам, во мнениях собравшихся обнаружилась какая-то особенная нерешительность. Один говорил, что Чичиков делатель государственных ассигнаций, и потом сам прибавлял: “а может быть и не делатель”, другой утверждал, что Чичиков чиновник генерал-губернаторской канцелярии, и тут же присовокуплял “а, впрочем, чорт его знает, на лбу ведь не прочитаешь этого”. Против догадки, [что] не переодетый ли он разбойник, вооружились все. Нашли, что сверх наружности, которая сама по себе была уже благонамеренна, [которая была совершенно благонамеренна] в разговорах его ничего не было такого, которое бы показывало человека с буйными поступками. Вдруг почтмейстер, который оставался несколько минут погруженный в какое-то размышление, вследствие ли внезапного вдохновения, осенившего его, или чего иного, вскрикнул вдруг совершенно неожиданно: “Знаете ли, господа, кто это?” Голос, которым он произнес это, заключал в себе что<-то> такое[Начало главы “Собравшись ~ в себе что-то такое” — автограф, заменивший не сохранившиеся листы предыдущей редакции. Здесь автограф прерывается и продолжается основной текст рукописи, начало которого не согласовано с окончанием автографа. ] <твер?>дый и даже некоторым образом торжественный, произвел потрясение электрическое и заставил всех вскрикнуть в одно слово: а кто?

“Это, господа, сударь мои, никто другой, как капитан Копейкин”. А когда все спросили, кто же такой этот капитан Копейкин, то почтмейстер выразился так: “Так вы не знаете, кто таков капитан Копейкин?”

Все отвечали отрицательно. — “Капитан Копейкин”, сказал почтмейстер, открывши свою табакерку только в половину, из боязни, чтобы кто-нибудь из соседей не запустил туды своих пальцев, в чистоту которых он плохо верил, и даже приговаривал: “Знаем, батюшка, вы с пальцами своими наведываетесь в разные места, а табак вещь, требующая чистоты”. — “Капитан Копейкин”, повторил он, уже понюхавши табаку, встряхнувши рукой и потом щелкнувши пальцем: [понюхавши табаку и встряхнувши пальцами с небольшим прищелком] “да вить это, если рассказывать вам, так это выдет т. е. презанимательная даже для писателя какого-нибудь эдакая, понимаете, поэма целая”.

Все присутствующие изъявили желание узнать эту историю или, как выразился почтмейстер, презанимательную для писателя целую поэму, и почтмейстер начал так. [Вместо “презанимательную ~ начал так”: для писателя целую поэму. ]

ПОВЕСТЬ О КАПИТАНЕ КОПЕЙКИНЕ

“После кампании 12-го года, сударь ты мой”, — так начал почтмейстер, несмотря на то, что в комнате сидел не один сударь, а целых шестеро, “после кампании двенадцатого года вместе с раненными прислан был и капитан Копейкин. Там под Красным, или под Лейпцигом что ли, только, сударь, вы можете себе представить, ему оторвало и руку и ногу. Ну, тогда еще не сделано было насчет раненных никаких знаете эдаких распоряжений. Этот какой-нибудь инвалидный капитал был уже заведен, можете вообразить себе, гораздо после. Капитан Копейкин видит: нужно работать бы — только рука-то у него, понимаете, левая. Наведался было домой к отцу: отец говорит: “мне нечем тебя кормить; я, можете представить себе, сам едва достаю хлеб”. Вот мой капитан Копейкин решился отправиться, сударь мой, в Петербург, чтобы просить государя, что не будет ли какой монаршей милости, что вот мол так и так, в некотором роде так сказать, жизнью жертвовал…[что вот мол проливал кровь, не щадил жизни…] Ну, там как-то знаете с обозами или фурами казенными, — словом, сударь мой, дотащился он кое-как[дотащился кое-как] до Петербурга. Ну, можете представить себе, эдакой, какой-нибудь, т. е., капитан Копейкин и очутился вдруг в столице, [в эдакой столице] подобной которой, [которой подобной] так сказать, нет в мире. Вдруг перед ним свет, эдакое, так сказать, некоторое поле жизни, и при том в таком большущем колиберу. [Вместо “Вдруг ~ колиберу”: Свет, или поле жизни так сказать, некоторое вдруг перед ним такого большого колиберу. ] Как сказочная Шахеразада, понимаете, эдакая. Вдруг какой-нибудь эдакой, можете себе представить, Невский проспект, или там, знаете, какая-нибудь Гороховая, чорт возьми, или там эдакая какая-нибудь Литейная. Там шпиц эдакой какой-нибудь, понимаете, в воздухе; мосты там висят эдаким чортом, можете представить себе, без всякого т. е. прикосновения — словом, [“словом” вписано. ] Семирамида, сударь мой, да и полно. Понатолкался было насчет квартиры, только всё это кусается страшно: гардины, шторы, понимаете, ковры, Персия такая — ну просто, [Понатолкался было там, где попроще, чтобы, понимаете, нет ли эдакой какой квартирки — только всё это кусается, так сказать, страшно: зеркала, можете себе представить, вдвое выше росту человечья, ковры — Персия такая словом, сударь мой, ] идешь т. е. по улице, а уж нос твой так вот и слышит, что пахнет тысячами. А у моего капитана Копейкина весь ассигнационный банк, понимаете, состоит из каких-нибудь четырех синюх. [А у моего капитана Копейкина всего капиталу какие-нибудь четыре синюхи, понимаете. ] Ну как-то там приютился в Ревельском трактире за рубль в сутки; обед — щи эдакие, кусок[обед там: какие-нибудь эдакие щи, да кусок] битой говядины. Ну, заживаться, видит, нечего, [Ну, заживаться нечего] на другой же день решился итти к министру. [итти к министру и просить лично] А государя, нужно вам знать, в то время [можете представить себе] еще не было в столице. Войска, [понимаете] можете себе представить, еще не возвращались из-за границы. Копейкин мой еще с утра поскреб кое-как левой рукой бороду — платить цирюльнику, [понимаете] всё это составит в некотором роде счет, — натянул мундиришку свою, на деревяжке[Войска-то, знаете, и там всё прочее — это было еще в Париже. Копейкин мой чуть утро, присел, поскреб там эдак как-нибудь, понимаете, себе бороду, как мог, левою рукою, царапнул щеткою мундир и на костылях как был или на деревяжке] отправился, можете вообразить себе, к министру. Расспросил у будошника квартиру. “Вот”, говорит, указал ему дом[Расспросил квартиру. Дом там какой-нибудь эдакой] на Дворцовой набережной — избенка, понимаете, мужичья. Стеклыща в окнах, можете себе представить, [двух] полторасаженные зеркала, бронзы, галантереи металлические. [Стеклыща там в окнах, можете себе представить, оттопырились, всё это цельное, галантереи да бронзы. ] Какая-нибудь ручка у дверей, что нужно забежать прежде в мелочную лавочку, да купить на грош мыла, да прежде часа два тереть руки, да потом уже разве решишься ухватиться за нее [рукою]. Гебены, лаки везде, сударь мой. Ну, в некотором роде, так сказать, просто ума помраченье. [разве решишься взяться за эту ручку. Гебены, лаки, можете вообразить себе, чорт возьми всё это такое; солнцы такие, сударь ты мой, что, просто, вот как сова т. е. похлопывает глазами. ] Один щвейцар уже смотрит генералиссимусом: вызолоченная булава, в лице графская физиогномия, как откормленный[Вместо “Один ~ откормленный”: Швейцар это, чорт побери, генералиссимус какой-нибудь, булава-то у него вызолоченная, в добрый арбуз величиною. Физиономия эдакая графская как откормленный а. Швейцар это, чорт побери, генералиссимус какой-нибудь, булава-то у него вызолоченная, в добрый арбуз величиною, в физиономии у него идет целый граф, просто <?> откормленный] жирный мопс какой-нибудь, батистовые воротнички канальство… Копейкин мой встащился кое-как, можете вообразить себе, с своею деревяжкою в приемную, прижался[прижался, знаете] кое-как в уголку; чтобы не толкнуть локтем, можете себе представить, какую-нибудь Америку или Индию, раззолоченную, понимаете, фарфоровую вазу [какую-нибудь]. Ну, можете представить сами, что он настоялся там вдоволь, [Над строкой надписано карандашом: разумеется, что он там настоялся некоторым образом вдоволь] потому что пришел в такое время, когда министр, в некотором роде, едва поднялся, так сказать, с постели, и камердинер может быть поднес ему какую-нибудь серебряную лоханку для разных, понимаете, умываний эдаких. [чтобы не толкнуть как-нибудь локтем какую-нибудь там Америку или Индию, эдакую, понимаете, раззолоченную фарфоровую вазу. Ну, он настоялся там себе вдоволь, потому что, может быть, пришел в такое время, что министр, можете представить себе, едва поднялся с постели, и камердинер еще, может быть, поднес только ему какую-нибудь серебряную лоханку. ] Ждет мой Копейкин часа четыре, [Над строкой надписано карандашом: два] как вот входит, наконец, адъютант или там другой, понимаете, чиновник: “Министр”, говорит, “сейчас выйдет в приемную”. А в приемной уж, понимаете, народу [битком набито] бездна, как бобов на тарелке, пятиклассные, а кое-где торчат