Месть базилевса
Шрифт:
«Трое? Нет, двое! И один Алексу на берег тащит, занят он…»
Смерть товарища заставила россов остановиться, затоптаться на месте. И Любеня кинулся на них сам.
– Один, Бог Войны, смотри на меня!!!
Это он сам крикнул, не думая. Яростный клич на языке фиордов заставил россов попятиться. Теперь не растерянность видел он в их глазах – страх!
В спину что-то ударило, совсем чуть-чуть, да и не больно почти. Так, слегка крапивой хлестнули. Только одно непонятно – почему из груди вдруг торчит наконечник стрелы? Откуда?
Любеня почувствовал, как под рубахой течет что-то теплое,
Вместе с кровью его мягко потянула за собой нахлынувшая волна слабости. Это – ничего, не страшно, такое уже с ним бывало, не первый раз ранят…
«Сейчас, Алекса, сейчас… На миг малый только остановлюсь, дух переведу, и к тебе, любимая…»
Что-то снова ударило его, уже по голове. На этот раз – сильно, до звона в ушах. Его потащило куда-то вбок, опрокинуло…
Небо над головой. Высокое небо, прозрачное. А солнце теперь почему-то жгучее, красное, тоже кровью набухло…
«Значит, их больше. Еще воины были где-то на берегу», – мелькнула мысль. Спокойно, отстраненно, даже слишком спокойно.
Потом все погасло.
Любеня открыл глаза и увидел огонь. Мечущиеся языки пламени резали глаза, а треск сучьев был таким громким, что отдавался в голове.
«Погребальный костер? – удивился он. – А почему погребальный? Или – не живой уже?»
Впрочем, наваждение тут же прошло. Любеня посмотрел еще раз, и огонь отодвинулся. Да и не костер это, так, костерок небольшой. Над огнем висит на рогатине котелок, исходит паром с привкусом чего-то мясного.
Нет, живой! Только голова болит. Перед глазами все словно раздваивается. И опять сходится до головокружения. Еще грудь ломит болью. Хотя перемотали чем-то, остановили кровь.
Внезапно он вспомнил – лодку, Алексу, засаду россов, его схватку с ними.
Где же Алекса?!
– Смотри-ка, шевелится вроде, – сказал кто-то рядом.
– Не, показалось, – сказал другой голос.
– Горло ему перерезать, так и не надо смотреть – шевелится, не шевелится.
– Горло перерезать – конечно, шевелиться не будет…
– Перережем еще! Князь Вадьим сказал: допросить сначала, потом уж…
– А то я не слышал, что Вадьим говорил!
– А слышал, так чего же?
Голоса грубые, громкие, тоже отдаются в голове. Речь вроде похожа на говор поличей или оличей, но слова произносятся по-другому как-то. Хотя понять можно. Тоже славянское племя, одним богам поклоняются.
По голове, надо думать, камнем ударили, понял Любеня. Из пращи. В землях франков он видел это оружие. Простая штука – кожаный ремень, закрепленный одним концом на запястье, второй – свободный. Его зажимают пальцами, камень кладется в кожу, праща раскручивается посильнее и свободный конец отпускается. Да, просто, но такие камни вылетают с огромной силой, от их ударов даже на железных шлемах вмятины остаются. Россы, рассказывали ему, с малолетства учатся владеть пращами. Опытные воины бьют прямо с коня, на скаку, так же метко, как кладет стрелы умелый лучник…
– Обидно просто, – продолжал басить первый голос. – Четырех воинов уложил почитай голыми руками. Без того под градом Юричем потеряли много, князь Хруль с дружинниками секли наших, будто уток били. И этот еще… Если бы
князь Вадьим с остальными не подоспел, не сшибли его, пожалуй, не справились бы… Отчаянный! А отчаянных лучше сразу резать, это я тебе говорю.– Да что ты заладил – прирезать, прирезать! – рассердился второй. – Как ворона каркаешь! Успеем. Вот ответь мне – почему он одет, как полич, а кричал, как варяг? Почему сражался, как берсерк из-за Студеного моря? Откуда знает такой безжалостный бой – ответишь, нет?
– Больно мне интересно… – проворчал первый.
– Тебе – не интересно. А князю интересно, допустим. Он все должен знать, на то он и князь. И еще должен знать про золото поличей. Этот небось у них знатный воин, наверняка скажет.
– Да уж, у этих лесовиков золота невпроворот, – съехидничал первый. – На золоте едят, из серебра умываются. У них в лесах золото прямо на деревьях растет. Заместо шишек!
– Не скажи… Разное говорят…
Они примолкли.
Любеня, несмотря на громкий, болезненный стук в голове, продолжал напряженно думать. Так вот почему он жив до сих пор, вот почему не добили на берегу – хотят дознаться про золото. Второй раз, получается, тайна старого клада не дает ему умереть. Тогда, маленьким, конунг Рорик Неистовый пытал про него, теперь – эти… Они-то откуда узнали? Даже из родичей немногие знают про золото умершего князя Добружа, а эти… Ладно, об этом можно потом, сейчас – другое.
Из неспешного, ленивого разговора степняков ему стало ясно, что россы шли набегом на земли Юрича и были встречены дружиной князя Харальда Резвого, владетеля града. Воины у князя крепкие, яростные, разбили степняков. Те, надо думать, бежали, начали уходить через их леса. Заметили красивую девушку, вот и устроили им засаду. Красавиц они всегда крадут, испокон веков. С этим понятно…
Князь россов Вадьим… Что-то он про него слышал… Точно, из соколов он, вспомнил Любеня. Россы издавна ведут свои роды от зверей и птиц, почитают их как прародителей, словно им мало самого бога Рода. Есть россы-волки, россы-медведи, россы-совы… Вадьим Сокол – так его называют. Еще называют – Вадьим Храбрый. Сильный вождь, говорят. Все время водит своих соколят за кровавой добычей… С этим тоже понятно.
Что-то еще нужно сообразить… Да, Алекса! Молодых девушек степняки, конечно, не режут, уводят в плен. Потом продают дальше, на юг, другим народам. Или себе оставляют в наложницы. Тот же Вадьим Сокол, рассказывали, сильно охоч до женской сладости. Значит, жива любимая… И он жив! А коли так…
– Ну что вы тут расквакались как лягушки! Только и знают, что языками чесать, как бабы ленивые! – властно прозвучал над ним другой голос. Совсем молодой, еще звонкий по-юношески. – Похлебка готова, что ли?!
– Подождать – так будет готова, – проворчали в ответ.
– А некогда ждать, наших надо догонять! Дядька Вадьим говорил: быстрее тут управиться и – за остальными вслед!
– Быстрее огня небось не сгоришь…
– Поговори мне еще, Коряша… Умный больно! – цыкнул молодой.
Любеню вдруг неожиданно и сильно пнули ногой. От острой боли в груди перехватило дыхание. Он заморгал, выдыхая сдавленный стон.
– Вот так надо оживлять-то! А то сидят, ждут… Возьмите его, прислоните к дереву, что ли.