Месть Демона
Шрифт:
Все сходилось к тому, что достать нож мог только я — второе мое «я»…
Следовательно, и Шарика убило оно. Это было скверное известие, у меня похолодело все внутри, а сердце больно защемило. Неприятнее всего то, что кто-то знал об этом, иначе не подбросил бы мне окровавленный нож…
Не то, чтобы я испугался. Живя неопределенной двойной жизнью, поневоле привыкаешь ощущать себя больше мертвым, чем живым, а разве мертвые страшатся чего-то?
— Каждое утро думай о том, как надо умирать. Каждый вечер освежай свой ум мыслями о смерти. И пусть так будет всегда. Воспитывай свой
Когда вы не можете решить: идти или не идти — лучше не ходите.
Когда вы задаётесь вопросом: есть или не есть? — лучше не ешьте.
Когда вас мучит вопрос: умереть или не умереть? — лучше умрите…
Когда-то я впитывал в себя каждую фразу, потому что был уверен, что скоро умру. Считал свое второе «я» психической болезнью — несправедливой, неизлечимой и смертельной.
Мне нужно было утешение, и я его нашел в кодексе воинов. Не идти же к родителям, чтобы посоветоваться, как мне жить так, чтобы одновременно готовиться к смерти?!
Когда я впервые прочитал этот отрывок, для меня он стал самым настоящим откровением:
…Смерть посещает всех: великих и малых. Смерть настигает вас, не считаясь с тем, готовы вы к ней или нет. Не все люди думают о смерти, и делают хотя бы минимальные приготовления. Однако если склонны считать, что переживете всех, вы ошибаетесь. Такие мысли вводят в заблуждение и вас и других. Смерть подкрадывается к вам, в то время как вы обдумываете далеко идущие вперед планы…
Разве это сказано не для меня?
Я уже давно не обдумываю далеко идущие планы. Обычно рад тому, что удается прожить вечер, утро, день и снова встретить приближение ночи.
Я ощущаю жизнь, как приговоренный к скорой смерти, поэтому воспринимаю ее полностью, без прикрас, в ее ветхих одеждах, могущих обмануть своими яркими красками только наивных. Я-то давно знаю, что таится в тишине улиц и кто дышит у меня за спиной.
Когда живешь в ожидании смерти, повсюду видишь ее приметы — человеческую жадность, страх, ложь и подлость…
О моем ноже знало всего три человека в городе. Один из них, по горестной иронии, сам Шарик. Он и мой друг Слава Рыбкин видели, как я делал нож. Слава погиб в армии в результате несчастного случая — или не очень несчастного: обстоятельства смерти были донельзя странными, а свидетели — солдаты путались в показаниях, и чувствовалась за ними чья-то властная рука. Армия есть армия, она умеет убивать и прятать следы своих преступлений под завесой государственной тайны…
Еще его видела Ольга. Я показал ей нож, когда она пришла ко мне в гости.
Это был случайный визит и единственный — лучший вечер в моей жизни.
Я смотрел на девушку и весь лучился обожанием. Горестно вздыхал, бессвязно и много говорил, всеми способами пытаясь произвести на нее впечатление загадочности, ума и таланта.
Она же была грустна, рассеяна и растеряна.
Что-то произошло тогда в ее жизни. Ей было одиноко и грустно, требовалось с кем-то поговорить, а из знакомых в этот вечер встретился только я.
К концу вечера я достал из тайника оружие и показал. Глупо демонстрировать нож девушке, в которую давно и
безнадежно влюблен, но в тот вечер я большим умом и не отличался. И даже сейчас не могу вспомнить, для чего это сделал. Может быть, хотел показаться сильным, умудренным жизнью человеком и великим бойцом за справедливость?Ольга долго рассматривала нож с непонятной мне рассеянной улыбкой, потом тихо произнесла:
— Он красив и смертоносен, словно ядовитая змея. Таким легко убивать, нож сам просит чужой крови. Но смерть ужасна, любая смерть. Прекрасно только рождение…
В этой фразе мне почудился тайный смысл, но я не сумел его понять — наверное, это было невозможно, я же исповедовал кодекс самураев.
К тому же мне было не до того, мое сердце колотилось, мысли путались, на коже выступил пот, который ввел меня в еще большее смущение. И все, что происходило в этот вечер, было каким-то неловким, неправильным и помнилось смутно.
Забавным было его окончание. Когда я проводил Ольгу до дома, пожав руку на прощанье — на поцелуй не смог решиться, хотя, думаю, она не противилась бы, слишком ей было грустно и одиноко. И, возможно, тогда…
Впрочем, что толку говорить о том, что не произошло и уже никогда не произойдет?
Девушка ушла, а я пошел обратно к себе домой, криво усмехаясь над своей неловкость, неуклюжестью, глупостью…
Додумать все мне до конца не дали, едва я свернул с широкой улицы в узкий переулок, как наткнулся на трех основательно пьяных мужиков.
То ли я им показался знакомым, то ли просто не понравился, то ли им хотелось подраться, так как алкоголь требовал от них подвигов, а я выглядел настолько растерянным и безвредным, что не ударить меня было просто нельзя…
Они напали на меня с какими-то глупыми пьяными угрозами.
Это было замечательно!!!
Вся моя робость, волнение, ощущение неловкости и печаль — все сгорело адреналином в этой драке.
Я использовал все приобретенные в секции каратэ навыки — бил руками и ногами, высоко и эффектно подпрыгивая, ставил блоки, легко уходя от мощных и неточных ударов.
Пьяные мужики не умели драться, они были сильными, их было трое, и это все, что у них было.
За мной же стояли месяцы обучения искусству рукопашного боя и молодое послушное тело.
Я не хотел их калечить, поэтому был осторожен в выборе ударов. Но их было трое, и это заставляло меня быстро двигаться, стараясь не попасть под неуклюжие взмахи их крепких мускулистых рук.
Запомнилось ощущение полета, собственной силы и понимания, каким смертоносным может быть тело, даже не имея оружия. Я буквально разметал мужиков в разные стороны и ушел почти счастливым.
События того вечера смешались в памяти, и позже, встречая Ольгу, я сразу вспоминал бессмысленный бой и это ощущение полета.
Я вижу кровь враговИх лица, бледность страха.Я в них врываюсь молнией.И за спиной остаются недвижные тела…Как сладостен их стон как женщины на брачном ложе…Вот и сейчас, когда я взял нож в руку, в памяти всплыл тот давний вечер. Печальные воспоминания.
Итак, все, кто знал о ноже, уже мертвы, кроме меня самого.