даже и толстые золотые макароны, видны и эполеты. Генералитет. Наконец, министр выходит. Ну, подошел к одному, к другому: [как вот адъютант министра говорит: “Сейчас министр выйдет в приемную”, а в приемной уж народу: и пятиклассные, а у иных, понимаете, и эполеты с золотыми толстыми макаронами. Вот министр, наконец, выходит. К тому, к другому: ] “зачем вы, что вам угодно”, наконец, к Копейкину. Копейкин, собравшись с силами: “так и так, ваше высокопревосходительство, проливал, в некотором роде, кровь, лишился, так сказать, руки и ноги, [проливал кровь, лишился руки и ноги] работать не могу, осмелился просить монаршей милости”. Министр видит, человек на деревяжке, и правый рукав пустой пристегнут к мундиру. “Хорошо, говорит, понаведайтесь на днях”. Вот, сударь мой, не прошло четыре или пять дней, мой Копейкин является опять. “А”, говорит министр: “я вам ничего не могу другого сказать, как только то, что вам нужно ожидать приезда государя. Тогда без сомнения будут сделаны какие-нибудь распоряжения насчет раненых, а без монаршей я, так сказать, воли ничего не могу сделать”. Поклон, понимаете, и прощайте. Копейкин мой, [понимаете] можете вообразить себе, вышел в этаком в некотором роде в положении сомнительном. Не зная, так сказать, ожидать или не ожидать чего. Думает, хотя бы уж наверно что-нибудь. [Жить видит] Жить, можете представить, становится труднее, труднее. Ну, думает себе, что будет, то будет, пойду опять к министру: “Как хотите, ваше высокопревосходительство, последний кусок доедаю, не поможете, должен умереть в некотором роде с голода”.[“А, говорит министр ~ с голода” вписано на полях. ] Говорят: “нельзя, приходите завтра; министр не принимает”. На другой день тоже, а швейцар на него просто и смотреть не хочет. У моего Копейкина всего на всего остается какой-нибудь полтинник; то бывало едал щи, да говядины кусок, а теперь в лавочке возьмет какую-нибудь эдакую селедку или огурец соленый, да хлеба на два гроша — словом, можете представить себе, голодает бедняк, [словом голодает бедняк мой страшно] а между тем аппетит просто волчий. Проходит мимо эдакого какого-нибудь ресторана, повар там, собака, можете себе представить, иностранец; белье на нем чистейшее голландское, [повар там, белье на нем, понимаете, эдакое чистое, ] работает котлетки с трюфлями. Ну, [словом] разсупе деликасет такой, что вот просто себя, то есть, съел <бы> от аппетита. [котлетки с трюфлями всё эдакое это разсупе деликасет, как говорится…] Пройдет ли мимо Милютинских лавок, там из окна выглядывает какая-нибудь эдакая семга, вишенки по пяти рублей штучка, арбуз громадище, просто карета какая-нибудь эдакая лежит и, так сказать, ищет, нет ли где дурака, который бы заплатил сто рублей. Словом, на всяком шагу соблазны такие. У моего кап<итана> Копейкина текут слюнки, а он слышит между тем всё завтра. Так вот представьте положение-то, понимаете, его какое: тут с одной стороны, можете вообразить, у него семга[арбуз там эдакой; у него только, можете себе представить, текут слюнки, а он слышит между тем всё завтра. Тут, понимаете, семга; а. арбуз там эдакой страшилище, карета просто глядит из окна и в некотором роде как будто ищет, нет ли где дурака, который бы заплатил сто рублей. Словом, на всяком шагу это такие соблазны. У моего кап<итана> Копейкина текут слюнки, а он слышит между тем всё завтра. Так положение-то понимаете его какое. Тут понимаете семга] и арбуз, а ему подносят всё одно и то же блюдо — завтра. Наконец, сделалось бедняге, так сказать, в некотором роде не в терпеж. Решился: что-то будет, то будет, одним словом, итти еще раз к министру. Дождался у подъезда, не пройдет ли еще[Вместо “Наконец ~ не пройдет ли еще”: Копейкин мой решился итти на пролом. Дождался у подъезда, не будет ли еще] какой проситель и там с каким-то, понимаете, генералом проскользнул со своей деревяжкой в приемную. Министр-то уж его узнал вдруг. “Ну, говорит, для вас теперь ничего нельзя сделать. Нужно ожидать приезда государя; тогда, говорит, без сомнения, составится какой-нибудь комитет насчет раненных”. “Но, помилуйте, ваше высокопревосходительство, у меня нет куска хлеба; я проливал, можете себе представить, кровь, лишился руки и ноги…” Только министр, сударь мой, или был занят, или уж он точно надоел ему: “Ступайте, говорит; вас много, говорит, есть таких; ищите средства помочь себе сами”. — “Помилуйте, говорит мой Копейкин, как же я могу помочь себе, не имея ни руки, ни ноги” он то хотел прибавить: “а носом и подавно ничего не сделаешь; только разве, что высморкаешься, да и для того нужно купить платок”. Только министр, сударь мой, начал, можете себе представить, сердиться. “Ступайте же, говорит, или вас выведут!” А мой Копейкин, голод-то, знаете, пришпорил его: “Как хотите, ваше высокопревосходительство, не сойду, говорит, с места до тех пор, покамест не дадите надлежащей резолюции”. И министр, сударь мой, вышел из себя <1 нрзб.