Мещёра

Ника только угукнула, подумав, что кто-то просто таким образом решил отдать украденное.

— Это чудотворная икона, — продолжала бабушка. — Видишь цепочку? — И она указала на толстую цепь, протянутую поперёк образа. Цепочка провисала под тяжестью нанизанных на неё крестиков, колец, серёжек и прочих ювелирных украшений. — Те, кто исцелился, приносят сюда вещи в благодарность. Когда наберётся много, их переплавят в дорогой оклад.

Ника хмыкнула, рассматривая «гирлянду» благодарностей. Многим, значит, икона помогла. Может, и ей поможет? Ника глянула на старушку. Протянула ей перстень.

Бабушка только кивнула, потом скрылась в недрах храма, вернулась с огромной связкой ключей. Одним из них отперла замок, висевший в кольцах на стыке рам. Потом аккуратно взяла перстень с ладони Ники и ловко приспособила его на цепочке. И закрыла рамы на замок. Кивнув, бабушка пошаркала прочь, прятать ключи, а Ника осталась стоять, глядя в большие печальные глаза образа.

— Вот что, — прошептала Ника, осмотревшись. — Вы передайте Виринее… её отцу… в общем, пусть они там уже встретятся.

— Радуйся, скорбь нашу в радость пертворя-а-ю-ща-а-я-а, — напевала старушка, отскребая лопаткой воск с большого подсвечника.

Ника, сбившись с мысли, снова посмотрела на образ. Но снова собраться не получилось, напротив, отчего-то стало жутко стыдно.

Ника развернулась и выбежала из церкви. Вдохнула морозный ноябрьский воздух. И как будто взлетела. Как будто рюкзак с камнями, который она до сих пор таскала с собой, исчез.

Стало ясно, что больше не будет слёз по сестре, наконец-то простившей Нику, и не будет мрачных серых злобных лиц, заглядывающих в окна.

Ника снова накрутила свой шарф, натянула перчатки и, держа спину и голову прямо, как учила мама, пошла прочь от бывшего Острога.