Мёртвый хватает живого
Шрифт:
Он быстро съел своё карпаччо (какие же крошечные порции в этом ресторане! Надо было двойную порцию заказать или взять к говядине баклажанов с сыром, — но цены-то!.. В ресторанах только аппетит раздразнивать) и теперь смотрел, как она кушает салат «Британский». Ему нравилось смотреть, как Катя ест. Как пьёт чай. Вообще обожал на неё смотреть. На одетую, полураздетую, голую. Одевающуюся, раздевающуюся. Лежащую, сидящую, стоящую. Работающую на компьютере, читающую книгу, смотрящую телевизор, говорящую с ним. Бывало, она краснела под его взглядом. Это ему нравилось тоже. И он кушала вой салат — аккуратно, действуя вилочкой, ножиком с мелкими зубчиками, — а он смотрел на неё. Он видел её
Она хочет, хочет за него замуж. Потому и говорит, что «не уверена». Она стеснялась его, когда их видела подруги-студентки, стеснялась немного его формы «ДПС», но она любила его. И в постели он, Костя Мальцев, был очень неплох. Мужчина понимает, когда девушке с ним приятно. Ростом он, правда, не вышел, и ниже её. Но всего-то сантиметров на семь. Не могут же семь сантиметров быть препятствием для брака.
Катя просто нервничает. А нервничать не стоит. Он уже вчера объяснял её. Тем более с этим делом ещё не точно. Так, одно переживание. Для того и нужен мужчина женщине, чтобы успокаивать её. Особенно женщину-психолога. Психологи ведь и делаются психологами потому, что сами не умеют успокоиться. Им кто-то нужен, чтоб их успокоить. Вот потому они и ищут себе пациентов — у которых ещё больше беспокойства, чем у них.
Но сейчас она решила, видимо, продолжить вчерашнюю тему. Попытать психологически его, Костю Мальцева. Будущего мужа, в котором она «не уверена». Ну-ну.
— Вот ты скажи мне, Костя: почему в ДэПээС работать… стыдно?
— А не стыдно, Катя.
— Все же считают, что стыдно. Что дэпээсники взятки на постах берут.
— Тут не стыд, Катя, а зависть. Твои подружки сами бы встали на дороге, будь у них такая возможность. Ты думаешь, в ДэПээС просто устроиться?… Должности нынче не дешёвые.
— Милиционер — всем пример, — сказал Катя, жуя какой-то листик. Не то салата, не то лопуха. Чёрт знает, что эти русские итальянцы кладут в салаты. — Вы поставлены штрафы собирать и водителей дисциплинировать, а вы карманы набиваете.
— Во-первых, карманы набивают все, а не одни мы, — сказал Костя. — Во-вторых, ты, Катя, не понимаешь одной простой вещи. Ну какая разница, мне или не мне отдаст деньги нарушитель? В следующий он раз всё равно подумает, нарушать правила или ездить как положено. Мы не просто так собираем деньги. Функцию свою мы выполняем.
— Как — какая разница? В первом случае ты прикарманиваешь деньги, а во втором они идут в бюджет.
— Бюджет? Это сказка для легковерных. Правительство, Катя, заботится о нас не только прямо, повышая денежное довольствие, но и косвенно: увеличивая штрафы. Если б все деньги с дорог шли в бюджет, государству пришлось бы платить нам, дэпээсникам, втрое больше. То есть вдесятеро. В сто раз. Никакого бюджета не хватит, чтобы платить милиции столько, чтобы она стала к деньгам безразлична. А у государства и так вечный дефицит и долги. Такие, будто оно бюджет в рулетку ставит. И проигрывает…
— Железная логика. Бронированная. Непробиваемая. И не подступишься.
Костя пожал плечами, достал сигареты.
— Обыкновенная логика человека, понимающего, как устроено государство, и знающего, как надо жить. И ты тоже это знаешь. Сидишь вот тут и ешь салат «Британский» — вот где логики нет: ресторан — итальянский, а салат — «Британский», — за шестьсот рублей. А эти рубли, между прочим, с дороги.
