Месть троянского коня
Шрифт:
Проливая драгоценное масло на алтарь, Андромаха неосторожно выронила кувшинчик и облила маслом свое светлое, из тончайшей ткани покрывало.
— Ах, что же я за неловкая каракатица! — воскликнула она в досаде. — Испортила подарок Гектора!
— Это можно отстирать! — уверенно сказала девочка. — Я тебе покажу, какую траву мы добавляем в воду, чтобы легко отходили от ткани кровь и масло…
— Спасибо, моя милая Лона! Но сейчас–то что делать? Пятнище такое, что ходить в этом покрывале неприлично. А если я вернусь во дворец, как бы не опоздать к началу состязаний. Гектор будет расстроен, если меня не увидит.
— А ты поезжай прямо на стадион, а я сбегаю во дворец и принесу тебе другое покрывало. Ты же мне показывала свой сундук. Твоя старая рабыня мне
Андромаха согласилась, и маленькая амазонка, соскочив с колесницы возле Скейских ворот, во весь дух кинулась во дворец.
Она пробежала почти всю галерею, когда вдруг, оступившись, заметила, что у нее развязались и съехали ремни левой сандалии. Девочка опустилась на одно колено и, завернув подол своего нарядного, расшитого цветами хитончика, взялась за ремешки. И тут снизу, из внутреннего двора, до нее долетел приглушенный, сердитый мужской голос:
— Оставь эти ремни в покое! Ты не слушаешь меня!
Авлона была изумлена: «Как же он может видеть меня снизу, если я не вижу его, и какое ему дело до моей сандалии?» Но тут мужчине ответил другой голос, женский, и девочка поняла, что никто ее не видит и разговор идет совсем не о ее сандалиях.
— Мне жарко в плаще… Помоги развязать узел. Я тебя слушаю, но ты должен понять, что я уже ничего поделать не могу.
— Нет, можешь! — мужской голос звучал по–прежнему глухо. — Ты обещала сегодня прийти в храм и сказать им, что боги гневаются. Почему ты этого не сделала?
— Потому что это ложь! Ложь, из–за которой все может рухнуть, ложь, которая снова принесла бы несчастья тысячам людей! Ты готов даже богам бросить вызов и оскорбить их ради одного только своего тщеславия… Если не оставишь меня в покое, берегись — я отомщу тебе и за свой позор, и за все наши беды!
В голосе женщины слышалась угроза. Авлона не понимала, о чем они говорят, к тому же не все слова были ей ясно слышны. Но до сознания лазутчицы дошло, что этот разговор может быть важным, и она вслушивалась изо всех сил и даже со всей осторожностью выглянула из–за балюстрады галереи. Но говорившие были скрыты от нее зарослями гранатовых кустов. Она заметила лишь край светлого покрывала женщины, мелькнувший среди ветвей.
— Как ты отомстишь мне? Ну как? Никогда ты не решишься кому–то рассказать о том, что натворила! — прошипел мужчина. — И не смей мне угрожать, не то я убью тебя, дрянь! Поняла?
— Я не угрожаю. И одному человеку я уже все рассказала. Имей в виду.
— Ты… — мужчина задохнулся, в его голосе прозвучал ужас. — Кому… кому ты рассказала и что?
— Все, абсолютно все! Я рассказала Гектору. Не бледней так, он не тронет тебя — он всегда пожалеет мать… Но если ты еще что–нибудь натворишь, или что–то случится со мной… Помни — Гектор все знает!
— Ты… ты понимаешь, что наделала?! — голос мужчины дрожал на высоких нотах. — Да ты же убила меня, убила!..
В конце галереи зашлепали чьи–то сандалии, и голоса тут же умолкли.
— О, светлая Гера! Да это же малютка Авлона! — возгласила фракийка Тония, преданная рабыня Андромахи. — Что ты тут делаешь, крошка?
— Я пришла за покрывалом для сестры. Она испачкала свое покрывало маслом, — отвечала девочка, слыша краем уха шорох внизу и понимая, что говорившие поспешно покидают дворик через нижнюю галерею, и она уже не узнает, кто это был, — Ты дашь мне покрывало покрасивее, Тония?
— Ну, само собою! Ишь ты, как запыхалась, птичка! Идем скорее. И тебе ведь еще бежать до стадиона.
— Я взяла бы коня, да не знаю, где конюшня, и не хочу брать без спроса.
