Месть Шарпа

— Очень по-детски. — сказала Люсиль.

— А вы разве не гордились победами Наполеона?

Люсиль ответила не сразу:

— Гордились, конечно. Мы слишком многими жизнями заплатили за его победы. Впрочем, испанские триумфы мне припоминаются смутно. Скажете, нам не надо было ссориться с англичанами?

— Ну, армия у нас сильная. — нейтрально заметил Шарп.

Люсиль заинтересовалась Испанией. Шарп так увлёкся рассказом, что проболтался о дочери Антонии, живущей у родни где-то на португальской границе.

— Вы никогда её не видели? — удивилась Люсиль.

— Таков удел солдата. — пожал он плечами. — Её мать мертва, а из меня отец…

Он махнул рукой.

— Почему вы не отдадите дочь вашим родителям?

Известие о том, что его мать — шлюха, а отца он и не знал никогда, Люсиль приняла на диво спокойно:

— Вильгельм Завоеватель тоже был бастардом, и это не помешало ему стать величайшим воителем.

— Для французов, вполне возможно.

— Он не француз. Он — нормандец, потомок норманнов, викингов. Северных людей.

С Люсиль Шарп часто попадал впросак, выясняя, что не знает элементарнейших вещей, но ему нравилось слушать девушку. Порой он брал с собой на крышу башни порекомендованные ею книги. Одну из них Люсиль охарактеризовала, как настольную книгу её брата. Автор по фамилии Монтескье давно умер. В книге оказалось много трудных слов, и Шарп каждые две минуты окликал с башни мадам Кастино, чтобы она разъяснила ему их смысл.

Как-то Люсиль спросила стрелка о планах на будущее.

— Найдём Дюко, а там видно будет. Наверно, вернусь домой.

— К жене?

— А есть ли она, жена? — озвучил он терзающие его опасения.

Той ночью разразилась гроза. Били молнии, выли собаки. Шарп лежал без сна, прислушиваясь к неистовству природы и пытаясь воскресить в памяти лицо Джейн.

Поутру почтальон доставил из Кана письмо мсье Траншану. Перед отъездом Фредериксона друзья договорились, что он будет присылать корреспонденцию для Шарпа на это имя. В конверте находился парижский адрес и короткая записка: «Напал на след. Жду вас. Меня здесь знают, как «герра Фридриха». Париж прекрасен, но нам нужно в Неаполь. Предупредите, если не сможете выехать в ближайшие пару недель. Привет мадам.» И всё. И никаких подробностей.

— Капитан Фредериксон шлёт вам поклон.

— Хороший человек. — отозвалась Люсиль.

Глядя, как Шарп точит палаш оселком для серпов, она несмело осведомилась:

— Уезжаете, майор?

— Да. Дождусь моего сержанта и в путь.

Люсиль вздохнула.

Харпер вернулся неделю спустя, умиротворённый и счастливый. Изабеллу с ребёнком он всё же оставил у её родственников в Испании, только дал ей денег и снял жильё. На то, чтобы найти в Пасахесе судно до Ирландии, требовалось время, и Харпер решил переезд на родину отложить:

— Потерпит, сэр. Сначала дело.

— Спасибо, Патрик. С приездом.

— Выглядите бодрячком, сэр.

— Седею. — он потеребил белую прядку.

Харпер открыл было рот, чтобы пошутить: мол, седины влекут красоток, как ос — мёд, однако вспомнил о Джейн и промолчал.

Друзья вышли к ручью. Последнее время Шарп часто посиживал на его берегу со старой удочкой Анри Лассана. Майор пересказал ирландцу послание от Фредериксона, назначив отъезд назавтра. Ирландец, оттягивая неизбежное, принялся расспрашивать майора о всяких пустяках. Тот охотно отвечал, похвалился практически приведёнными в норму конечностями, но, в конце концов, поинтересовался, был ли Харпер у Джейн?

— А капитан д’Алембор вам, что же, ничего не писал? — Харпер до последнего надеялся, что Далли возьмёт эту печальную обязанность на себя.

— Что он должен был написать?

— Ну, мы вместе видели миссис Шарп…

Ирландец замолчал. На том берегу ручья паслись коровы, и Харпер, увиливая от неприятного разговора, стал восхищаться их гладкостью да тучностью. Шарп тему поддержал с энтузиазмом, хотя и несколько натужным, как показалось Харперу:

— А как же? Вода на пастбище появилась, и травы пошли в рост. Мадам Кастино, кстати, приказывает молочнице натирать коровам вымя каким-то растением. Дескать, больше молока дают.

— Надо будет спросить, что за чудо-растение такое. Пригодится. Вы починили шлюз, сэр?

Шарп гордо продемонстрировал другу, насколько легко ходит заслонка после того, как он очистил от ржавчины и смазал гусиным жиром червячную передачу:

— Видишь?

— Отлично поработали, сэр.

Шарп уселся рядом с Харпером и, отвернувшись к холмам на севере, глухо спросил:

— Что с Джейн?

— Э-э… Мне не удалось потолковать с ней…

Пауза затягивалась. Шарп вынул из воды зелёный лист жерухи:

— Угрей тут до чёрта. Их же ловят какой-то хитрой ловушкой, да? Знал бы устройство, смастерил и поставил.

— Наверно, это что-то вроде клетки, сэр.

— Наверно. — согласился с другом Шарп, — Джейн трынькает снятые деньги и кого-то нашла вместо меня?

Харпер прочистил горло:

— Насчёт денег, сэр, мне ничего не известно.

Шарп посмотрел на ирландца в упор:

— Выходит, нашла-таки другого?

Юлить не имело смысла, и Харпер с несчастным видом кивнул:

— Хлыщ по фамилии Россендейл.

— Россендейл…

Шарп растирал лицо ладонями, комкая кожу, чтобы не выдать Харперу муки; лишающей разума, парализующей мысли муки. Выходит, правда. Джейн. Господи, до чего же больно-то! Нет в свете ада горше, чем ад оскорблённой гордости. Джейн.

— Сэр? — робко позвал Харпер.

— Расскажи мне всё.

Так раненый просит хирурга не таить от него ничего, втайне питая безумную надежду, что его увечье не настолько ужасно, как ему кажется.

Харпер тихо поведал, как пытался передать письмо, как хлестнул его Россендейл кнутом, как улюлюкала Джейн:

— Она узнала меня, но чуть в ладоши не хлопала, когда сукин сын меня ударил. Хотел я его удавить, сэр. Мистер д’Алембор не дал. Пригрозил, что профосам сдаст.

— Он прав, Патрик. Тебе незачем вмешиваться.

Выше по течению резвились выдры. Шарп остро позавидовал их бесхитростному существованию.

— В голове не укладывается, что она выкинула такое. — тускло уронил он.

— Они ещё пожалеют, сэр.

— Боже! — Шарп засмеялся, но смех его больше походил на рыдание, — И знал же я, дурак, её гнилого до мозга костей братца! Знал!