Месть Гиппократа
Шрифт:
— Баба Настя, я же не случайно завел этот разговор. Я на днях еду в Москву. Мог бы его и прихватить. Ну как?
— Ой… И не знаю, что сказать. Боязно мне.
— Чего же боязно? Я увезу, я и привезу! Или боитесь мне Гошку доверить?
— Что ты, Илюшенька! Я тебе верю, конечно. Но за Гошку боязно. Вдруг в дороге помрет?
— Ну, баба Настя, насмешили вы меня. Да он еще и понять не успеет — а уже там будет. Я же самолетом лечу.
Старушка поцокала:
— И не знаю, что сказать.
— Зато, представляете, баба Настя, вся страна вашего Гошку увидит и потешаться будет.
— Гоша хорроший, хорроший, хорроший. Дай чай. Иди поцелую.
— Помолчи, Гошка. Вишь, чего нам дядя Илья предлагает? Работу тебе хорошую. А мне к пенсии прибавку.
— Вот-вот. Подумайте хорошенько, Анастасия Петровна. От вас всего-то и требуется нотариально заверенное заявление. И все. Этот документ я в Москве и предъявлю. Подумайте хорошенько. Мы же не первый день друг друга знаем. Я вам помочь хочу.
— Да я понимаю, Илюшенька. Только боюсь я.
— Чего, Анастасия Петровна, родная вы моя?
— Всего боюсь, Илюшенька. И за Гошку больше всего. Помрет еще в дороге.
— Ну, как хотите. Не хотите подработать — и не надо. Что еще можно сказать? Дело ваше. Правда, Гоша?
— Гоша хорроший, хорроший. Прравда, хорроший? Прравда, хороший?
— Правда-правда, умница, птичка. Хорошая птичка. Ну что же, баба Настя, пошел я, что ли? На этой неделе я уже не зайду к вам больше. Послезавтра в Москву улетаю. Поедешь со мной, Гошка?
— Гоша хоррошая птичка. Трриста рублей.
Похоже, что последнее высказывание любимого питомца заставило старушку переменить мнение:
— Что же, Илюшенька, может, и взаправду попробовать нам Гошку показать? Может, немного повезет, и денежек подзаработаем? А?
— Конечно, баба Настя. Я же вам и объясняю. Давайте завтра заскочу, и вы это самое заявление подпишете. Договорились?
— Спасибо тебе, Илюшенька. Дай бог тебе здоровья.
— Да ладно. Это же такие мелочи. Утром к вам забегу. Хорошо?.. Ну вот и отлично. До свидания.
— До свидания, Илюшенька. О-хо-хо, как же все-таки страшно.
— Ничего, баба Настя. Все будет хорошо. Ну, я побежал. Ага?
— Беги-беги, конечно. Чего же тебе около старухи время терять? Оно же у тебя, поди, на вес золота.
— Это точно. Ну все, пока, я исчезаю.
Я снова услышала звук хлопнувшей двери и взглянула на часы. По идее, Илья должен заскочить к Венчику за Галиной и отправиться обедать вместе с ней. У них есть что обсудить.
Есть о чем поговорить и у нас с Венчиком. Хотя Венчик может немного и подождать, собственно говоря. Его пока что убивать никто не собирается. А вот с бабуськой у Галины с Ильей, похоже, все уже решено, и мне просто позарез необходимо услышать их разговор.
Как я и предполагала, они встретились у дома «мухоморного» дядьки и действительно отправились в кафе, где я впервые повстречала Илью.
— Ну и как твои успехи, Галочка? — спросил специалист по недвижимости свою сестру.
— Нормально. Прикольный дядька. Немножко покапризничал, как водится. А так ничего. Сработаемся, — рассмеялась Галина. — А бабуська наша как поживает?
— Бабуська в норме. Если все будет, как я задумал, то завтра она подпишет это самое заявление. Чистый бланк, разумеется.
Так что после обеда я двину к Семеновне за этим бланком. И будет наша бабуська со своим попугаем жить на природе, на свежем воздухе.Я слушала милую беседу двух, мягко говоря, вампиров, и внутри у меня все кипело. Как же докатилось наше общество до такого, что всякая шелупонь, извините за выражение, мнит себя хозяевами жизни?! И это, черт возьми, им действительно удается.
— Как, Галя, насчет этого дядьки считаешь? Может, нам со временем его тоже в какую-нибудь развалюшку поселить?
— Этого на мякине не проведешь. Это тебе не бабуська с попугаем. Это же Гобсек. Его не просто будет уговорить. Только, может, соответствующее «лечение»…
— Я не люблю повторяться. Во-первых. А во-вторых, пока суд да дело, нащупаем и у него слабую струнку. Придумаем что-нибудь.
Меня, к примеру, суд да дело не устраивали. И длительное выявление слабых струнок «деда» тоже. Мне нужно было, чтобы эти деятели сразу, как говорится, взяли быка за рога и трюк с лечением повторили. Беседы я, разумеется, все записывала. Но разве же пару бесед, которые, я считаю, доказывают их причастность к смерти Ангелины Васильевны, к делу пришьешь? Милиция чихает на такие доказательства.
А вот к старухе им надо закрыть доступ. Размечтались, сволочи, пол-Тарасова решили к рукам прибрать. Это вы Таньку Иванову еще не знаете. Но скоро узнаете. Даю вам честное-пречестное слово.
И я повела свой автомобиль к дому бабы Насти. Пусть себе эти двое смакуют подробности ее охмурения и охмурения моего новоиспеченного дядьки.
Анастасия Петровна впустила меня сразу — признала. Мы обменялись с ней приветствиями.
Попугай заволновался:
— Кто прришел? Кто прришел?
— Это я, Гошенька. Привет.
— Прривет. Кто прришел?
— Это, Гошенька, из милиции. Из милиции. Что же, девушка, у вас еще какие вопросы ко мне?
Я вздохнула, обдумывая, с чего начать. Но, как известно, начинать надо всегда с начала.
— Анастасия Петровна, я к вам по поводу Ильи.
— А что Илья? Хороший человек.
— Гоша хорроший, хорроший. Иди поцелую, — суетился попугай.
Я продолжила свою речь, не обращая внимания на птицу. Часа полтора мы со старушкой ломали копья. Каждая из нас пыталась доказать свою правоту. Она не поверила мне ни на йоту. И никак не могла взять в толк: как это, написав заявление на участие в конкурсе, лишиться квартиры. Она назвала меня аферисткой и сказала, что завтра у Ильи все и спросит.
Мне светиться перед ним не улыбалось. Я махнула рукой и посоветовала:
— Не хотите — не верьте. Только это заявление, ради бога, не подписывайте.
Я в какой-то степени понимала эту старую женщину. Людям так хочется верить в добро! А уж в возможность заработать и, что еще лучше, по-легкому срубить денежки — и тем более.
Одно было очень плохо. Завтра она скажет Илье, что приходила такая-то и сякая дамочка и советовала с ним не связываться. И все будет испорчено. Все мои планы лопнут, не успев реализоваться, как любят выражаться иногда мои магические косточки.