Месть Гора
Шрифт:
Выходит, девушка ничего не рассказывала о нем родителям. Быть может, она слишком скромна и не хочет ни с кем делиться своими надеждами? «Скорее, я ей совершенно безразличен, — посетовал про себя Хети. — Для нее я — чужеземец, гость царицы, и только». Но… Ведь назвала же она его «прекрасный соня» в тот день, когда он впервые ее увидел? Или «прекрасный спящий», точно он уже не помнил…
Хети воспользовался случаем и выразил Кедалиону и Климене свое восхищение статуэтками, отметив изящество форм и красоту росписи.
— У нас в Египте, — продолжал он, — много мастеров, умеющих вырезать из дерева и раскрашивать фигурки людей, занятых разными повседневными делами. Но мы не преподносим их богам, а кладем в могилы знати, чтобы в Аменти их души жили в достатке и пользовались
— Значит, правду говорят путешественники о твоих соотечественниках: вы верите, что души умерших улетают на запад, в далекую страну, называемую Поля Иалу, и живут там, как жили на земле?
— Да, именно так, — ответил Хети.
— И вы верите, что душа, обитавшая в теле человека, то есть его совесть, его разум и чувства, берет с собой привычные человеку вещи, чтобы пользоваться ими в таинственном мире, который находится за горизонтом, там, куда садится солнце?
— Да, мы в это верим, потому что слышим это с детства.
— Но это же неправда, — сказал Кедалион.
— Наши предки и мудрецы говорят так потому, что это знание передали им боги на заре времен вместе со знанием о предметах и явлениях земного мира и умением возделывать землю, — ответил на это Хети. — Боги научили людей создавать скульптурные подобия людей и зверей и смешивать краски, чтобы их раскрашивать, делая более похожими на оригинал, и многому другому, о чем я не упомянул.
— Но даже если души умерших и живут где-то, — вступила в беседу царица Алкиона, — вряд ли им понадобятся предметы повседневного обихода из прошлой жизни, чтобы счастливо существовать и познавать красоту мира, в котором они пребывают. Мы тоже верим, что души мертвых улетают далеко-далеко на запад, за море. Мы называем это место Садом Гесперид, и смертным доступ в него закрыт. Но сад этот великолепен, и на его деревьях созревают прекраснейшие плоды. Хотя, конечно, эти плоды символичны: мы верим, что душа питается дивными материями, которые мы сравниваем с прекрасными плодами. А ты, Хети, что об этом скажешь? Ты сам веришь, что после смерти душа отправляется в таинственную страну, которую вы, египтяне, зовете Полями Иалу?
Хети, считая, что Исет умерла, много бессонных ночей провел в раздумьях о Полях Иалу, о которых ему часто рассказывал его наставник Мерсебек в храме Собека, однако сейчас его вдруг посетило сомнение. В памяти снова всплыли слова гимна, которые любил цитировать учитель, — того самого, что он однажды услышал из уст арфиста, игравшего и певшего у могилы царя, правителя Великого Города Юга.
— Скажу, что ничего не знаю наверняка, и мне сложно поверить в то, что рассказывают о Полях, на которых живут души умерших. Поэтому я ищу ответы на свои сомнения в текстах, начертанных на стене погребального храма одного из наших царей, Антефа. Если хотите, я прочту вам этот гимн, потому что знаю его на память.
Сидящие за столом гости замолчали, и царица выразила общее желание:
— Прочти нам этот гимн, мы с удовольствием тебя послушаем.
