Мертвый свет

— Понял. — я хлопнул ладонями по коленям и встал. — Ну, мне пора.

Сознание уже переключилось на новую тему для обдумыванию — Дочь Ночи, — и подлый червячок сомнения затих, задавленный новой информацией, чем я и поспешил воспользоваться.

— Доброй ночи. — просто и без изысков пожелал мне Вамай.

— Доброй ночи! — раздалось из-за спины тоненьким детским голоском.

Я ответил деду и внучке улыбкой и вышел за дверь.

Я думал, что ночью лагерь казадоров утихнет и заснет, думал, что только в доме Вамая не спали, ожидая, когда я отправлюсь на свою вылазку. Я ошибался. Даже ночью лагерь жил. Все той же тихой спокойной, едва заметной жизнью, которую легко перепутать с агонией смерти, жизнью. Везде горели тусклые, едва позволяющие разглядеть что-то на расстоянии вытянутой руки, огни, ходили редкие люди, и самое главное — светились теплицы. Значит, в них тоже шла какая-то работа.

Интересно, ребята, которые занимаются обменом с городом, уже ушли? Впрочем, какая мне разница — мне все равно в другую сторону. Абсолютно в противоположную, если совсем откровенно говорить.

Я быстрым шагом пересек лагерь казадоров по диагонали, прошел мимо теплиц, в которые так и подмывало заглянуть, и вышел к световым барьерам на другом конце общины. Здесь они были точно такие же, как и там, где я вошел — всего два жалких лучика вместо частой густой решетки. Защита, рассчитанная на тех, кто не додумается пригнуться или просто не способен это сделать.

Я же пригнулся и скользнул между лучами, легко выходя в ноктус, убедился, что ни одной твари рядом нет, и быстро огляделся.

Даже ноктус здесь был не такой, как в остальной части города. Там пересечение светового барьера меняло лишь цвет окружения — с бетонно-серого на угольно-черный, а сам город оставался тем же самым. В прямом смысле тем же самым — ты просто переходил из одного зеркального отражения в другое, продолжая шагать мимо тех же зданий, которые только что прошел.

Здесь же — нет. Здесь за световым барьером не было ничего даже близко похожего на хибары казадоров, на теплицы и разрушенные здания. Район, в котором я оказался, был скорее похож на те районы, что остались где-то далеко за спиной, где-то рядом с «Зефиром» и девчонками моего Спектра. Получается, у района казадоров, по сути, и нет своего ноктуса — вместо него вот этот район, два десятка лет назад залитый Тьмой. Получается, когда люди строят себе новые районы, которые автоматически обзаводятся ноктусами, они сами себе создают проблему. А много позже — когда отдают район Тьме, не в силах больше его удерживать, — удваивают эту проблему, поскольку в ноктусе становится сразу два этих района. Один, появившийся с самого начала, и один — отобранный Тьмой у людей. Выходит, у людей не просто нет возможности спастись, и полное заражение мира это лишь вопрос времени... Выходит, они сами своими действиями ускоряют это заражение. И, чем больше они сопротивляются, чем больше строят новых районов, чем активнее пытаются убежать от Тьмы — тем быстрее проигрывают это сражение. Тьме торопиться некуда. Она и ползком возьмет свое.

На границе зрения что-то шевельнулось. Я вынырнул из пучин мыслей и перевел взгляд в сторону — в конце улицы виднелся лоа. То ли он только-только свернул сюда, то ли я его до этого не замечал, потому что он стоял неподвижно — не знаю. В любом случае, я не стал дожидаться, когда он заметит меня, выстрелил роупдартом в ближайшее здание и в два прыжка от стены поднялся на крышу. Встал на парапет и огляделся, обозревая с максимально доступной мне высоты тот самый таинственный ноктус, благодаря которому в принципе появилось такое невероятное и немыслимое явление, как казадоры.

Я ожидал, что здесь будет огромное количество тварей, но ошибся и в этом тоже. В поле моего зрения, а оно было весьма немаленьким, терся всего-то жалкий десяток лоа, рассеянных по улочкам, и ни одного рангона. Наверное, все ТТ со временем стягиваются к живым районам, стягиваются к источникам Света и пытаются добраться до них. Впрочем, какая разница? Я все равно по низу не пойду. Сейчас моя задача — найти исследовательский центр. Вамай говорил, что я сразу все пойму. Значит, я его сразу узнаю.

Я нашел взглядом многоэтажку с будто бы обгрызенным углом — первый ориентир, от нее скользнул взглядом вдоль улицы, отсчитал три квартала, посмотрел на перпендикулярную улицу, нашел сплюснутое круглое здание, выглядящее так, словно кто-то сел на шарик от пинг-понга, и от него отсчитал пять кварталов в глубине ноктуса.

Там и была моя цель. Сейчас, отсюда, сложно было увидеть, что там и как оно выглядит — только какой-то неясный комок, совершенно не похожий ни на одно виденное ранее здание. Ну и ладно, мне все равно туда — подберусь поближе.

Чем ближе я подбирался, тем больше становилось искомое здание. Больше — но отнюдь не понятнее. Из комка оно превратилось в клубок, и клубком и осталось, поэтому на последней крыше, перед тем, как спускаться вниз, я остановился и присел на парапет, рассматривая здание сверху как можно внимательнее.

