Мессия очищает диск
Шрифт:
Зачесанные назад пряди смоляных волос госпожи, лишь едва тронутых благородной сединой, напоминали паруса, полные восточным ветром; чудилось, что и не волосы это, а легкий дым или прихотливый туман. Спереди прическу украшали шпильки-единороги с аметистом и бирюзовые подвески; в ушах же колыхались серьги редкой работы.
Вот какая это была женщина!
И впрямь:
Весна на лиловой аллее прекрасна,Пленительна музыка в башенке красной!Без радостей наша недолгая жизньПустаНе удостоив монахов даже взглядом, благородная госпожа подплыла к крыльцу павильона и мило улыбнулась старому Ши Гань-дану.
От такой улыбки скалы плавятся – да неужто сердце могучего старика тверже скалы?!
– Я спешу в усадьбу моего брата, инспектора Яна Ху-гуна. – Тон приезжей, даже ласковый и приветливый, выдавал в госпоже привычку скорей приказывать, нежели просить. – Не сомневаюсь, что почтенный глава охранного ведомства выделит для моего сопровождения самых отборных молодцов! Только учтите, почтеннейший, я крайне тороплюсь!
Ши Гань-дан поспешно встал и поклонился – довольно-таки неуклюже. То ли старческий позвоночник гнулся не лучшим образом, то ли ему вообще редко доводилось кланяться.
– Если благородная госпожа соблаговолит пройти в павильон и обождать не более двух часов, – лицо старого бяо-ши расплылось в любезной гримасе, не сделавшей его привлекательней, – то как раз должен вернуться с дороги мой внук Ши-меньшой! Он и еще двое наилучших охранников к тому времени будут в вашем распоряжении!
– Но я не могу ждать! – капризно топнула ножкой госпожа. – Сами видите: дело близится к полудню, неумеха-лодочник припоздал, доставив нас к этой пристани совсем не тогда, когда было уговорено… Нет, я решительно не могу ждать! Сегодня вечером я непременно должна быть в усадьбе моего брата! Надеюсь, вам знакомо имя инспектора Яна?!
Физиономия старца стала еще любезней, видимо, ему было абсолютно неизвестно имя уважаемого инспектора Яна.
– Увы, благородная госпожа! – развел руками Ши Гань-дан. – К моему сожалению, все молодцы оказались в разъезде, и единственное, что я могу вам предложить, – это дождаться Ши-меньшого, под чьей защитой вы будете в полной безопасности; или…
Он помолчал, машинально оглаживая рукоять своей сабельки (словно коня успокаивал) и насмешливо разглядывая монахов, не спеша поглощавших дареные маньтоу.
– Или же удовольствоваться сопровождением сих преподобных отцов, один из которых совсем недавно просил меня принять его на временную службу!
Похоже было, что благородная госпожа усмотрела в этом предложении издевку.
И была права.
Она уже готовилась перечислить нахалу Ши Гань-дану, этому языкатому сплаву камня и дерзости, весь перечень возможных неприятностей, какие в силах устроить ее чиновный братец, инспектор Ян… как его? Ху-гун, кажется? – но преподобный Бань вдруг перестал жевать, легко поднялся на ноги и в три шага оказался рядом с паланкином.
Как раз в это время старший носильщик придирчиво осматривал дверную занавеску и сокрушенно цокал языком. Поперечная жердь, на которой крепилась занавеска, провисла с одного конца – крепежные кольца разогнулись в месте стыка, и жердь грозила с минуты на минуту отлететь. Никакого инструмента для починки под рукой не оказалось, и единственным решением было отыскать поблизости две короткие бамбуковые палки – после чего вставить их в петли
занавески, трижды закрутить и укрепить концами в боковых пазах.До усадьбы инспектора Яна это вполне могло продержаться.
А то сперва занавеска отлетит, потом капризная красавица примется кричать, что ее замечательные глазки полны пыли, и начнет вымещать злость на всех, подвернувшихся под горячую руку!
Старый бяо-ши груб или не груб – это, в конце концов, его заботы, а тащить паланкин в этакую даль, чтобы не получить и пяти связок монет…
Нужная бамбуковая жердь уже была найдена старшим носильщиком – благо валялось их близ павильона немало (крышу чинили, что ли?). Осталось только разрубить ее чем-нибудь острым на две половинки, потому что попытка сломать жердь о колено успела с треском провалиться.
И треск-то вышел слабенький; позорище, а не треск!
Короче, преподобный Бань поспел как раз вовремя. Носильщик уже стал с подозрительным вниманием поглядывать на сабельку Ши Гань-дана, явно намереваясь попросить ее для хозяйственных работ. А вспыльчивость народа И – особенно если дело касалось их традиционного оружия! – была известна всем.
Кроме, видимо, старшего носильщика.
– Позвольте взглянуть? – Преподобный Бань взял бамбук из рук носильщика и внимательно его осмотрел.
Палка была несколько тоньше той, что не так давно раздавил глава охранного ведомства «Совместная радость». А длины примерно такой же – около полутора локтей.
Золотой ворон солнца слетел пониже и долбанул горячим клювом голову монаха. На бритой макушке выступили капельки пота, преподобный Бань слегка подергал палку, как дергают полотно, проверяя его на прочность; в наступившей тишине было отчетливо слышно, как хмыкнул старый Ши Гань-дан…
Мгновенное напряжение сковало жилистое тело монаха, обвив его змеиными кольцами стальной проволоки; преподобный Бань страшно оскалился, издав резкий гортанный выкрик, шея монаха вросла в плечи, вспухнув жилами, на миг обнажились побагровевшие руки, явив любопытным взорам яростного тигра и свирепого дракона, – и вдруг все закончилось.
Змееныш закашлялся, подавившись куском маньтоу.
Он никогда не верил, что подобное возможно.
Он и сейчас в это не верил.
– Бродячий инок нижайше просит принять его скромный дар. – Преподобный Бань с поклоном передал ошалевшему носильщику обломки бамбуковой жерди.
Которую только что разорвал пополам, словно гнилое сукно.
После чего обернулся к белой, как снег, госпоже.
– Итак, вам нужны сопровождающие? – осведомился монах.
Когда паланкин, за которым неторопливо брели Змееныш и монах из тайной службы, скрылся за поворотом дороги, старый Ши Гань-дан принес новый жбан пива и присел на крылечко.
– Дурак! – незло буркнул старик, наливая себе очередную кружку. – Тоже мне, сэн-бин, монах-воитель… нашел перед кем вола раздувать! Перед старым Ши Гань-данем! Столько лет прожил, ума не нажил… и Будда не вразумил!
Глава «Совместной радости» отхлебнул пива и замолчал.
Он не мог дать волю языку.
В павильоне, в потайной каморке, уже третий день сидел помощник столичного цензора, востроносый человечек с личиком мышки-полевки и глазами хорька.
Оттого и пустовала станция; оттого и были в разгоне все молодцы бяо-ши – кому охота…