Хети собрался с мыслями, вспоминая слова, которые врезались в его память много лет назад:
— «Одни тела уходят, а другие — рождаются, и так было всегда со времен наших предков. Цари-божества, жившие в давние времена, покоятся в пирамидах, благородные и блаженные в своих гробницах. От зданий, которые они возвели, не осталось даже руин. Что с ними случилось? Однако сохранилось сказанное Имхотепом и Джедефхором, чья мудрость у всех на устах. Где они теперь? Стены городов разрушены, их площади исчезли с лица земли, как будто их и не было. Никто не возвращался оттуда, чтобы рассказать нам, каков их удел и в чем они терпят нужду, чтобы успокоились наши сердца, когда придет нам время идти туда, куда ушли они. А раз так, то живи в радости, и пускай твое сердце успокоится; пока ты жив, следуй велениям сердца. Умасти голову миррой, тело одень в тонкий лен и умасти душистыми маслами, достойными богов. Радуйся тому, что твое сердце бьется, следуй велениям своей души и своим желаниям. Совершай свой земной путь и не беспокой сердце понапрасну, пока не наступит для тебя время погребального плача,
потому что Озирис, бог с безмятежным сердцем, не слушает стенаний, и жалобные вздохи еще никого не спасли от смерти. А раз так, радуйся и празднуй каждое мгновение! Знай, никто не унесет с собой в могилу свои богатства, и никто их тех, кто ушел, не вернулся назад».Когда он закончил, все собравшиеся за столом какое-то время молчали, обдумывая услышанное. Первым заговорил царь:
— Слова эти, бесспорно, принадлежат мудрецу. Мне кажется, только так и нужно относиться к жизни. Не стоит мешать ее течению страхом перед богами и перед миром усопших, которому мы обещаны с рождения. Но у нас не осталось времени, чтобы обсудить услышанное, потому что нам пора идти туда, где состоится последний праздничный ритуал, чествующий весну и возрождение всего живого.
Услышав приглашение, все встали и последовали за царственной четой к тому месту, где должна была состояться иерогамия.
Когда они стали спускаться по обсаженной деревьями дороге, Астерион решил подробнее рассказать Хети о предстоящем действе.
— Ты увидишь самый важный ритуал этого праздника, в котором примут участие фиады и куреты, — танец зарождения жизни. Куреты будут нагими, фиады наденут платья с бело-голубыми юбками, символизирующими ритмичное движение волн первичного моря, над которым танцевала богиня. Амимона сыграет в этом представлении роль сотворившей мир богини Эвриномы, и она тоже будет обнаженной. Надеюсь, вид обнаженных тел не будет тебе неприятен. Мне рассказывали, что жители Ханаана и народ, который вы, египтяне, называете ааму, стыдятся своей наготы и не желают смотреть на чужую, считая это грехом.
— У жителей Черной Земли нет таких глупых предрассудков, — заверил Хети царя, и добавил: — А вавилоняне всегда изображают свою богиню Иштар обнаженной и с короной из бычьих рогов на голове.
— Не правда ли, любопытно, что все народы наряжают богов по своему обычаю, — заметил царь. — Хотя логичнее было бы предположить, что боги, которые имеют такое же тело, как и у нас, людей, раз создали нас по своему облику и подобию, не знают одежды, потому что нагие мы ближе всего к природе. Мы возносим богам молитвы, мы воскуриваем благовония, приносим им в жертву цветы и животных… Некоторые из нас слышат божественные голоса и даже говорят от имени богов. Иногда боги спускаются на землю и приходят к смертным… Ведь это значит, что у них есть уши, чтобы слышать наши молитвы, жалобы, музыку и песни; у них есть губы и язык, чтобы говорить с нами; есть глаза, чтобы нас видеть, и нос, чтобы вдыхать ароматы и жертвенный дым; есть ноги, чтобы идти к нам навстречу, и есть все то, что находится у нас в теле, чтобы поглощать фрукты и мясо, которые мы им преподносим.
— Да, это правда, — признал Хети. — И вы, кефтиу, и мы, египтяне, наделяем богов нашей внешностью и обряжаем в нашу одежду. В отличие от вас мы разве что не разделяем человека и животных, считаем животных своими братьями, и верим, что произошли из одного и того же. Но ты прав, всем людям стоило бы изображать своих богов обнаженными. Хотя ааму, например, совсем не умеют делать скульптуры или рисовать, поэтому у них нет изображений их божеств. Главы их племен часто зовут мастеров-чужестранцев и заказывают им статуэтки или просят запечатлеть божественный образ на пластинах из обожженной глины или слоновой кости.
За разговором они и не заметили, как оказались в священном месте. Это была прямоугольная площадка, огражденная с востока и юга высокими каменными стенами, с внутренней стороны которых были устроены ступени, образующие подобие амфитеатра. На ступенях стояли многочисленные зрители, женщины и мужчины, с нетерпением ожидавшие начала церемонии. Нижние ряды были пустыми, их охраняли вооруженные копьями стражи. Но они не представляли никакой опасности для собравшихся, в этом мирном обществе стражников держали, следуя обычаю. Даже одеты они были в простые набедренные повязки, на них не было доспехов, как полагалось воинам. Эти места были, без сомнения, предназначены для вновь прибывших. Все зрители стояли, и только царица опустилась на установленный на нижней ступени трон.