Девочка была в ужасной досаде от того, что ей помешали. Наверное, она не дослушала самого главного. Впрочем, кое что она узнала: какая–то женщина сказала о чем–то важном Гектору. Но если это была тайна, то можно ли об этом спрашивать? Наверное, нельзя. А на что должны были разгневаться боги, и какими несчастьями грозила неизвестная женщина мужчине, который так испугался, услышав, что Гектор узнал о нем какую–то тайну? А может быть, не о нем?..
Когда маленькая амазонка вернулась
на стадион, уже давно начались состязания в метании копий. Девочка устроилась рядом с сестрой, сразу накинувшей новое покрывало, и стала следить за метальщиками, хотя ей не давал покоя подслушанный разговор и трудно было думать о чем–то другом.В метании копий состязались сначала человек сто, и трудно было предсказать чью–либо победу: война подготовила много отличных воинов. В первой части соревнования лучшими оказалось тридцать метальщиков. Но условия усложнились — вместо обычного легкого копья воины взялись за тяжелые, с удлиненным древком, и цели были поставлены куда дальше. Эней, редко доходивший здесь до конца состязаний, промазал два раза и ушел на свое место, досадуя, но сдерживая досаду: на первое место он и не рассчитывал, втайне надеясь, что не возьмет золотого венка и Гектор. Так оно и случилось. В последнем состязании «достать» цель, поставленную очень далеко, сумели только трое — Гектор, Деифоб и опытнейший воин Терей, прозванный за меткость: «Терей — живое копье». Из трех бросков Гектор попал точно в цель два раза, в третий раз его копье вонзилось на два пальца левее вбитого в землю столбика… Впервые остро и резко заболело правое плечо, отозвалась болью рана. Деифоб и Терей не промахнулись ни разу. Жрецы вкопали вместо столбика тонкую палку. И вновь оба героя попали в нее тяжелым копьем! Приам решил вручить венки с золотой нитью им обоим. Гектору достался венок с серебряной нитью, поскольку в таких видах состязаний отмечались и вторые места.
И вот глашатаи объявили кулачный бой.
В Трое этот вид состязаний был жестким и опасным. Поэтому герои не выходили сражаться нагими, в одних набедренных повязках. Перед боем они обматывали кулаки и предплечья широкими ремнями, надевали специальные кожаные нагрудники, а на головы — кожаные шлемы с мягкими подушками, защищавшими виски и лоб.
Дрались, как и борцы, по жребию. Наблюдая за этими боями, Ахилл сразу понял, что, в отличие от таких же боев у ахейцев, в Трое это искусство доведено до совершенства, и сила здесь далеко не самое главное. Бойцы подолгу не сближались, выискивая друг у друга слабые места, скакали друг перед другом, как молодые олени, выбирая момент для удара, вдруг сшибались, расходились, вновь налетали друг на друга, и могучие выпады обрушивались с такой скоростью, что за ними трудно было уследить.
Страшнее всех оказался бой Сарпедона с Деифобом. Отлупив друг друга так, что обоих шатало и по лицу того и другого текла кровь, воины сошлись вплотную и бились столь отчаянно, что в конце концов оба закачались и рухнули на колени. Но тут же почти одновременно встали и, хрипя, вновь полезли в драку.
— Остановите их! — крикнул, вскакивая, Гектор. — Жрецы, вы что, не видите — они же убивают друг друга!
Ударил гонг. Драчунов с трудом развели в стороны. Выбрать среди них победителя было трудно, и Приам решил, что они равны, а в следующую пару запретил выходить и тому и другому — обоим нужно было прийти в себя. Уже через некоторое время оба героя смеялись над своим азартом и хлопали друг друга по плечам, но все понимали, что, не вмешайся вовремя Гектор, поединок мог закончиться увечьями, а то и смертью одного или обоих богатырей.
— До войны такой злости не было, — заметил Гектор. — Они еще не верят, что уже никого не надо убивать… Ну, кажется, мне снова достается Эней. Он здесь не всегда добирается до конца, но ему повезло. Вот теперь я его поколочу!
Казалось, он не ошибся. Тяжеловесный сын Анхиса едва успевал уворачиваться от сыпавшихся со всех сторон ударов. Ему было не успеть за стремительными движениями Гектора. Впрочем, помня о его сломанных ребрах, Гектор опасался бить в грудь, а голову героя защищал шлем, и бой затягивался. Ахилл видел, что его друг, отдавший состязаниям слишком много сил, начинает выдыхаться. Видел это и Эней и, не страдая, в отличие от соперника, чрезмерным благородством, в конце концов этим воспользовался. В какой–то миг Гектор не уследил за обманным движением Энея, неосторожно опустил руку, и страшной силы удар обрушился на его правую ключицу.