>, можете себе представить, еще может быть <1 нрзб.> в летописях, так сказать, не было, чтобы какой-нибудь осмелился так говорить с министром;[вышел из себя. Противоречий он, знаете, почти не слыхал никогда] чиновный там у него народ, можете себе представить, всё это на подобострастии. “Грубиян!” закричал он: “где фельдъегерь? позвать фельдъегеря. Препроводить его, говорит, с фельдъегерем на место жительства”.[На полях запись карандашом: “Ну, говорит, ведь я вам сказал, что ожидать; зачем вы явились опять?” — “Помилуйте, ваше высокопревосходительство, не имея, так сказать, руки, некоторым <образом>, куска хлеба нет”. Ну министр <нрзб.> ему говорит <нрзб.> он говорит ступайте, ступайте. Я не могу для вас ничего сделать. Не имею на этот счет никакого указания. Ожидаите <нрзб.>, а покамест ищите сами себе пом

Но, ваше высокопревосходительство, можете представить себе в некотором роде сами, как мне помочь себе Дальше несколько строк не поддаются прочтению. ] А фельдъегерь уж там, понимаете, и стоит: трех-аршинный мужичина какой-нибудь, ручища у него, понимаете, уж так натурой устроена для ямщиков, дантист эдакой. Вот его, раба божьего, схватили, сударь мой, да в тележку с фельдъегерем. Ну, Копейкин думает, по крайней мере, не нужно платить прогон, спасибо и за то. Вот он, сударь мой, едет на фельдъегере. Да едучи на фельдъегере, в некотором роде, так сказать, рассуждает сам себе: [“спасибо ~ сам себе” вписано карандашом на полях. ] “Хорошо, говорит, когда ты сам, говорит, советывал[Над строкой карандашом: Министр сам наконец Далее не поддается прочтению. ] поискать самому средств, хорошо, говорит, я, говорит, найду средства”. Ну уж как только его доставили на место и куды именно привезли, ничего этого неизвестно. Так, понимаете, и слухи об капитане Капейкине канули в реку забвения, в какую-нибудь эдакую Лету, как называют поэты. Но только позвольте, господа, вот тут-то, можно сказать, и начинается, так сказать, нить романа. Итак, куда делся Копейкин неизвестно, но не прошло, [Вместо “Так, понимаете ~ не прошло”: Только, сударь мой, не прошло] можете представить себе, двух месяцев, как появилась в Рязанских лесах шайка разбойников и атаман-то этой шайки был, сударь мой, никто другой, как наш капитан Копейкин. Набрал там из разных беглых солдат, некоторым образом, [можно сказать] банду целую. [из разных беглых солдат шайку престрашную. ] Это было, можете себе представить, тотчас после войны: всё это привыкло, знаете, к распускной жизни, всякому жизнь — копейка, забубенная везде жизнь, хоть трава не расти; словом, сударь мой, у него просто армия [какая-нибудь].[Вместо “копейка ~ [какая-нибудь]”: копейка — словом ~ просто полк целый] По дорогам никакого проезда нет, и всё это, понимаете, собственно, так сказать, устремлено на одно только казенное. [понимаете устремлено больше на казенное. ] Если проезжающий по какой-нибудь, т. е. своей надобности — ну, спросит только, зачем — да и ступай своей дорогой. А как только какой-нибудь фураж казенный, провиянт или деньги, словом, [можете себе представить] всё, что носит, так сказать, имя казенное, спуску никакого. Ну, можете себе представить, казне изъян ужасный. Услышит ли, что в деревне какой-нибудь казенной близко уже платить[провиянт или деньги, казна — спуску никакого. Словом, казне изъян ужасный. Это еше не всё: как только услышит, что в деревне какой-нибудь казенной мужикам близко уже платить] казенный оброк, он уж там. Требует тот же час к себе, в некотором роде, старосту: [Вместо “Требует ~ старосту”: Где староста?] “Подавай, брат, казенные оброки и подати”. Ну, мужик видит, эдакой безногий чорт, на воротнике-то у