Мертвый аул
Шрифт:
Войдя внутрь, я увидела сидящего в остекленной наполовину будке крепкого седоволосого мужчину. Мельком глянув на меня, он продолжал говорить по телефону. Через минуту положил трубку, и я сказала:
– Добрый день! Я сегодня звонила с утра, хочу написать заявление…
Мужчина встал из–за стола и вышел ко мне в коридор.
– Здравствуйте. Как вас зовут?
– Татьяна.
– У вас мама пропала, правильно?
– Да.
– Ну, пойдемте…
Мы зашли в учебный класс. То, что это был именно он, я поняла по стареньким, времен 90–х годов, партам, а также по плакатам на стенах, иллюстрирующими, как правильно оказывать первую помощь, надевать спасательный жилет и другое.
– Присаживайтесь, –
Я села за одну из первых парт. Он положил передо мной лист бумаги и ручку.
– Пишите в шапке: начальнику поисково-спасательного отряда…. от гражданки РФ… фамилия, имя, отчество. Заявление. Прошу оказать содействие в поиске моей матери… ФИО, номер телефона. Дальше напишите: когда, при каких обстоятельствах пропала.
Из коридора послышалась трель телефонного звонка. Мужчина, выходя, сказал:
– Пишите пока, я сейчас…
Я изложила все, что знала, исписав лист А–4 почти полностью. Перечитала и положила ручку на стол.
В широкие окна глядело солнце. Стены были окрашены наполовину, как это делают во многих казенных учреждениях. Казалось, что жизнь здесь замерла, остановилась лет пятнадцать назад. И эти стены, эти старые парты, плакаты, трель стационарного телефона…
Мужчина вернулся. Сел напротив, взял исписанный мною лист, принялся изучать мое заявление. Мельком бросив на меня взгляд, произнес:
– Баунтовский район? Не ближний свет.
Затем снова погрузился в чтение. Я понимала его реакцию. Наш район – самый удаленный в Бурятии. А моя деревня – одна из труднодоступных в районе. Летом можно добраться только на самолете, который совершал туда рейс от случая к случаю и запросто мог отмениться, если было слишком ветрено или дождливо, как обычно бывает в августе на севере. Можно добраться на вездеходе, но только когда нет дождей – они размывали и без того ужасную дорогу. Но хуже всего ситуация складывалась, когда из–за обильных осадков поднималась река Бутуй, протекающая на пути к поселку. А плавающих вездеходов у нас нет. Зимой, конечно, легче: дорога замерзает, река покрывается льдом, и 90 километров можно преодолеть на легковом автомобиле за четыре-пять часов. Но это зимой…
Мужчина дочитал, осторожно положил листок на стол и поднял на меня карие глаза. Помолчал.
– В полицию заявление написали?
– Написали. Но там сказали – ждать трое суток. Завтра будут третьи сутки, завтра и примут, вроде как.
– Понимаете… – он помедлил, потер лоб, что-то обдумывая.
– Сейчас у нас нет свободных людей, чтобы туда… к вам ехать.
– Почему?
– У нас двое «потеряшек» в лесу, два утопленника в Селенге… Одна группа в лесах работает, а вторая – водолазы.
– Неужели совсем людей нет?
– Пока нет… В штате девять человек. А сейчас… «сезон».
– Какой сезон? – не поняла я.
– Утопленников, «потеряшек». Кто за дикоросами, кто за чем идет… – пояснил он.
– И что же мне делать?
Мужчина замялся. Подумав немного, ответил:
– В любом случае, заявление я передам начальнику. Можете завтра позвонить.
– Но у нас нет времени ждать до завтра! – возразила я. Мужчина жалостливо или, может мне показалось, что жалостливо, посмотрел на меня.
– Я понимаю, но ничего пока сделать не могу…
Я опустила голову и посмотрела на свои руки – пальцы начали мелко подрагивать.
– Дайте мне тогда номер начальника, я сама ему позвоню.
– Я не могу дать вам номер, – отрезал мужчина. – Тем более, что так вы все равно ничего не решите.
– Почему это?
