Мертвый сезон в агентстве 'Глория'

– Понял тебя, Князь. Однако бывает и наоборот. Старое дерево находит в себе силы и побеждает.

– На время, – ответил Князь. – Рано или поздно история повторится, и тогда уже старое дерево не выживет. Вообще, каждому свое время, каждому свой срок.

– Ты считаешь, что подошел мой срок?

– Да, я так считаю, – твердо выговорил Князь.

– Лично ты можешь ошибиться…

– Это неважно, – отмахнулся Князь. – Придет другой.

– Но теперь-то ты на мое место метишь?

– Я отвечу известной поговоркой: «Плох тот солдат, который не стремится стать генералом!» Я из хороших солдат. Но это не значит, что мечу я именно на твое место.

– Темнишь, Князь.

– Шептунов у тебя хватает. Но ты можешь спросить любого, и тебе ответят, что тебе я не произнес ни одного худого слова.

– И даже иносказательно? – усмехнулся Отец.

– И даже иносказательно.

– О чем же вы тогда толковали?

– О жизни, о делах, о критическом положении, в котором все мы оказались.

– Критическом? – переспросил Отец. – Никакого критического положения нет и быть не может! Если ты имеешь в виду крах рубля семнадцатого августа прошлого года, то тут уж не моя вина! Все пострадали!

– Пострадали, – согласился Князь. – Но ты, как высшее лицо, ничего не предпринял для того, чтобы исправить положение.

– А что я мог сделать? – удивился Отец.

– Тебе давали неплохой совет.

– Учинить базар с государством?! Бред сумасшедшего!

– Не с государством. С чиновниками, – поправил Князь. – А это большая разница.

– Чиновники в наше время и есть государство.

– Ошибаешься, Григорий Степанович, – вежливо возразил Князь. – Я не говорю о всех чиновниках, но о двух третях знаю точно: сплошь взяточники, казнокрады, воры и мошенники. И даже три шкуры драть с них маловато. Полученное с них перекрыло бы все наши потери, возникшие после семнадцатого августа.

При этих словах Князя Эдуард Эдуардович Штиль оживился и с видным интересом посмотрел на парня.

– Ну и драл бы! – хмыкнул Отец.

– Хотел. Но мне запретил Баграт Суренович. И вероятно, не без вашей подачи.

– Что ты «завыкал»? – недовольно обронил Григорий Степанович. – Ты не на приеме у министра!

– Или же с вашей подачи, уважаемый Эдуард Эдуардович, – обернулся к Штилю Князь.

– Вы угадали, – охотно согласился Штиль. – С моей. И знаете почему?

– Знаю.

– Я бы с удовольствием послушал!

– Вы очень толковый человек, Эдуард Эдуардович. Но вы не человек дела. Вы философ. Ваша работа о слиянии государственных и криминальных средств очень любопытна, хотя и не нова.

– То есть как это не нова? – обиделся Штиль.

– Подобное было уже в странах Латинской Америки, да и в Соединенных Штатах на заре туманной юности…

– Да. Было, – согласился Эдуард Эдуардович. – Но никто никогда об этом не писал!

– А для чего писать? – пожал плечами Князь. – Все образуется само собой. Средства сольются, и если не мы, то наши дети будут благовоспитанными буржуа. Так думаете вы.

– Вы отлично поняли мою мысль! – восхитился Штиль. – Но меня насторожило последнее ваше замечание. Разве вы так не думаете?

– Я думаю совершенно иначе.

– И как же?

– В России государственный и криминальный капитал не сольются никогда.

– Причины?

– Я вижу две основные. Первая. Сделать это никому не позволят левые силы. Второе… «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…» Что возможно для других народов, то невозможно для народов России.

– Что вы заканчивали? – спросил Штиль.

– Экономический факультет Плехановки и, как ни странно, консерваторию, – улыбнулся Князь.

– И по какому классу?

– По классу скрипки.

– Вероятно, скрипач из вас не получился? – поинтересовался Эдуард Эдуардович.

– На этот раз угадали вы, – снова чуть заметно улыбнулся Князь. – И, предупреждая дальнейшее ваше любопытство, скажу, что, быть может, именно поэтому я занимаюсь тем, чем занимаюсь.

– Ответ исчерпывающий, – ответил Штиль. – И какова, на ваш взгляд, дальнейшая судьба России?

– Не знаю. Но зато я хорошо усвоил поговорку: «Куй железо, пока горячо!»

– С вами все ясно, – подвел итог Штиль.

– И ты начал ковать? – вступил в разговор Отец.

– Да.

– И не один.

– А это уж как получится!

– И кого ты хотел драть первым? Боярова?

– Почему только я? – нахмурился Князь. – Меня Бояров задел меньше других.

– Ты сделаешь трагическую ошибку, если начнешь войну с Бояровым и ему подобными, – сказал Григорий Степанович.

– А разве это нормально, когда треть общака идет на их подкуп?

– Ненормально, но иначе они нас сожрут.

– Говорят, мафия бессмертна… – усмехнулся Князь.

– Говорят, что кур доят, а коров на яйца садят! – грубо ответил Отец, налил стопку водки и выпил. – Продолжим разговор, Виктор.

– Вообще-то я все сказал…

– У тебя много всякого в головушке! Но меня интересует одно…

– Спрашивай. Я отвечу.

– В чем ты меня обвиняешь?

– Если коротко, в слабости.

– Я слабый человек? – по слогам и очень медленно произнес Григорий Степанович.

– Ты был очень сильным человеком, Григорий Степанович. Я многое перенял от тебя. Но годы делают свое дело. Ты не успеваешь вовремя принять решительные действия. Смотри, что творится в Тольятти! Братаны стреляют друг в друга! Погибло уже около двух сотен!

– Отморозки! Туда им и дорога!

– Погибли и хорошие люди.

– Но ведь ты сам предлагаешь драть шкуры с чиновников! Да если не платить ментам, фээсбэшникам, муниципалке, они тебя враз схавают!

– Разве я говорил о ментах? Я говорил о чиновниках, сидящих в больших кабинетах, о тех, кто тяжелее авторучки в руках ничего не держал! Менты – работяги, вкалывают за гроши, им конечно же надо платить.

– Одна шайка-лейка! – махнул Григорий Степанович. – Тронешь «белый воротничок» – и тут же получишь по зубам. Ты молод, Виктор, а мы это уже проходили. Чуть не съели нас «белые воротнички»! Пришлось идти на попятный. Это сейчас мы снова короли! Ты поспрашивал бы, что было лет двадцать назад!

– Знаю, – ответил Князь. – Интересовался. Знаю даже, кто сыграл решающую роль в том, что снова поднялись воры и стали королями.

– И кто же?

– Ты, Григорий Степанович.

– То-то же, – удовлетворенно произнес Отец.