него, понимаете: жар-птица, [на воротнике-то у него жар-птица] красное сукно — пахнет, [это пахнет] чорт возьми, оплеухой. “На, батюшка, вот тебе, отвяжись только”. Думает: уж верно какой-нибудь капитан-исправник, а может быть [еще] и того еще хуже. [Думает: уж какой-нибудь капитан-исправник. ] Только, сударь мой, деньги он, понимаете, примет как следует и тут же крестьянину пишет расписку, чтоб некоторым образом их оправдать, чтобы крестьянину чего-нибудь не досталось, понимаете, что вот принял[пишет расписку, чтоб их оправдать, что вот принял] — мол все казенные подати сполна такой-то капитан Копейкин, и еще приложит и печать свою. Словом, сударь мой, где только есть какой-нибудь казенный профит, он грабит, т. е. на пропалую. Посыланы были несколько раз команды изловить его, но Копейкин мой и в ус не дует. [изловить его, только куды, батюшка, Копейкин мой ничего не боится. ] Голодеры, понимаете, собрались всё такие. [Голодеры, понимаете, всё такие с ним. ] Но, наконец, может быть, испугавшись сам, видя, что дело, так сказать, заварил не на шутку <?>, и что преследования ежеминутно усиливались, а, между <тем>, что деньжонок у него[испугавшись действительно усиленных преследований, а может быть, понимаете, и то, что денег у него] капиталец набрался порядочный, он, он сударь мои, за границу, и за границу прямо, [он вдруг ушел, сударь мой, за границу и прямо] можете представить себе, в Соединенные Штаты, и пишет оттуда, сударь мой, письмо к государю красноречивейшее, какое только можете вообразить; в древности Платоны[в древности и Платоны] и Демосфены какие-нибудь — всё это, можно сказать, тряпка, [всё это тряпка] дьячек в сравнении с ним. “Не подумай, государь, говорит, чтоб я того, и того, и того…” Круглоту периодов, понимаете, запустил такую… “Необходимость, говорит, была причиною моего поступка; проливал кровь, не щадил, некоторым образом, жизни, [Необходимость, говорит, причина; проливал кровь, жизни т. е. не щадил, ] и хлеба, как бы сказать для пропитания, нет теперь у меня. Не наказуй, говорит, моих сотоварищей, потому что они невинны, ибо вовлечены, так сказать, собственно[ибо вовлечены собственно] мною. А скажи лучше монаршую свою милость, чтобы впредь, т. е. если там[т. е. как там] попадутся раненые, так чтобы, примером, за ними эдакое, можете себе представить, смотрение”.[так чтобы за ними эдакое какое-нибудь смотрение. ] Словом, красноречиво необыкновенно. Ну, государь, понимаете, был, так сказать, тронут. [Ну, государь, т. е. вы можете себе представить, был, так сказать, тронут] Действительно, его монаршему сердцу было прискорбно, что человек, так сказать, точно был доведен <до> последней крайности. Он дал[было прискорбно. Он дал] немедленно же повеление, чтобы больше не преследовать виновных, а строжайшее предписание составить комитет исключительно с тем, чтобы заняться улучшением участи всех, т. е. раненых, и вот это именно была причина, сударь мой, что таким образом положено основание инвалидному капиталу, обеспечившему, можно сказать, теперь раненых совершенно. [“совершенно” вписано. ] Так вот кто, сударь мой, этот капитан Копейкин. Теперь я полагаю, что он в Соединенных Штатах денежки прожил, да вот и воротился к нам, чтобы, понимаете, еще каким-нибудь образом попробовать, что не удастся ли какое-нибудь в некотором роде новое[какое-нибудь, так сказать, новое] предприятие”.

“Только позволь, Иван Андреевич”,[Иван Григорьевич] сказал на это полицмейстер: “ведь капитан Копейкин, ты сам сказал, без руки и без ноги, а у…”

Почтмейстер вскрикнул и хлопнул[Почтмейстер хлопнул себя] со всего размаху рукой по лбу, назвавши себя публично при всех телятиной. Он не мог понять, как подобное обстоятельство не пришло к нему в начале [речи] повести, и сознался, что совершенно справедлива пословица, говорящая, что русский человек задним умом крепок. Однако ж, минуту спустя он тут же начал хитрить и пробовал вывернуться, говоря, что, впрочем, [Вместо “назвавши ~ впрочем”: и назвал себя при всех телятиной, но однако ж после небольшого размышления прибавил, что] в Англии очень усовершенствован механизм и механика, что[и что] видно по газетам, как изобрел один деревянные ноги такого роду, что при одном прикосновении к незаметной пружинке уносили эти ноги человека бог знает в какие места.