– Ну, во–первых, вы сами сказали, что официально заявление примут по истечению трех суток. Мы работаем, когда полиция нас подключает, поэтому в любом случае нужно ждать до завтра.
– А нам что тогда делать? Там ведь не город! Там достаточно одного дня поисков,
чтобы понять, что все серьезно! – воскликнула я.Мужчина сочувствующе покивал головой, встал и развел руками:
– Я понимаю, но все равно придется подождать.
С моим заявлением в руках он направился к выходу из класса, тем самым дав понять, что разговор закончен. Мне ничего не оставалось делать, как уйти.
– Звоните завтра с утра! – крикнул вслед дежурный.
По пути на остановку я вспомнила: совсем недавно одна знакомая рассказывала, как обращалась к шаману, и как он ей помог. Дело у нее было такое: ей не везло с работой. Ну, вот прям совсем не везло. Устроилась она однажды, вроде бы место хорошее, но со временем выяснилось, что коллектив там – самый настоящий змеиный клубок. Устроилась в другое место – компания через месяц закрылась. Попытала счастья в третьем – там начальником оказался полный мудак. Вот она и пошла к шаману, полагая, что на ней какое–то проклятие. Тот сказал, что нужно делать обряд, что–то вроде задабривания ее, знакомой, родовых духов. Сделали все как надо, и через несколько дней знакомая устроилась в хорошую, по ее словам, компанию. Тогда я скептически к этому отнеслась, зная, что в Улан–Удэ в принципе тяжело без блата найти хорошую, высокооплачиваемую работу, да и сложности в характере этой моей знакомой тоже имеют место быть. Но, услышав ее рассказ, я тогда промолчала.
И вот теперь сама себе не могу поверить, что сейчас звоню ей и прошу номер этого шамана. Она пообещала прислать на whatsapp.
На остановке я решила ему позвонить, хотя, честно, к шаману мне хотелось обращаться меньше всего. Дурить себе голову? Но ситуация виделась безвыходной. Тем более, что в нашей деревне шаманов нет, и там ждали, чтобы я его нашла.
10 августа 11:30
Итак, его зовут Солбон. После трех гудков он поднял трубку, я вкратце описала ситуацию, он тут же ответил – приехать к пяти вечера. По-русски говорил он плохо, правда, время от времени переходил на бурятский язык, но, слава богу, нам удалось понять друг друга.
Время было около одиннадцати, и я поехала домой. Дома вытащила из сумки телефон и увидела пропущенный с незнакомого номера вызов. Могли звонить из поисково-спасательного отряда, возможно, есть какие –то новости, поэтому я тут же перезвонила.
– Алло? – бодро прозвучал в трубке незнакомый женский голос.
– Здравствуйте! Вы звонили мне пару минут назад, не успела взять…
–А, Татьяна? Это вас из бюро пропавших без вести беспокоят, можете уделить мне несколько минут?
Первая мысль, мелькнувшая в голове – мама нашлась.
– Да, да, конечно! – заторопилась я.
– Назовите, пожалуйста, фамилию, имя, отчество вашей мамы.
Я продиктовала.
– Хорошо, теперь скажите: волосы у нее длинные или короткие? Какого цвета?
Я ответила, что короткие.
– Рост? Вес? Особые приметы есть какие–то?.. Шрамы?.. Татуировки?.. Нам просто нужно карточку заполнить на нее…
Я растерялась.
– Карточку? Какую карточку?
– Ну, карточка для розыскного учета, чтобы, когда найдут, могли опознать по приметам.
Вдруг я поняла, что это был за звонок. Наверное, в бюро пропавших без вести о пропаже мамы сообщили из поисково-спасательного отряда. Только вот дело в том, что в это бюро попадают совсем пропавшие, прям совсем! Те, которых потом опознают по зубам и генной экспертизе. Звонок мне стал сильно неприятен, как неприятен и энергичный голос девушки. Я перебила ее:
– Слушайте, а не рано ли карточку такую заводить?
– Почему – рано? В любом случае, ее надо заполнить.
– Подождите… Даже в полиции еще заявление не приняли, а вы уже мою мать в мертвые записали? – закричала я.