— Как надо жить, Костя?… Ты говоришь, знаешь?… Ну вот скажи: в чём ты видишь своё предназначение? —
спросила она, как ему показалось, немного зло. — Кроме того, чтобы спать со мной, жить в хорошей квартире, купить новую машину или плазменный телевизор. Что тебя цепляет в жизни? Неужели сбор денег на дороге? И всё?Константин улыбнулся. Ему нравилось отвечать ей не сразу, не тут же, а потянуть маленько. Чтобы она чуток позлилась. Тоже мне — психолог! Лучшие психологи — милиционеры. Уж они-то и специалисты по характерам и темпераментам, и любую ложь за километр чуют. Как душок пивной или коньячный. Им и «трубка» не нужна. И тех, кто решит договориться по-человечески, или тех, кто намерен скандалить и снимать постовых на камеру сотового телефона, милиционеры на дороге тоже научаются распознавать. Немного тренировки, и всё. Диплом бакалавра или магистра не заменит милицейской практики.
И поэтому она спрашивает — а он отвечает.
— Один ищет грибы в лесу или ловит подлещиков в речке. — Костя закурил. — Другой играет в карты, жить не может без покера или «очка». А у третьих их азарт к деньгам на дороге. — Он выпустил дым «Мальборо лайт» синеватыми колечками. Ровно десять колечек. Мальцев любил круглые числа. Суммы на дорогах тоже обычно были круглыми. Зачем собирать копейки. Жадничать нехорошо. «Знай меру — и народ к тебе потянется», — учил Мальцева старлей Кулёмин.
— Подать вам фирменный кофе? — спросила официантка.
— Нет, чаю, — сказал Костя. — И принесите молочник.
— Один, другой, третий… — сказала Катя. — Азарт… А у меня, Костик, по-твоему, какой азарт?
— Я тебе, Катя, врать не стану. Ты меня знаешь. Твой азарт — одурачивать простофиль, прочищать им мозги, влезать им в душу так, чтобы они привыкали к тебе как к героину — и без тебя уже не могли обойтись. Ходили бы к тебе на консультации и оставляли бы у тебя денежки. Как в американском кино. Обставленный кабинет в модерновом стиле, жалюзи, пара шкафов с книгами, стол, телефон, кресла… Большие часы на стене — чтобы повременную брать. Вот ты доучишься, диплом получишь — и на мои денежки психологический кабинет откроешь. Мы ведь уже обсуждали это. Плазменный телевизор и новая машина немножко подождут. Я готов потерпеть. Откроешь кабинет, придумаешь рекламу — и народ к тебе потянется. И у меня будут свои психологические истории на дорогах, а у тебя — свои. Со временем целый институт организуешь.
— Мы плохие, Костя, — вздохнула Катя.
— Мы — плохие? — удивился он. — Нет, Катя, мы — обычные.
Глава пятая
Мечта, сказала ему Тоня, бывает личная, частная, то есть маленькая, о себе, любимом, и бывает не о себе — обо всех людях, большая, на весь мир.
Какая мечта была у него, Баранова?
— Какая мечта у тебя, папа?
— У папы завтра трудный день: понедельник, — сказала Рая.
— Рая, всё в порядке, — сказал он. — У меня трудная дочь, а понедельник ничем не отличается от среды. Это для пьяниц он трудный.
Так какая же мечта была у него?
И хочет ли он о своей мечте рассказывать дочери?
Нет, не хочет. Что же это за мечта, о которой рассказываешь? Мечта — это тайна. А то, что рассказал кому-то, больше не мечта. Любой может мечтать об этом же. Вот когда мечта сбылась — тогда о ней можно сказать. И то не всем. Но Тоне-то он бы сказал. А ей бы пора уж понять, что о мечте не говорят, а думают. Мечту мечтают.