Месть по-французски

— Нет, — коротко ответил Николас.

Де Лорне покраснел от негодования.

— Нет? — переспросил он. — Так просто? Но ты не можешь…

— Могу. Мы оба понимаем, что это будет означать в дальнейшем. Мне придется жениться на ней.

— Видимо, я ошибался, — сказал де Лорне, тщательно выбирая слова. — Мне казалось, что ты испытываешь по отношению к моей дочери некие…

— Вы ошибаетесь, — резко прервал его Николас. — Это ваша дочь испытывает некие чувства по отношению ко мне. Она ребенок. А я обычно не имею дела с малолетними, да и жениться на особе столь нежного возраста не входило в мои планы. Вам придется подыскать иной выход.

Его голос был холоден, тон неумолим, сердце превратилось в кусок льда. Он сознательно выбросил из него образ Жаклин, ее огромные, полные тайны глаза, лицо эльфа, гибкое тело. Ее отец не должен знать, как это все привлекает его. В его сердце сейчас не должно быть места для доброты, нежности и сострадания.

— Так ты отказываешь мне, даже сознавая, что тем самым подвергаешь Жаклин смертельной опасности?

— Уберечь ее — не моя, а ваша обязанность, месье. — Николас встал. — Простите, но мне пора подготовиться к отъезду.

Какое-то мгновение де Лорне не двигался.

— Ты не передумаешь?

— Нет.

— Тогда тебе действительно лучше уехать. Прямо сейчас.

Николас коротко поклонился и, отвернувшись от огорченного старика, увидел Жаклин. Она, скорее всего, слышала каждое слово — просьбу отца взять ее с собой и его категорический отказ.

Сейчас она уже не казалась ребенком. Лицо ее было бело как мел, на щеках рдели два ярких красных пятна, бескровные губы дрожали. Жаклин посмотрела на него; в ее бездонных глазах смешались отчаянье, любовь и ненависть. «Все, — решил Николас. — Сейчас я уйду и никогда ее больше не увижу». В тот момент он желал ее больше, чем когда бы то ни было…

Жаклин сидела на кухне. Черный щенок, свернувшись клубочком под ее стулом, мирно посапывал. «Ничего, — твердила она себе. — Раньше или позже, но у меня будет еще шанс, и на этот раз я не ошибусь». Первый раз было трудно: у нее дрожали руки, когда она подсыпала в тарелку с супом крысиный яд, на лбу выступила испарина, и одна из служанок, набравшись храбрости, спросила ее, все ли с ней в порядке. Она ответила, как всегда, холодно, вытерла пот и спрятала дрожащие руки под фартук — на кухне было слишком много свидетелей.

Лишь оставшись одна, Жаклин постаралась расслабиться и заставить себя торжествовать. Человек, уничтоживший ее семью, вот-вот умрет от ее руки, и она больше не будет ощущать себя жертвой. Эти сверкающие темно-голубые глаза закроются навеки, прекрасное тело застынет в неподвижности и холоде. Он будет мертв. Получит то, что заслужил.

Пока ее план не сработал. Блэкторн мучился два дня и две ночи, а затем, черт бы его побрал, выздоровел! Сейчас, еле живой, он может только проглотить бульон, который готовит для него этот его страшный слуга. Но он перехитрил смерть. На этот раз.

Однако ее время придет, она поймает свой шанс, не может не поймать! И уж тут она не ошибется: положит в его еду столько яда, что это сможет убить и лошадь. Она будет милосердна, хоть он этого и не заслуживает, — смерть будет мгновенной. А потом… Потом она или сама примет яд, или отправится на виселицу.

Жаклин вдруг поняла, что была не права, считая, будто все, кто ей дорог, мертвы. Она беспокоилась об Эллен: ведь неминуемо последует скандал, от которого ее невозможно будет уберечь.

Что ж, в таком случае, когда он умрет, она должна будет убежать. Исчезнуть. В поместье полно прудов и озер, да и до океана даже пешком можно добраться за сутки. Будет лучше, если ее тело не найдут. Исчезла — и все тут.

Ладно, она решит, что ей делать, когда придет время, а пока нужно ждать. Ее решение неизменно. Если же у нее возникнут какие-то колебания, она будет вспоминать о родителях. Маленькие и трогательные, они держались очень мужественно, поднимаясь по лестнице на эшафот, на встречу с Мадам Гильотиной. Или будет думать о своем маленьком брате.

Весь первый год Жаклин каждую ночь снилась Николасу. Днем было легче — ему удавалось выбрасывать из головы мысли о ней, но по ночам она преследовала его. Ее стройное тело, серебристый смех, изящные руки, веселая улыбка… Иногда ему казалось, что он сделал страшную ошибку.

Ситуация во Франции еще больше усложнилась, но Николас пытался убедить себя в том, что граф де Лорне слишком умен и не будет так затягивать отъезд. Он вывезет свою семью из Франции и выдаст дочь за какого-нибудь богача-иностранца. В конце концов, ведь именно он за нее отвечает. Николас не чувствовал за собой вины, когда услышал, что король, пытавшийся покинуть страну, арестован. Что во Франции беспорядки. Что гильотина уже начала свою страшную работу. У него хватало своих забот.

Отец оставил Николасу значительно меньше, чем он рассчитывал. Поместья были обременены долгами, ветшали, а денег, чтобы содержать их, не было. Он сделал все, что сделал бы любой здравомыслящий человек, а затем занялся всерьез карточной игрой. Иногда он проигрывал, но чаще выигрывал. После одной особенно удачной игры его и нашел в клубе дядя Тиздейл.

Николас обычно выслушивал новости о Франции вполуха, предпочитая не задумываться всерьез о судьбе этой несчастной страны и ее граждан. Но на этот раз все было по-другому.

— Я решил, что ты должен это знать, — заявил дядя. С трудом вместив свое внушительное тело в кресло напротив, он подал знак официанту, чтобы тот принес ему бренди.

— А может, не надо? — лениво протянул Николас. — Когда мне говорят, что я должен узнать о чем-то, то, как правило, это что-то неприятное. Так что я должен знать?

— Твои крестные — де Лорне, так, кажется? Ты был у них, когда умер твой отец.

Николас рассматривал бренди в своем бокале. Его глаза не отрывались от янтарной жидкости.

— Был. А что с ними? — спросил он, хотя уже все понял.

— Их отправили на гильотину — всю семью, насколько я знаю. Включая детей. Варвары! Мерзавцы! — воскликнул он с несвойственной для него горячностью. — Мстят даже детям!

Николас продолжал рассматривать бренди.

— Это точно? — спросил он нарочито небрежно. — И детей тоже?

— Я не уверен до конца. Ты ведь знаешь, какая там сейчас царит неразбериха. Но мои источники, черт бы их побрал, надежны. Ужасно. Ведь ты любил их?