Мессия Дюны

— Алия, не надо…

— Это горе, — проговорила она, — всего только горе. А знаешь, что еще я должна сделать ради него? Я должна спасти жизнь принцессы Ирулан. Этой!.. Слышал бы ты, как она горюет! Рыдает, отдает воду мертвому; клянется, что любила его и не знала этого. Во всем винит Сестер и клянется, что всю свою жизнь посвятит воспитанию детей Пауля.

— Ты веришь ей?

— От нее просто разит добродетелью…

— Ах-х, — пробормотал Айдахо.

Итоговая картина разворачивалась перед ним, как полотно: отступничество принцессы лишало Орден последнего оружия против наследников Пауля.

Алия зарыдала, приникла к нему, спрятав лицо на груди.

— О, Дункан! Нет его, нет!..

Айдахо прикоснулся губами к ее волосам.

— Ну, пожалуйста, — прошептал он. Их горе было подобно двум сливающимся ручейкам.

— Ты мне нужен, Дункан, — рыдала она. — Люби меня.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

Подняв голову вверх, она взглянула в посеребренное луной лицо.

— Я знаю. Любовь всегда узнает любовь.

От этих ее слов он содрогнулся, словно отстраняясь от прежнего себя. Шел сюда за одним, а обрел другое. Словно бы попал в комнату, полную знакомых, чтобы понять с опозданием, что не знает никого из них.

Отодвинувшись, она взяла его за руку.

— Пойдем, Дункан.

— Куда прикажешь, — отвечал он.

И она повела его через арык, во тьму к подножию скалы и убежищу в ней.

~ ~ ~

И не вернется народу его вода,В горьком запахе погребальных заловНе преклоняй колен и не молись,Тебе не освободить ума от корысти;А он был святым дураком,Золотой скиталец, вечно живущийНа грани рассудка.Захоти — и он предстанет перед тобой.Багрец покоя и царственная белизнаСпустились в мир наш волею его.И вот — спокойный взгляд, а там,Грядет из сверкающих звездных джунглей,Таинственный пророк, слепой и грозный,Орудие пророческих сил,Чей голос звучит вечно!И Шаи-Хулуд, он ждет его, он ждетНа том берегу, где разлученных соединяет вечность,В возвышенном томлении любви.И он шагает сквозь бесконечный лабиринт Времени.И осыпается дурацкое обличье его видений.Гимн Гхолы