Все, однако же, очень усумнились, чтобы Чичиков был никто другой, как капитан Копейкин, и нашли, что почтмейстер хватил уже[Вместо “Все ~ уже”: Но во всем этом предположении, будто бы Чичиков был никто другой, как капитан Копейкин, чиновники очень усумнились, и нашли, что это уже было] слишком далеко. Впрочем, они с своей стороны тоже не ударили[Впрочем, нечего сказать, они с своей стороны не ударили] лицом в грязь и, наведенные остроумною догадкой почтмейстера, заехали едва ли не далее. [Вместо “заехали ~ далее”: хватили даже еще подалее. ] Из числа многих в своем роде[в своем роде, конечно, ] сметливых предположений было, наконец, одно, странно даже и сказать, что не есть ли[было, наконец, одно такое, что, признаюсь, я думаю, не лучше ли будет не говорить о нем. Читатель без сомнения скажет, что автор солгал, но это было действительно так. Было предположение, что не есть ли] Чичиков переодетый Наполеон, что англичанин издавна завидует, что, дескать, Россия так велика и обширна, что даже несколько раз и карикатуры выходили, где русский изображен разговаривающим с англичанином, а англичанин стоит и сзади держит на веревке собаку, и что под этой собакой разумеется Наполеон. Смотри, мол, говорит, вот только что-нибудь не так, так я на тебя сейчас выпущу эту собаку; и что вот теперь они, может быть, и выпустили его с острова Елены; так вот и пробрался теперь в Россию, представляя вид, [“представляя вид” вписано. ] будто бы Чичиков, а в самом деле вовсе не Чичиков.

Конечно, поверить этому чиновники не поверили, а впрочем, однако ж, призадумались и, рассматривая это дело каждый про себя, нашли, [однако ж, так как будто бы и позадумались и как начали рассматривать это дело каждый про себя, то нашли] что лицо Чичикова, если он поворотится и станет боком, очень сдает на портрет Наполеона. Полицмейстер, который служил в кампании двенадцатого года и лично видел Наполеона, не мог тоже не сознаться, что ростом он никак не будет выше Чичикова и что окладом своей фигуры Наполеон тоже нельзя сказать, чтобы слишком толст, однако ж и не так, чтобы тонок. Автор должен обратиться к читателю: он, право, не знает, как ему быть, [он почти] и уверен, читатель назовет это невероятностью. Сказать откровенно, [Далее начато: ему это казалось тоже] он с своей стороны считает это невероятным, но, как нарочно, всё это была совершенная правда, и тем более еще изумительно, [Вместо “Автор ~ изумительно”: Автор вновь обращается к читателю и не знает сам, как изъяснить ему затруднительность собственного положения, чувствуя внутренне, что подает все причины почитать это за ложь, но, действительно, всё это была совершенная правда, и еще тем более ему самому кажется это удивительным] что самый город был не так далеко от обеих столиц. Впрочем, нужно помнить, что это происходило не так давно после достославного изгнания французов. В это время все наши помещики, чиновники, сидельцы, купцы и всякой грамотный и даже неграмотный народ сделались, по крайней мере, на целые восемь лет политиками заклятыми. Московские ведомости и Сын Отечества зачитывались немилосердно, доходя к последнему чтецу в кусочках, негодных ни на какое употребление. [и доходили к последнему чтецу в таких кусочках, что даже нельзя было ни на что употребить их. ] И вместо вопросов: “Почем, батюшка, продали мерку овса? как воспользовались[воспользовались ли вы] вчерашнею порошей?” говорили: “А что пишут в газетах, не выпустили ли опять Наполеона из острова св. Елены?” Купцы особенно этого сильно опасались, ибо верили совершенно в предсказание одного пророка, уже три года сидевшего в остроге. Пророк пришел неизвестно откуда в лаптях и нагольном тулупе, страшно отзывавшемся тухлою рыбой, и возвестил, что Наполеон есть антихрист и что теперь держится на каменной цепи, но после разорвет цепь[“и что теперь ~ цепь” вписано. ] и должен, наконец, овладеть всем миром. Пророк за предсказанье попал, как следует, в острог, но, тем не менее, дело сделал и смутил совершенно купцов. Долго еще, во время самых даже прибыточных сделок, купцы, отправляясь в трактир запивать их чаем, поговаривали об антихристе. Многие из чиновников и благородного дворянства невольно подумывали тоже об этом и, зараженные мистицизмом, который, как известно, был тогда в большой моде, видели в каждой букве, из которых было составлено слово Наполеон, какое-то особенное значение. Многие открыли даже в нем апокалипсические цифры. Итак, еще в этом не было слишком много удивительного, что чиновники задумались на время над этим пунктом. [“Пророк за предсказанье ~ пунктом” вписано на полях. ] Впрочем, господа[Но господа] чиновники заметили скоро сами, что воображение их чересчур уже рысисто, что это уже слишком далеко, а нужно сурьезно подумать о том, что поближе. Думали, думали, толковали, толковали и, наконец, решили, что не худо бы еще расспросить хорошенько Ноздрева, так как он первый вынес историю о мертвых душах, и притом, как видно из его слов, был в тесных отношениях с Чичиковым; может быть, даже знает кое-что из обстоятельств его жизни, то попробовать еще, что скажет Ноздрев.

