Мешок с неприятностями

Оказавшись в прихожей, Папазян как ни в чем не бывало облапил меня, лизнул в щеку и тут же повернулся к большому зеркалу, как будто лишь за тем и явился. Окинув себя с головы до ног придирчивым взглядом — для этого ему пришлось, как обычно, слегка склонить голову: его метр девяносто не умещались в моем антикварном трюмо, — он поиграл плечами, достал из кармашка расческу и пригладил свою черную и блестящую, как вороново крыло, шевелюру, благоухающую французским одеколоном. А затем одернул смокинг и поправил галстук-бабочку Провалиться мне на месте! На этом отъявленном хулигане в самом деле был настоящий смокинг, и бабочка тоже. А в зеркале отражалась гладко выбритая «морда лица»! Решив, что у меня от усталости и перевозбуждения начались галлюцинации, я зажмурилась и потрясла головой. В голове что-то зазвенело, однако чудное видение не исчезло: Гарик Хачатурович — элегантный, как пистолет Макарова после чистки, — ослепительно улыбался мне из зеркала.

— Ну что, дорогая? Ты берешь обратно свои гнусные слова насчет какой-то там рожи? Я не слышу криков восторга.

— Караул! Мне подменили друга. В мою квартиру обманом проник какой-то «новый армянин»! Пожалуй, я все-таки позвоню в милицию.

— Не суетись, ара: там все равно никого нет. Сегодня вся тарасовская милиция гуляет на юбилее моего страстно обожаемого шефа полковника Колесниченко. Может, ты еще не знаешь последнюю сводку? Так вот: нашему полковнику стукнул полтинник.

А это и в самом деле я, твой Гарик, — только разодетый в пух и прах. Вернее, еще не твой, но мечтающий стать твоим, дорогая! И это несмотря на то, что в его записной книжке за сегодняшний вечер прибавилось три новых телефончика: на буквы Ю. Л и Б. — И Гарик в подтверждение начертил их пальцем на зеркальном стекле.

— Я в восторге. Особенно от той, которая на букву Б.

— Твой панельный юмор неуместен. Ее зовут Беляна, Беляночка. — Мой «кобеляночка» блаженно зажмурился. — Она натуральная блондинка с потрясающими формами…

— Надеюсь, формы у нее тоже натуральные?

Ночной гость заржал, запрокинув голову:

— Обижаешь, начальник. Гарик Папазян ничего не принимает на веру. Впрочем, в таком платье, какое было на ней, скрыть «улики» практически невозможно. Даже если бы она пыталась это сделать!

Я плотнее запахнула свободный велюровый халат.

— Вот теперь я тебя узнаю, трепло. Давай топай на кухню: я не собираюсь слушать твои пошлые байки всю ночь.

— Вай-вай-вай, да ты ревнуешь, дорогая? Не сомневайся: всю ночь я их рассказывать не буду. Для тебя у Гарика найдется кое-что поинтереснее.

Он развалился на табуретке, вытянув длинные ноги через всю кухню. Я едва успела выдернуть из-под его локтя газету «Тарасов» с кофейными блямбами.

При этом что-то мелкое, наподобие горошины, упало на пол и запрыгало по линолеуму. Я поняла — что, но слишком поздно… Папазян опередил меня:

— Что это за хреновина у тебя тут?

Зажав крапчатую бусинку из церкви Кающейся Магдалины между двумя пальцами, капитан вертел ее так и этак, ожидая ответа.

— Покажи-ка.

Словно не понимая, о чем речь, я сделала попытку завладеть бусиной, но это мне не удалось. Я пожала плечами как можно беспечнее:

— Понятия не имею, что это, Гарик! Тут ко мне сегодня соседская девчонка забегала. Наверно, она оставила. Камушек какой-то…

— Девчонка, говоришь? Ну-ну Папазян равнодушно швырнул находку в вазочку с карамельками, тут же утратив к ней всякий интерес, закурил и принялся болтать разную ерунду в ожидании кофе. Моя спина под велюровым халатом покрылась испариной. «Пронесло!»

