Месть ведьмы

Афанасий. Все есть. Только счастья нет.

Никодим. Что так?

Афанасий. Мне-то грех жалиться. За Ульяну болею.

Никодим. Отчего?

Афанасий. А вот сам погляди. (Встает). Ульянушка, иль почудилось мне – невдалеке будто заяц всплакнул? Выглянуть надо бы.

Ульяна. Сама гляну. Негоже гостя одного оставлять. (Выходит).

Афанасий подходит к прялке и показывает Никодиму, что прядет Ульяна. Это крошечная рубаха.

Никодим. Ай да Афанасий! Неужли?..

Афанасий. Окстись, Никодим. Сам ведаешь, бесплодна нежить. Нет и не может быть у нас с Ульяной лешачонка.

Никодим. Так что же Ульяна тогда… (Осекается).

Афанасий. Теперь уразумел?

Никодим. Вот беда так беда!

Афанасий. Втемяшилась в ее бабью башку блажь о ребенке. Кикимора она и есть кикимора, что с нее взять? (После паузы). За то и полюбил я мою Ульянушку.

Афанасий и Никодим возвращаются за стол. Входит Ульяна.

Ульяна. Почудилось тебе, Афанасий. Сова ухнула. (Садится за прялку и начинает прясть, тихо напевая).

Птичка на двор залетала,

Добры вести щебетала.

Баю, баю, баю-бай,

Засыпай мое дитя,

Ноченьки не боитя.

Солнышко взойдете,

Красное взойдете,

Буде добрый день.

Баю-бай.

Афанасий и Никодим пьют, не говоря ни слова. Некоторое время они сидят, задумавшись и слушая пение Ульяны.

Ульяна. (Поет).

Буде лето не пекливо,

Зимня стужа не злоблива.

Баю, баю, баю-бай,

Засыпай мое дитя,

Ноченьки не боитя.

Солнышко взойдете,

Красное взойдете,

Буде добрый день.

Баю-бай.

Афанасий вытирает рукой набежавшие на глаза слезы и снова наливает из жбана. Никодим берет стакан, но, внезапно на что-то решившись, опускает его на стол.

Никодим. Эх, Афанасий! Друг ты мне сердечный. Едино только за ради дружбы нашей и посылаю тебя на верную гибель.

Афанасий. Куда сходить-то, Никодим?

Никодим. В город тебе надо, Афанасий.

Афанасий. (От неожиданности роняет стакан на стол). Ты, Никодим, того… Пей да не заговаривайся. Или брага слишком крепка?

Никодим. Молчи и слушай, леший. (Оглядывается на Ульяну и понижает голос). Случилось это много лет тому назад. Закружил я как-то одной лютой зимой путников в степи. Весь день плутали они, выискали дорогу, а в ночь развели костер, чтобы согреться. И разговор завели. Много о чем, но одно мне запомнилось. Мол, в городе, в самой убогой из церквей, появилась икона чудотворная. На ней земная мать божественного сына – смекаешь, о ком речь, леший?! – слезами настоящими плачет. И каждая ее слезинка чудо творит. Кого от слепоты избавляет, кого – от внутренней язвы. А женок безутешных – от бесплодия. Как выпьют слезу ее святую, тут же и беременеют. Но скрывают икону эту от людей, чтобы не вводить в соблазн понапрасну. На всех слез не хватит. Не наплачется на весь род человеческий богородица.

Афанасий. А что еще поведал тот баюн?

Никодим. На том и заснул вечным сном. И путники его тоже.

Афанасий. Эх, Никодим, Никодим!

Никодим. Будто тебе не случалось в лесу человека с тропы в болото завести.

Афанасий. О том всегда сокрушаюсь.

Никодим. Теперь и я жалею, что так тогда вышло.

Некоторое время раздается только монотонный напев без слов Ульяны. Афанасий задумчиво чешет затылок, Никодим переливает брагу из стакана в жбан и обратно.

Афанасий. (Бьет кулаком по столешнице). А вот и пойду!

Никодим. Афанасий, в городах не живут даже совы…

Афанасий. Только люди живут в городах. Я знаю, Никодим. Но за ради Ульяны готов рискнуть.

Никодим. А встретишь там ведьму? Сам ведаешь, от любви до ненависти короток путь.

Афанасий. Авось сатана милует.

Никодим. Ульяне что скажешь?

Афанасий. Утаю. Ни к чему ей надежду внушать. И тревожиться ей за меня не надо. Опосля скажу, что зайцев искал, разбежались по лесу. Оно и взаправду так. (После паузы). А не вернусь…

Никодим. А не вернешься?

Афанасий. Тогда тебе заботу о ней поручаю. Обещаешь?

Никодим. Слово друга. Свято и нерушимо.

Афанасий и Никодим обнимаются и троекратно целуются.

Ульяна. (Поет).

Колыбеленку спеваю,

Снова сон я зазываю.

Баю, баю, баю-бай,

Засыпай мое дитя,

Да никого не боитя –

Буде добрым свет.

Баю-бай, баю-бай, баю-бай…

Действие 1.

Ночь в лесу перед рассветом. На поляне вокруг костра в живописных позах расположились Георгий, Петр и Иван, составив свои ружья в козлы неподалеку. Шумит ветер в кронах деревьев, поют ночные птицы. Огонь то почти затухает, погружая все в темноту, то снова разгорается, освещая окрестности. Охотники пьют и закусывают, Иван иногда подбрасывает ветки в костер.

Георгий. От зайцев одно разорение. Вот уж антихристово племя! Ни одного огорода в селе не пощадили.

Иван. Сегодня мы их славно постреляем! (Берет ружье из козел, прицеливается). Бах! Бах! (Роняет ружье и с жалобным криком падает на землю, изображая раненого умирающего зайца). Уи-и-и! Уи-и-и!

Внезапно все лесные звуки стихают. Трижды зловеще ухает филин. На краю поляны, укрываясь за деревом, появляется Афанасий. Но люди, увлеченные разговором, этого не замечают.

Георгий. А все оттого, что плодятся зайцы без меры. А охотников на них мало. Старики, как я, почитай, все повымерли. А вам, птенцам желторотым, крупную дичь подавай. Зайцем они брезгуют!

Петр. А по мне, так нет ничего вкусней заячьего мяса. Как покроется заяц румяной корочкой – вынимай из духовки да обгладывай до косточек. (Показывает жестами, как обсасывает кости).

Иван. Жаль, без собаки мы. В лесах не только зайцы. Встречаются звери и пострашнее.

Георгий. Со мной не боись, малец! Слыхал о Георгии-победоносце? Меня недаром в честь него нарекли.

К костру выходит Афанасий. Георгий вскакивает, хватает ружье и наводит на лешего.