Месть без права передачи

– За руль. Двигай за мной.

Съехав с дороги, я объехал кусты, за которыми мы скрывались, по дуге и остановился. Рядом притормозил Тиша. Кусты плотные, густы и высокие. Скорее даже лесок небольшой, а не кусты. С дороги машины не различить, если не знать точно, что машины здесь находятся. Смущали следы от колёс по целине, но посыпал снежок, так что через полчаса максимум от следов не останется и следа. Такой вот каламбурчик. И главное что на наше счастье за последние пятнадцать минут на дороге не было ни одного проезжающего. Так что время до утра как минимум у нас есть, пока "азовцев" хватятся, всполошившись, что они не выходят на связь. За это время мы будет далеко отсюда. Конечно, меры безопасности будут усилены, всем подразделениям будет объявлено, что в тылу находится предполагаемая ДРГ. Ну, нам не привыкать играть в войнушку, и не в таких переделках бывали. По логике решат, что в неглубокий тыл заглянула обычная разведка, на которую и напоролись убиенные. И которая умыкнула штабного полковника, посчитав его наиболее ценным "языком". Так что особо ретиво нас будут отслеживать на "передке" полагая, что разведка не будет валандаться по тылам противника с важным "языком", а постарается скорее убраться обратно. Нам это на руку. Мы возвращаться будем не раньше следующей ночи, а можем и вообще пару дней выждать, пока накал поиска утихнет, все расслабятся и потеряют изрядную долю бдительности. В общем, не так-то всё и плохо. А пленение полковника Генштаба, бог весть каким ветром сюда занесённого, оправдывает любые риски. Вот только бедолагам сельчанам будет сложнее пройти в сторону Донецка из-за поднявшегося переполоха. Ну, уж тут ничего не поделаешь. Надеюсь, водитель, как человек опытный, рассудит так же, как и я, и тоже выждет пару дней, прежде чем пытаться перебраться на ту сторону.

По-быстрому обшарив оба "уазика" я прибарахлился полными "магазинами" к своему "калашу", бегло просмотрел планшет капитана и, не обнаружив в нём ничего интересного, бросил его. Никаких бумаг полковника не было. Но зато обнаружился спутниковый телефон принадлежащий, видимо, всё тому же полкану. Штучка хорошая, сгодится в хозяйстве. Тем более что аккумулятор заряжен полностью. Уважаю аккуратных людей, молодец полковник. Выбравшись из салона, я поманил за собой переминающегося с ноги на ногу Тишу и приблизился к стоящим на коленях "азовцам" с заложенными за голову руками. Полковник послушно копировал их позу. Видимо, слова Азика возымели действие. А ещё точнее направленный полковнику в голову ствол "Стечкина". Азик, вежливый до ужаса, качнул стволом на троицу:

– Я их не спрашивал, не стал лишать тебя удовольствия.

Коротко кивнув, я вынул из кармашка "разгрузки" фотографию Торопова и показал её для начала рядовому, подсветив фонариком:

– Знаешь его?

Тот цыкнул слюной и заупрямился:

– Я по-росийськи не розумию.* (*- Я по-русски не понимаю.)

– Хорошо, поговорим по-другому.

Подняв своего "Стечкина" я ткнул глушителем непонятливому в затылок:

– С переводчиком розумиишь?

Тот скосил глаза на снимок, и сквозь зубы упрямо процедил:

– Николи не бачив.* (*- Никогда не видел.)

А вот это не есть хорошо, родной ты мой! Не люблю непослушных мальчиков. Качнув стволом "Стечкина" вниз, я всадил в ногу бойца пулю и под его сдавленный вой прокомментировал:

– У меня есть минут пять. За это время я буду простреливать твои конечности раз за разом, через каждые пять сантиметров. В кость. Боль будет адская. Проверим тебя на прочность, или будешь говорить?

"Азовец" простонал, и выматерился уже с чистым тамбовским произношением:

– Не знаю я его, мать, мать, мать!!! Я всего месяц в батальоне, из резерва, никогда его не встречал.