Я поставила перед незваным гостем дымящуюся чашку, опустилась на другой табурет и вдруг почувствовала, что больше не в состоянии бороться со сном.

Физиономия моего армянского друга с черными агатовыми глазами, его улыбка и сигарета, галстук-бабочка — все плыло перед глазами и двоилось, а слова Гарика пробивались к моему сознанию с таким трудом, точно уши были заложены ватой.

— ..Спасибо за кофе, дорогая: он был классный, как всегда. Правда, я еще рассчитывал насладиться откровенной беседой. Но, похоже, зря!

— Какой еще, к черту, беседой? Я с ног валюсь!

Выпил — и выметайся, аудиенция окончена.

Сквозь дымку сна и дым «Мальборо» мне почудилось, что улыбка Папазяна стала какой-то жесткой, и это мне совсем не понравилось.

— Ошибаешься, ара: она только-только начинается. И не закончится, пока я не вытрясу из тебя правду о твоих вчерашних похождениях. Или нам придется продолжить наше милое общение в другом месте!

Должно быть, я уже заснула и видела дурной сон: другого объяснения его словам быть просто не могло.

Вот как, значит, этот ужасный тип отплатил за мою доброту к бесприютному ночному страннику! От злости я пришла в себя и заорала:

— О каких еще похождениях, черт бы тебя побрал!

Гарик, окончательно превратившийся в капитана милиции Папазяна, протянул через стол свои жилистые лапы и так сдавил мне запястья, словно уже надел на них железные «браслеты». Его глаза просверлили меня, как две пули.

— Зря ты держишь меня за лоха, Татьяна. Зря валяешь дурочку, как будто не знаешь, что с Гариком Папазяном этот номер не проходит. Но изволь, я освежу твою память. Я жду от тебя чистосердечного признания: как вы с падре Леопольдом Крайновским грохнули его подружку Ирину Кравчук. Вчера в католической церквушке на Немецкой. Вспомнила? Теперь давай колись. А я пока подумаю, что с тобой делать.

Глава 5

Собрав в кулак все оставшееся при мне на этот час самообладание, я освободила руки и встала из-за стола.

— Посиди здесь, капитан. Я сейчас оденусь.

Нужный эффект был обеспечен: Гарик вытаращил глаза.

— Оденешься? Это еще зачем?

— Ну, не ехать же мне к полковнику Колесниченко в домашнем халате! Тем более что у него сегодня юбилей.

— Что ты несешь?

— Я говорю, что мы поедем сейчас в твое управление на Московской, где ты оформишь мое задержание по всей форме. И так же по всей форме снимешь показания. С протоколом, с моей подписью на каждой странице — все как положено. Чтобы завтра моему адвокату..

— Э, погоди-ка!

— ..чтобы завтра моему адвокату Степе Фридману было чем заняться. Можешь не сомневаться: он раскрутит дело с моим незаконным задержанием так, что твоему Колесниченке мало не покажется! Так что кончайте базар, товарищ капитан, — и вперед. Надеюсь, вы на машине? Не ехать же мне на своей на собственный допрос!

Не дождавшись ответа — ночной гость, свирепо вращая очами, давился каким-то сложным набором междометий, — я развернулась и выплыла из кухни с гордо поднятой головой. Хуже всего, если он нагонит меня по пути в спальню и начнется потасовка: тогда сам дьявол не ведает, чем все это может разрешиться!

Но нет… Потрясение от моего эффектного выхода оказалось таким сильным, что замедлило даже реакцию Папазяна, обычно молниеносную. Он еще только вскочил с табуретки, когда за моей спиной щелкнул дверной замок.

Навалившись на дверь всей своей тяжестью, я слушала, как Гарик мечется по кухне, что-то сшибая на пути и остервенело ругаясь по-армянски. Хорошо уже, что он сразу не кинулся крушить мое убежище.

А мог бы — больше всего Гарик Хачатурович не любит, когда его переигрывают по очкам.