Мещанин Адамейко

Ардальон Порфирьевич мысленно увидел уже, как летит»но мелким куском вниз, как ударяются его плечи, руки, колени о холодные тупые ребра ступенек, а потом — плашмя падает он наземь, на твердые плиты вестибюля…

— Ух, черт!… — отпрянул он, вздрогнув, назад и невольно зашатался.

— Идем, дяденька!… — Дворник идет, и милиционер под воротами курит!… — раздалось несколько детских голосов снизу. — Вот сейчас… Мы с дворником… — И через несколько секунд, в сопровождении ребятишек, он появился на площадке.

Становилось уже тесно, и ребятишек согнали на несколько ступенек вниз.

— В чем тут дело, граждане?

— Я ж тебе, Сергей, рассказывала: про вдову-то, гражданку Пострункову… Уж сколько времени, как не отвечает никто, окромя собаки. И подозрительно, Сережа!…

Дворник окинул взглядом присутствующих, сказал «здрасьте» Ардальону Порфирьевичу и почему-то вытер при этом правую руку своим сшитым из мешка передником.

Потом он, не говоря ни слова, сделал шаг по направлению к двери и, — словно у него не было доверия к бабьим словам или считая, что нужно и полагается самому попробовать, — несколько раз подряд громко постучал в дверь.

И вновь тот же ответ: приближающийся визгливый лай собаки.

Он взглянул в замочную скважину — в ней торчал изнури ключ. Хотел потрясти верхнюю половинку дверей — она почти не поддавалась.

— Так и есть, — деловито произнес дворник. — Дверь на крюк взята и на ключ тоже. Все как полагается, честь честью!

— Слесаря, мастерового позвать надо, в третьем номере проживает! — торопливо подсказала ему жена.

— Как есть ты — без всякого хозяйского соображения, баба! — угрюмо посмотрел в ее сторону дворник. — Прикинула бы ты только в уме своем: замок тут портить надо? — Надо. Окромя — французский сломать, крюк выламывать да еще, может, цепочку спиливать, а!… Как уже входить насильственно и без лишней порчи, — так чрез черный только следует. Там что? — Один крюк да французский: всего два предмета у двери! Эх, бабы, а еще тоже в коммунальный профсоюзный, бывает, суются!… — иронически и презрительно сплюнул он и начал спускаться вниз.

Все, в том числе и Ардальон Порфирьевич, последовали за ним.

Через десять минут к квартире Варвары Семеновны Пострунковой по черному ходу направлялась почти вся домовая администрация во главе с председателем правления и управдомом, а также и Адамейко и приглашенный с улицы постовой милиционер.

— Сначала французский выключай!… — отдавал распоряжение слесарю посасывавший трубку председатель правления дома. — Может быть, дверь сразу же и откроется… А собачонка, собачонка-то как заливается!

Так оно и случилось; как только замок был снят, дверь легонько приоткрылась и жалобно визжащая собака выскочила на площадку.

— Ну… посмотрим, что ли?… — с волнением оглянулся на всех председатель. — Проходите, товарищ… — пригласил он учтивым жестом плечистого милиционера. — Дворник! Сергей! проходи!…

Дворник и милиционер первыми вошли в квартиру, за ними и все остальные.

Первые живые существа, увиденные здесь, кроме собаки, были мыши… Несколько зверьков юркнули по кухне, бросились в маленький коридорчик, в дыру возле уборной.

— Фу ты, отродье! — брезгливо сплюнул председатель.

— Одна нечисть тут, клянусь! — вырвалось у Ардальона Порфирьевича. — Все, заметьте, «Николаи Матвеевичи» бегают, — усмехнулся он, напомнив тем присутствующим о странностях вдовы Пострунковой.

Из маленького коридорчика все потянулись за милиционером, открывавшим уже дверь в спальню хозяйки квартиры.

Он фазу же увидел: на коврике, у самой кровати, лежало бездыханное тело Варвары Семеновны…

— Ух… ты! — вскрикнуло сразу несколько голосов.

Руки и ноги Варвары Семеновны были неумело связаны полотенцами; голова безжизненно спадала набок. Веки — напряженно сжаты, и из-под них, как из-под плохо спущенных штор, смотрел стеклянный краешек тускло-серых глаз.

— Налет! — кратко и выразительно сказал милиционер и вынул из кармана записную книжечку с вложенным в нее огрызком чернильного карандаша. — Какой это номер квартиры? — спросил он.

— Двадцать седьмой…

— Прошу вас, граждане, никак до нее не прикасаться, потому инструкция не позволяет. Дворник, не впускай сюда никого постороннего с улицы, слышь! Товарищ управдом, пишите маленький протокол, а я вызову по телефону угрозыск…

Пока выполнялись необходимые в таких случаях формальности, Ардальон Порфирьевич внимательно оглядывал комнату.

— На полу разбросаны были различные вещи покойной — ворох носовых платков разных размеров, два платья, кружева, какие-то бумаги, поломанные счеты, мотки спутанных ниток, серебряный портсигар и многое другое.

Адамейко осторожно, стараясь не наступить на каждую из этих вещей, направился в гостиную, где так недавно еще был и разговаривал с Варварой Семеновной.

Неожиданно взгляд его остановился на маленьком предмете, лежавшем у ножки зеленого диванчика. Ардальон Порфирьевич вздрогнул и, быстро оглянувшись, не видит ли кто-нибудь, так же быстро и проворно поднял его с пола.

Если бы в этот момент кто-либо посмотрел на Ардальона Порфирьевича, то увидел бы, как мало крови было сейчас в его лице и как жадно и изумленно светились его воспаленные глаза!

Но никто за ним не следил, и Адамейко незаметно для всех положил найденный предмет в боковой карман своего пиджака и вернулся в спальню покойной вдовы.

Из чувства справедливости и уважения к внимательному читателю нашему следует тут же, хотя бы очень кратко, объяснить неожиданное удивление и волнение Ардальона Порфирьевича в тот момент, когда взгляд его упал на упомянутый выше предмет.

Мы это и делаем: поднятый им возле диванчика темно-розовый батистовый платочек с круглой выжженной дыркой посредине — принадлежал Ольге Самсоновне! Совпадения не могло быть, а самый платочек этот хорошо уж был знаком Ардальону Порфирьевичу.

…Через четверть часа прибыли два агента уголовного розыска, осмотрели внимательно всю квартиру, записали фамилии всех присутствующих, — и начался опрос их, как будущих свидетелей по «делу об убийстве 9 сентября 192… года гражданки Варвары Семеновны Пострунковой, проживавшей в доме № 14, в квартире № 27 по С-ской улице».

Когда дошла очередь до Ардальона Порфирьевича, он подробно рассказал, как несколько раз в течение этого дня стучался в квартиру убитой и как помогали ему в этом некоторые жильцы и соседи по дому.

— Больше ничего не можете сообщить? — спросил один из агентов.

— Больше ничего, к сожалению!… — ответил Адамейко и поставил под показаниями обычный свой завитушечный росчерк, загнувший длинненький хвост свой в середину круглой, как арбуз, заглавной буквы «А» его фамилии…