Врёт, падла, что из резерва. Я в состоянии отличить вчерашнего гражданского от обстрелянного бойца. Да и некогда мне с ним в словесный пинг-понг играть. Снова приставив ствол "Стечкина" к голове придурка я сказал "Ответ неправильный", и нажал на спуск. Мозги брызнули на белый снежок весьма фотогенично. На капитана и полковника это должно произвести впечатление. Произвело. Правда, полковник, не дрогнув ни одним мускулом на лице, продолжал молчать. Я даже малость зауважал его. А вот капитан поплыл сразу и затараторил как трещотка:

– Знаю! Знаю я его. Топор. Мы с ним вместе в аэропорту донецком были. Потом ушли, полтора месяца назад. Точнее он меня позвал, одному не с руки было сдёрнуть. Мы ж понимали, что аэропорт сдать придётся. Зачем попусту шкурой рисковать? А он сказал что прикроет, что за дезертирство нам ничего не будет. Типа у него покровители есть крутые. Только он не Топор теперь, сменил погоняло. Опасается кого-то. Похоже вас. По пьяни как-то мне обмолвился, что его старые дружки ищут с большой любовью и приветом из прошлой жизни.

– Новый позывной? Где он сам сейчас? Быстро и внятно.

– Клин. Он теперь Клин. Он в Дебальцево. Три недели назад его туда отправили. Нашим там со дня на день кирдык будет, это ежу ясно. Колечко то смыкается. Так там "укропы" бегут как тараканы, сдерживать их надо. Командование не хочет второго Иловайска. Правду говорю, мамой клянусь! Не убивайте, я вам пригожусь.

Опустив ствол, я резко сказал:

– Маму не позорь, урод. Полковник этот кто?

– Штабной, из Киева. Нас в сопровождение ему выделили. Второй день с ним катаемся.

– На связь сами выходите, или вас вызывают?

Помявшись, капитан поглубже вдохнул, как перед прыжком в воду, и попытался отвертеться, чтобы продлить себе жизнь:

– Вызывают. Каждые три часа. Через полчаса сеанс. Если не отзовёмся...

– Врёт.

О как! Полковник голос подал. И не просто подал, а ещё своего же сдаёт. Видно тоже жить реально хочется, когда на глазах убивают своего только за неразговорчивость. Просто так, походя. Стало быть, церемониться ни с кем не станем. Скорее всего, полкан уже сообразил, что мы не простая разведка, а спецназ. И, стало быть, методы у нас самые жёсткие. Страхуется. Бонусы себе накапливает.

Капитан, скрипнув зубами, прошипел:

– Сразу ты мне не понравился, полкан. Ох, как не понравился! Надо было тебя грохнуть, и списать на снайпера.

Полковник, не обращая внимания на слова капитана, повторил:

– Врёт. Их прикомандировали ко мне. До моего возвращения в Авдеевку их едва ли хватятся.

Ага, ага... Разговорчивый стал.

– Что ещё скажешь?

– А что ещё? По стилю вы не рядовая разведка, а спецназ. Значит, идёте в глубокий тыл. Меня вы не отпустите, убивать меня вам нет резона, я слишком ценный источник информации. Сам не побегу, жизнь дороже. Я всё же профессиональный военный, и уже просчитал всё.

Задумчиво посмотрев на него, я подумал, что полковник какой-то странный. Слишком уж он спокоен для пленного, жизнь которого висит на волоске. Однако предаваться размышлениям было особо некогда, оставлю это на потом. Теперь самое время уносить ноги, и подальше. Снежок прикроет наши следы, направление нашего движения будет определить невозможно, если машины и трупы всё же обнаружат в ближайшие часы. Так что всё не так уж и плохо. Вот только капитан нам теперь без надобности. Зачем нам лишняя обуза? Я коротко глянул на Стаса и Азика, увидел их короткие кивки и преспокойно пустил пулю в затылок капитану. Он рухнул лицом в землю, не ойкнув. И сердце у меня не дрогнуло. После всего, что я видел здесь, после рассказа водителя "газели" я готов убивать без суда и следствия. Даже безоружного врага, который почти на сто процентов виновен в смерти мирного населения. Так что совесть меня не мучает, и кошмары ночные мне сниться не станут.

Полковник и это перенёс стоически, даже не хмыкнул. Странно. Не так должен бы реагировать офицер украинской армии при виде убийства своих союзников, хоть и почти неуправляемых. А вот Тиша вдруг насупился и упрекнул меня:

– Зачем? Он же всё сказал! Может, не стоило так, безоружного?

Удержавшись от мата, я постарался ответить спокойно, понимая, что едва обстрелянному пацану наши методы кажутся запредельными:

– Таскать его с собой? Чемодан без ручки. Проще выкинуть. Ты слышал, что водитель говорил? Сам мало понасмотрелся на них? Вот и не жуй сопли. На войне как на войне. Нам ещё приказ надо выполнить.