Странные люди эти господа чиновники, а вслед за ними вообще и все другие звания. Ведь очень хорошо знали, что Ноздрев лгун, что ему нельзя верить ни в одном слове, ни в самой безделице, а между тем, именно прибегнули к нему. Поди ты, сладь с человеком! Не верит в бога, а верит, что[а верит в то, что] если чешется переносье, то, верно, скоро умрет. Пропустит мимо создание поэта, ясное, стройное, всё проникнутое чудным согласием и высокою мудростию простоты, [Вместо “пропустит ~ простоты”: Стройное ж ясное совершившееся в младенческой простоте создание поэта он пропускает мимо, ] а бросится именно на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, [напутает, нагородит, наплетет, ] выломает, изломает природу — это ему понравится, и он пойдет кричать: “Вот оно, вот настоящее знание тайн сердца!” Всю жизнь не ставит в грош докторов, а кончится тем, что обратится, наконец, к шарлатану или, еще лучше, выдумает сам какой-нибудь декокт из нивесть какой дряни, которая, бог знает почему, вообразится ему именно средством против его болезни. Конечно, можно отчасти извинить господ чиновников действительно затруднительным их положением. Утопающий говорят, и за маленькую щепку хватается, и у него нет в это время рассудка подумать, что ведь на щепке может разве только прокатиться верхом муха, а в нем весу, слава богу, без малого четыре пуда. [Далее над строкой запись: [так что куды-то ему поместить на щепке] вряд ли двух вершковая шестисаженная <?> доска <?>, однако ж хватается и за щепку. ] Так и упомянутые нами господа ухватились, наконец, и за Ноздрева. [Вместо “Так ~ Ноздрева”: Ухватились и за Ноздрева. ] Полицмейстер в ту ж минуту написал к нему записочку пожаловать на вечер, и квартальный в ботфортах, [и квартальный в бакенбардах] с привлекательным румянцем на щеках, побежал в ту ж минуту, придерживая шпагу, в прискочку, на квартиру Ноздрева. Ноздрев был занят важным[занят в это время очень важным] делом: целые четыре дни уже не выходил он из комнаты, не впускал никого и получал[не выходил из <комнаты> и получал] обед из маленького окошка, словом, даже исхудал. Дело требовало [точно] большой внимательности: оно состояло в подбирании из нескольких десятков дюжин карт одной талии, но самой меткой, на которую бы можно было понадеяться, как на вернейшего друга. Работы оставалось еще, по крайней мере, на две недели. Во всё продолжение этого времени Порфирий[Вместо “Дело ~ Порфирий”: Это важное дело состояло в подбирании карт из нескольких колод и должно было занять, по крайней мере, две недели, в продолжении которых Порфирий] должен был чистить пуп меделянскому щенку особенной[небольшой] щеточкой и мыть его беспрестанно три раза на день мылом. [и мыть его в каком-то рассоле. ] Прежде всего Ноздрев отправил квартального к чорту, но когда начитал в записке городничего, что может быть даже для него пожива, потому что на вечер ожидают еще одного какого-то новичка, то смягчился. Запер комнату[Вместо “то смягчился. Запер комнату”: Последнее так показалось ему заманчиво, что он комнату] ту же минуту на ключ и, одевшись как попало, отправился к ним. Показания и свидетельства Ноздрева оказались опять яркая противоположность пояснениям господ чиновников. Это был решительно человек, для которого не существовало сомнения вовсе, и сколько у них было шаткости, [и робости] нерешительности, столько у этого уверенности и решительности. Он отвечал на все пункты, даже и не заикнувшись. Объявил, [Показания и свидетельства Ноздрева не могли успокоить их уже потому, что сколько вообще с их стороны было нерешительности и сомнения, столько, напротив, у него уверенности и смелости. Он отвечал решительно на все совершенно пункты, ни один раз не заикнувшись. Он объявил] что и мертвых душ он ему продал на несколько тысяч даже рублей. На вопрос, не шпион ли он какой-нибудь[Над строкой вписано после слов: и мертвых душ: “он точно накупил Чичиков, несомненно, даже он ему точно продал, что он готов совершенно всё продать] и старается втайне кое-что разведывать, Ноздрев отвечал, что шпион, что и в школе, где он с ним вместе