Месть невольницы. Истинная для дракона
Шрифт:
А Эммилия — бывшая рабыня, внезапно ставшая почитаемой госпожой, послушная дочь своих родителей — обычных людей с Земли, которая росла как тепличный цветочек, не зная даже, как нужно платить коммуналку. И вот от неё зависит, сможет ли непутевый королевский советник развалить то, что по праву рождения принадлежит её сыну.
Но Айвери в своем отказе вернуться была категорична.
Они проговорили до поздней ночи. Совместно наметили основные шаги, которые необходимо совершить. Эммили была восхищена тактичностью и умом принцессы, и на прощанье следующим утром даже обняла ту
— Эммилия, я понимаю, что не в праве, но не могу не попросить… Попробуй поговорить с ним, — и без имен и титулов было ясно, о ком идет речь. Имени короля бывшая невольница не произносила с той роковой ночи. По её просьбе его избегала и Айвери. — Я уверена, что он осознал свою вину и ему тоже плохо. Нисколько не оправдываю и не прошу тебя прощать, лишь поговорить. Последствия того, что произошло с тобой…
— Я благодарна тебе за помощь и поддержку, за мою свободу тоже. Но слышать ничего по этой теме не желаю. И прошу тебя её больше не поднимать.
— Но Эмми…
— Принцесса. Я прошу. И не стоит называть меня так.
Она сжала кулачки, стараясь остановить волну боли, навеянную непрошенным воспоминанием. Как минимум, чтобы не пугать Амана. И не причинять неудобств принцессе с её неуемным даром.
— Хорошо, прости. — Айвери присела к Аману, поцеловав того в щеку. — Ты вырастешь самым сильным драконом из тех, кого я знаю. Ты уже самый сильный. Защищай маму и своё право. Весь этот мир когда-то узнает о тебе, а пока сохрани свою страну, сбереги свой род, наследник.
Ребенок серьезно кивнул. И Эммили подумала, не оттого ли он так быстро повзрослел, что рядом была разбитая и закрытая от обоих миров мать? Это она виновата в том, что у него нет детства. И с младенчества, да даже еще до рождения, ему пришлось защищать её и помогать.
Карета тронулась, а принцесса скрылась за оградой монастыря, и ничего не предвещало беды.
Глава 11
Увлекшись своими мыслями, Эммили не сразу поняла, что карета остановилась, а на улице какой-то шум. Зато Аман, кажется, понял всё раньше нее. Она почувствовала выбрасываемый им энергетический импульс, и в тот же миг дверца кареты распахнулась.
Появившиеся люди и драконы не были из их страны, раз на них сила её сына почти не действовала, — они лишь немного морщились. Эммилия даже не успела ничего сказать, как их выволокли из кареты и бросили в круг из таких же чужаков.
Почти вся её стража была убита металлическими стрелами. Из десятерых лишь трое были тяжело ранены, хоть и подавали слабые признаки жизни. Они все лежали вокруг их кареты, очевидно, сражались, закрывая спинами наследника и его мать.
— Надо же, и правда, человечка с клеймом, я думал, что это сказки.
— У них тут действительно полный бардак, король и верно спятил, раз пустил изгоя в свою постель.
— Да вы подумайте тогда, что же в ней такого, что не смотря на клеймо, он её приблизил.
— А может как раз и проверим?
— Ты тоже из ума выжил? С заклеменной-то. Мерзость какая.
— Господа, ничего, что мы тут? — Эммили
попыталась привстать, укрывая собой сына, но ее вновь толкнули на землю, а Амана начали оттаскивать в сторону.— Тебе никто не давал слова, грязная человечка!
— Да давайте их уже кончать обоих, как приказали.
— Детеныша тоже что ли?
— Прошу вас, отпустите сына, — она не успела договорить, как один из драконов ударил её.
Мальчик сразу подлетел к ней, загораживая своей спиной и прижимая её разбитое лицо к своей груди. Воспользовавшись ситуацией, Эммили зашептала ему, чтобы немедленно оборачивался и улетал. Не будучи уверенной, умеет ли он контролировать оборот, просто просила, надеясь на чудо.
Было ясно как белый день, что живыми их не отпустят. И если ей уже не спастись, то юркий молодой дракончик сможет и ускользнуть.
В глазах Амана отражался протест, когда его тащили от нее, не реагируя на просьбы оставить ребенка. Она своими руками привела его в этот мир, надеясь, что тут он в безопасности, и вот они в руках врагов или просто разбойников.
Выброс силы сына усиливался, но вызывал, судя по реакции, не больше чем головную боль у этих жестоких бессердечных мужчин. Когда один из них вновь обнажил клинок в опасной близости от него, не имея больше возможности ничего сделать, Эммили просто кричала.
— Аман, обернись, прошу, Аман! Ради меня! Аман!
Впервые за семь лет она снова чувствовала свою никчемность, бессилие, боль от невозможности ничего изменить, необходимости подчиняться кому-то ради сохранения жизни (своей тоже, но главное — сына, за свою бы больше не пошла на такое). И это всё будило в ней не просто злость, а ненависть ко всему этому жестокому миру, к этим бесчувственным драконам. Хотелось растерзать каждого, уничтожить, размазать, убивать медленно, глядя, как они будут мучиться…
— Какой оборот, глупая, — зло осклабился один из нелюдей, подстегивая её чувства, — ему и шести-то по виду нет, кто ж в таком возрасте оборачивается.
И тут же вопль его подельника возвестил о том, что маленький дракончик подпалил ему усы и поджег одежду. В это время один из их стражников из последних сил поднялся, пытаясь тоже совершить оборот. Но его пронзила вражеская стрела и захлебываясь кровью, он упал на землю.
— Это же невозможно!
— Что это за ребенок такой?!
— Стреляйте в него из лука!
— У нас стрелы на боевую форму дракона не рассчитаны!
— Стреляй какими есть, он молодой ещё, броня не крепкая.
— Мечом попробуй достать!
— Улетай, Аман! Улетай, умоляю!
Но она совсем не молила, голос по привычке прозвучал уверенно и жестко, как приказ. Внутри разрасталась тьма.
Нестройный хор голосов, неразбериха, несогласованные действия вражеских воинов и попытки достать дракончика из любого имеющегося оружия — все закружилось в один бестолковый вихрь. Кто-то приставил нож к её горлу, чиркнув лезвием по золотому украшению и кривясь от близкого расположения клейма позора, угрожая убить, если Аман не вернется в прежний облик. Эммили же так и требовала улетать, хоть по её шее и текла уже струйка крови.