Мертвый Бойфренд

Я плыла… плыла… Мое сердце колотилось, как у колибри.

И вот я уже стою у обитого атласом гроба, глядя на безжизненное лицо Блэйда. Это был и Блэйд, и не Блэйд. Его лицо было покрыто слоем макияжа. Его щеки были ярко розовыми. Волосы на голове слиплись.

А глаза… этот пустой взгляд… стеклянных глаз. Открыты. Почему его глаза открыты?

Я глубоко вдохнула и отстранилась. Мне не хотелось, чтобы он меня видел. Не хотелось, чтобы мое лицо отражалось в этих ненастоящих стеклянных глазах.

Кто-то застонал. Наверное, мама Блэйда. Кто-то позади меня громко всхлипнул.

Джули взяла меня за руку. Мы пошли мимо гроба. Но я сдавленно вскрикнула и остановилась. Остановилась и в ужасе уставилась на Блэйда, который моргнул своими остекленевшими зелеными глазами.

Его голова повернулась вправо, потом влево. А затем начала подниматься с белой атласной подушки.

Я охнула и зажала рот ладонями. Потом схватилась за Джули, потому что мои колени начали подкашиваться. Я открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука.

Может, мне это просто показалось? Мое чувство вины заставляет меня хотеть, чтобы он ожил?

Нет. Комната наполнилась криками и воплями ужаса, оханьем и недоверчивыми стонами.

— Нет… Нет… Не-е-ет… — рыдали родители Блэйда и вытягивали перед собой руки, словно пытаясь защитить себя. В центральном проходе грохнулась в обморок пожилая женщина. Никто не поспешил помочь ей. Все взгляды были устремлены к гробу.

Все смотрели на тело, которое медленно… как в замедленной съемке… медленно… село.

18

— Он двигается! Он вылезает!

— Он живой!

— Блэйд, ты нас слышишь? Блэйд?

— Боже мой! Это невозможно! Это безумие! Боже мой!

По часовне разнеслись напуганные голоса. Никто не двигался. Миранда и Джули попятились от меня. С бледными лицами и выпученными глазами они прижались друг к другу возле алтаря.

Я стояла, прижав ладони к лицу, застыла перед гробом, всего в паре метров от шевелящегося тела.

— Чудо! Чудо! Мой мальчик жив! — закричала его мама.

— Врача. Здесь есть врач? — крикнула какая-то женщина. — Нам нужен врач.

— Он жив! Уведите его отсюда! Он не умер!

Блэйд неуклюже поднялся, его губы были плотно сжаты, остекленевшие глаза смотрели прямо перед собой. Со своими розовыми щеками и накрашенными губами, он напомнил мне куклу чревовещателя. Мне вдруг показалось, что я в одном из этих фильмов-ужасов, где оживает зловещая и опасная кукла чревовещателя.

Конечно, он был мертв. Я убила его. Я видела, как он истекал кровью. Я знала, что он мертв.

Но вот он, Блэйд, мой милый мертвый Блэйд, сидит в своем белом перламутровом гробу.

Я смотрела, как он поднимает руку, медленно, как будто каждый сантиметр дается ему с ужасной болью, как будто самое малюсенькое движение для него настоящее испытание. Да, Дневник, его правая рука поднялась, и он повернулся. Развернулся к напуганной, замершей толпе людей, которые пришли похоронить его.

Остекленевшие глаза изучали толпу, скользя с его родителей на пару средних лет рядом с ними, с них — на пожилого мужчину, опирающегося на трость, все они застыли от изумления и недоверчиво смотрели на происходящее.

Он еще немного повернулся, сильно изогнув тело. Теперь он смотрел на меня. В его глазах отсутствовали зрачки. Глаза были полностью зелеными, цвета весенней травы.

Он уставился на меня и… и его губы задрожали. Его щеки покрылись пятнами. Он попытался заговорить. Попытался открыть рот и что-то сказать. Но его рот был зашит.

Он напряженно пытался, уродливо изгибая губы. Наконец, он сдался. По-прежнему глядя на меня, он поднял руку и указал в мою сторону. Показал на меня пальцем. Палец сначала дрожал, потом успокоился, и он показал на меня всем.

Я почти слышала его голос, почти слышала, как он говорит:

— Слушайте все, он убила меня. Она — причина того, что я труп.

— О-о-о-о-о! — Из моего горла вырвался стон. Я не могла смотреть на Блэйда. Я знала, что никогда не смогу забыть эти ярко-розовые щеки, сшитые вместе красные губы, пустые слепые глаза. Никогда.

— О не-е-ет! — издав еще один животный вопль, я развернулась, чтобы сбежать от его ужасного взгляда. И увидела стоящую посреди прохода фигуру. Всю в черном.

Дина Фиар.

Ее прямая черная юбка доставала почти до пола. Поверх темно-фиолетовой блузки на ней был надет черный жилет. Она стояла в проходе с вытянутыми руками, с крепко сжатыми в кулаки ладонями. И она что-то быстро бормотала себе под нос.

Ее глаза, спрятанные за совиными очками, безотрывно смотрели на тело.

Не разжимая кулаки, она держала руки прямо перед собой. В одном кулаке был зажат какой-то серебряный орнамент. Амулет в форме птицы с распростертыми крыльями.

Она держала амулет перед собой, запрокинула голову, ее губы быстро шевелились. И я поняла, что она с напряженным лицом говорит и говорит на каком-то странном языке.

Дина подняла амулет над головой, и тело пошевелилось. Она махнула кулаком, и тело взмахнуло рукой. Она двигала амулет вверх-вниз, и тело кивало головой.

Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что она его контролирует.

Бормоча немного громче, она двинулась по проходу в нашу сторону, вытянув руки перед собой, зажав в кулаке амулет-птицу. Она тяжело дышала. Ее глаза были прищурены, а челюсти — напряженно сжаты.

Дина Фиар оживила Блэйда.

— Дина! — выкрикнула я ее имя. — Дина, что ты делаешь?

Она проигнорировала мой вопрос и продолжила бормотать, быстро шевеля губами и не отводя глаз от шевелящегося тела. Она сделала еще один шаг к гробу. Сильно дернула руками, и тело вздрогнуло.

В часовне воцарилась тишина. Все смотрели на Дину, смотрели на тело, смотрели на тот ужас, что происходит под покровом тишины. Женщина, упавшая в обморок, приходила в себя на скамье сбоку. Две маленькие девочки, одетые в черное, громко плакали, прижавшись друг к дружке.

— Дина… — снова позвала я ее.