Что ж, Вамай меня не обманул. Не узнать ЭТО действительно было просто невозможно.

Глава 15

Исследовательский центр Сайфер когда-то был очень похож на обсерваторию — ходил я однажды в такую, и снаружи она выглядела практически так же. Такой же бетонный купол, приподнятый над поверхностью на замкнутой в кольцо стене высотой в два-три этажа. Итоговая высота здания равнялась пяти-шести этажам, и, в принципе, была такой же, как и у окружающих зданий — если центр и возвышался над ними, то совсем чуть-чуть. Но при этом, как и говорил Вамай, попасть внутрь центра с воздуха было невозможно.

Со всех сторон здание центра было окружено... Даже не знаю, как это назвать. Щупальцами? Корнями? Застывшей Тьмой? Или вообще надо придумать свое слово для того, чтобы обозвать это явление?

Как будто кто-то выплеснул в воздух содержимое сразу сотни ведер с чернилами, и, пока они летели, мгновенно заморозил их в таком состоянии — в состоянии вытянутых в воздухе неровных струй.

Создавалось ощущение, что Тьма, которая погубила целый район, зародилась не внутри самого центра. Создавалось ощущение, что она копилась где-то внизу, в каком-то подземном бассейне, и, когда превысила свое критическое количество, вырвалась наружу, как пар, срывающий крышку чайника. И при этом ее было слишком много, чтобы она могла свободно изливаться наружу, из-за чего она начала бить даже из-под земли. Бить длинными струями, делясь и ветвясь, изгибаясь и ломаясь в самых неожиданных местах. Исследовательский центр словно в один момент оказался в середине огромного сухого фонтана, в который вместо воды закачали чистую Тьму и который только и ждал момента включиться. Струи брали свое начало на равном удалении от стен центра и друг от друга, действительно заставляя задуматься о системности этого процесса.

А потом, когда вся Тьма вылилась из центра, вместо того, что иссякнуть, струи затвердели в воздухе, и кто-то неведомый согнул их, переплетая между собой, перекрещивая и заключая здание в импровизированную клетку из шипастых стеблей Тьмы.

Таким и предстал передо мной исследовательский центр Сайфер. Черная обсерватория с отгрызенной верхушкой купола, заключенная в плотную и густую клетку из колючих лоз Тьмы.

Да, сверху не подобраться, это факт. Даже если подлететь на дирижабле и зависнуть над всей этой конструкцией, спуститься не получится, даже на тросах, как спускали торговую площадку для казадоров. Она была тяжелая и с практически нулевой парусностью, так как располагалась горизонтально, а вот человека любой порыв ветра насадит на острые шипы, торчащие на каждом метре. Конечно, по их виду невозможно точно определить, чем это чревато, но совершенно точно — ничем хорошим. Ни разу еще Тьма в этом мире не приносила ничего хорошего. Равновероятно как то, что от этих шипов по привычной схеме защитит Свет, так и то, что им по непонятной причине плевать на него. Слишком странно и непривычно выглядели эти штуковины, чтобы пытаться проверить их на собственном опыте.

Кроме того, стоило подумать еще кое о чем. Учитывая тот факт, что мотыльки находятся в услужении корпораций и по сути практически не обладают собственной волей, логично было бы предположить, что корпорации все же попытаются на их плечах проникнуть внутрь исследовательского центра — как минимум, для того же, для чего туда хочу проникнуть я. А среди мотыльков, как уже выяснилось, присутствуют личности, которые с головой, мягко говоря, не дружат, и в их рядах гарантированно нашлось бы полдесятка тех, кто все же попробовал бы проникнуть внутрь даже с угрозой для жизни. Но при этом Вамай говорил, что внутри никто так и не побывал, а он, надо думать, знает, о чем говорит. Значит, несмотря на попытки, из мотыльков внутрь никто тоже не смог пробраться... По крайней мере, пробраться безопасно.

В принципе, сделать это и так было почти невозможно — внизу, у земли, лозы были максимально толстые и шипастые, зачастую расстояние между ними было даже меньше, чем нужно человеку, чтобы протиснуться боком. С увеличением высоты они становились уже, но при этом росло число шипов и их длина, так что затея пробраться поверху казалась едва ли не более авантюрной, чем протиснуться снизу. В нескольких местах зазоры между шипами были достаточно велики, но чтобы в них протиснуться это надо некисло так извернуться, причем извернуться в воздухе, потому что снизу не подобраться никак. Можно только зацепиться за лозы уровнем повыше, прыгнуть с крыши в раскачку, правильно рассчитать траекторию, вовремя дать команду на подтягивания, вовремя остановиться, правильно изогнуться, безопасно войти между острым шипами, перевернуться, и еще в идеале успеть за что-нибудь уцепиться внутри, чтобы не рухнуть с высоты нескольких этажей. А за что именно зацепиться — придется соображать прямо в полете, потому что отсюда ни хрена не видно, что происходит там внутри и как расположены эти лозы. Вполне может статься, что прямо за каждым из этих гипотетических окон расположено по длинному острому шипу, нацеленному прямо на «безопасный» путь в ожидании кого-то столь наивного и неосмотрительного, чтобы сунуться туда.