учился, его называли фискалом и что за это его товарищи, а в том числе и он, несколько его поизмяли, так что ему нужно было после того поставить около 400 пиявок к одним вискам, то есть, он хотел было сказать: около сорока, но уж четыреста как-то само собою. [“он хотел ~ само собою” вписано. ] На вопрос, не делатель ли он фальшивых бумажек, он отвечал, что делатель, и при этом случае рассказал анекдот[и рассказал даже при этом случае анекдот] про необыкновенную ловкость Чичикова: как, узнавши, что в доме находилось на два миллиона фальшивых ассигнаций, опечатали и приставили караул на каждую дверь по два солдата и как он в одну ночь переменил их так, что на другой день, когда сняли печать, нашли, что все два миллиона были настоящие. [Вместо “как, узнавши ~ настоящие”: как опечатали дом его, узнавши, что в нем находилось на два миллиона фальшивых ассигнаций, и как он в одну ночь заменил их настоящими. ] На вопрос: точно ли Чичиков имел намерение увезти губернаторскую дочку, и правда ли, что он взялся помогать и участвовать в этом деле, Ноздрев отвечал, помогал, и что не будь он, так ничего бы и не было. [Ноздрев и здесь отвечал утвердительно и даже, что не только помогал, но сам почти взял на себя распоряжение…] Тут было и спохватился он, видя, что солгал[спохватился он, что солгал] вовсе напрасно и мог таким образом сам накликать на себя беду, но языка уже никак не мог придержать. Впрочем, и трудно было, потому что представились сами собою такие интересные подробности, от которых никак нельзя было отказаться: даже названа была деревня, где была приходская церковь, в которой положили венчаться, деревня Трухмачевка, поп отец Сидор, за венчание 75 рублей, и то бы не согласился, что он припугнул его, обещаясь донести на него, что перевенчал поп лабазника с кумой и что он дал даже свою коляску и заготовил везде переменных лошадей. Подробности дошли даже до имен ямщиков. [не мог придержать, который тут-то именно и почувствовал охоту погулять на свободном поле. Впрочем оно точно было трудно, ибо представились сами собою такие интересные подробности, что жаль было точно отказаться: в какой даже именно церкви положено быть венчанью, и какой поп, именно отец Сидор, за 75 рублей, и если бы он не предложил свою коляску и лошадей, то Чичиков никогда бы не успел сам и множество других при этом случае необходимых обстоятельств. ] Попробовали было заикнуться о Наполеоне, но и сами были не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес такую околесину, в которой не только не было[Ноздрев начал, наконец, такое вранье, что не только не имело] никакого подобия на правду, но даже ни на что не было подобия, [но просто ни на что не имело подобия] так что чиновники, вздохнувши, отошли прочь. Один только полицмейстер, наклонивши голову, продолжал слушать, думая, не будет ли, по крайней мере, чего-нибудь дальше, да, наконец, и рукой махнул, сказавши: “Чорт знает, что такое”.

Все эти толки, мнения и слухи, неизвестно по какой причине, больше всего подействовали на бедного прокурора, до такой степени, что он, пришедши домой, стал думать, думать и вдруг умер, как говорится, ни с того, ни с другого. Параличем ли его, или другим чем прихватило, только он так, как сидел, так и хлопнулся навзничь со стула. Вскрикнули, как водится: “Ах, боже мой”, всплеснули руками, послали за доктором, чтобы пустить ему кровь, но увидели, что прокурор уже был одно бездушное тело. Тогда только с соболезнованием узнали, что у покойника была, точно, душа, хотя он, по скромности своей, никогда ее не показывал. Еще одна жизнь убежала из мира, и всё[Вместо “Еще ~ и всё”: Всё] совершилось в одну минуту. И тот, кто еще не так давно ходил, двигался, садился играть в вист, подписывал разные бумаги[разные решения] и был виден так часто между чиновников со своими густыми бровями и мигающим глазом, теперь лежал на столе. Левый глаз уже не мигал вовсе, но бровь одна всё еще была приподнята с каким-то вопросительным выражением. О чем[Уже о чем] покойник спрашивал: зачем он умер или зачем жил, об этом один бог ведает. [зачем жил, — это бог знает. ]