Месть княгини Софьи

Солнце медленно опускалось к макушкам деревьев, на наволоке тут и там поднимались палатки, в воздухе к едкому запаху дыма наконец-то стали примешиваться щекочущие ноздри ароматы вареных круп и жареного мяса.

Вот как раз в эти минуты, словно бы специально подгадав к ужину, из лесного сумрака на открытый, а потому все еще светлый луг начали выезжать всадники, одежды которых сверкали золотом и самоцветами. Застегнутые драгоценными фибулами плащи, столь же дорогие пряжки и накладки на ремнях, рукояти оружия с рубиновым навершием, меховые шапки со страусиными перьями да сверкающими драгоценными камнями. Причем и сами меха – сплошь соболя, бобры да чернобурка.

Перстни на руках, ожерелья на шеях, браслеты на запястьях…

Сразу видно – знать из знати! Самые родовитые из бояр и князей русских!

Головной полк выходил на луговину спокойно и вальяжно, богато одетые бояре громко смеялись, приподнимались в седлах, оживленно разговаривая:

– Обученный кречет, он и лису, и лань возьмет, и куропатки не упустит! – громко убеждал один. – Да и умен, ровно мысли твои читает, когда в воздух подбрасываешь!

– После кречета твоего, Тиславич, от куропатки токмо перья да клюв останутся! – издалека, через несколько голов, возразил другой всадник. – Для каждой охоты свой сокол надобен! На куропатку – тетеревятник, на зайца – беркут, на цаплю и журавля – свистун али канюк.

– При таковом обычае на охоту надобно полтора десятка орлов с собою брать, княже!

– А то мы меньше берем!

Увлеченные разговором о соколиной охоте, знатные люди, добравшись до стоянки, еще долго не разъезжались по лагерю к своим отрядам – обсуждали птиц, добычу, любимые выезды и рассказывали о забавных случаях из жизни.

Бояре словно бы забыли, что находятся на войне, а не на прогулке…

Хотя, с другой стороны, – до вражеского города еще несколько дней пути, тревожных вестей от дозорных нет. Чего посреди собственного ратного лагеря опасаться?

К тому же совсем еще юный князь Василий Серпуховской – главный московский воевода в силу внезапно свалившейся на него знатности – изрядно перестраховывался с первого дня дороги. Почти не имея походного опыта и потому невероятно преувеличивая возможные опасности, паренек заставил всю личную охрану Великого князя – всех дворовых холопов и призванных от дворцовых земель боярских детей – постоянно носить броню и возить рогатины у седла. Посему вокруг государя Василия Васильевича и его свиты всегда находилось четыре сотни недовольных своей судьбой, злых, усталых и потных, но всегда готовых к смертельной схватке воинов.

Вот и сейчас личные телохранители государя, одетые в добротные юшманы [5] и кольчуги, в остроконечные ерихонки со сверкающими бармицами, широко окружали своего правителя и его свиту в несколько рыхлых рядов, придерживая поставленные на стремя рогатины и хмуро глядя по сторонам.

Войско же продолжало выбираться на наволок: малые отряды отдельных боярских детей или мелкопоместных бояр, телеги и кибитки с припасами и снаряжением, заводные лошади – и снова отдельные отряды ополчения.

5

Юшман – броня, в которой металлические пластины вплетены в кольчужную ткань.

Расседлывались, распрягались, разгружались…

В самом центре лагеря великокняжеские холопы начали возводить светлый и просторный шатер для государя, расстилать ковры там, где ночью появятся пол и постель, выкладывали очаг из собранных вдоль берега камней, заправляли мелко порезанным вяленым мясом ячневую крупу в котле…

– Василий Ярославович, а ты каковых ястребов держишь?!

Князь Серпуховской вздрогнул, оглянулся на государя, нахмурился.

Он еще не привык к своему высокому титулу и не знал, считать ли своими соколами только отцовских птиц или перечислять всех доставшихся по наследству.

В задумчивости юный полководец огладил ладонью золотистую грудь – броню из крупных позолоченных пластин, наклепанных на кожаную подкладку…

Да, в отличие от всей остальной свиты главный воевода носил броню! Носил с самого начала похода – несмотря на общее спокойствие, несмотря на то, что враг находится невесть как далеко, в десятке дней пути. И хотя куда более многоопытные бояре откровенно посмеивались над излишней опасливостью своего двадцатидвухлетнего начальника, он все равно продолжал таскать на себе два пуда железа – это еще не считая поддоспешника, – и постоянно возил щит на крупе коня и шлем с личиной на луке седла.

Единственная слабость, каковую позволил себе пятый по знатности русский князь, – так это оставить в обозе рогатину. Очень уж неудобно постоянно удерживать рядом с собой длиннющее и тяжелое копье!

– Так каковые соколы тебе по нраву, Василий Ярославович? – приподнялся на стременах восемнадцатилетний государь Великий князь всея Руси Василий Васильевич. Улыбчивый и розовощекий, с белесым пушком над алыми губами, в собольей шапке с ярким агатом в золотой оправе на лбу и в бобровой шубе, крытой изумрудным, ярким на изумление индийским сукном, он тоже выглядел так, словно бы выехал на охоту, а не находился в ратном походе.

– Крапчатые! – кратко ответил великокняжеский шурин, чем вызвал новый приступ всеобщего хохота. Ибо крапчатыми легко могут оказаться и огромный кречет, и крохотная пустельга. Уродились бы они только светлыми в темную крапинку!

Князь Серпуховской на миг заколебался, не зная, как лучше поступить: вместе со всеми улыбнуться, делая вид, что ловко увернулся от прямого ответа, или свысока прогневаться смеху худородных? Он ведь теперь более не мелкий новик [6] , а знатный князь!

6

Новик – подросток, боярский сын.

Василий Ярославович на миг отвел взгляд от государя – и тут же все мысли до единой мгновенно вылетели у него из головы!!!

Главный московский воевода увидел, как из темной чащи, всего лишь в двухстах шагах от него, с уходящего под густые кроны галичского тракта вылетают на рысях молчаливые всадники – полностью одетые в броню, в шлемах с опущенными личинами, со щитами в руках и с копьями наперевес.

– Кто это? Откуда? – судорожно сглотнул юный воин, хотя мгновенно наполнивший желудок ледяной холод уже дал ему совершенно точный и однозначный ответ: это – не друзья!!!

Воины вылетали, готовые к бою и ищущие его. Десяток, другой, третий – они тут же поворачивали вправо, на просторный выпас перед осинником.

Нежданные враги хорошо знали здешние места и догадывались, где именно будет стоять московский лагерь, а где – щипать травку беззащитные лошади. И поскольку атаковать считаными десятками многотысячный лагерь есть занятие бессмысленное – незваные гости разворачивались на коноводов, каковых общим числом даже двух сотен холопов не набиралось, да вдобавок еще бездоспешных и разбросанных по всему полю группами по пять-шесть человек.