Месть вора

* * *

Спросонья Ангелина никак не могла понять, что нужно от нее бабе Марусе в такую рань. Правда, разобрать точно, сколько показывали часы с гирькой и ножницами, она не могла, но раз за окном было темно, значит, еще полагалось спать, и старуха, даже на правах хозяйки, не должна была мешать ее отдыху. Но ведь помешала. «Старая перечница!» – недовольно подумала Ангелина и, перевернувшись на бок, пробормотала:

– Ну чего еще там? Пожар? Или война? Сколько времени, баба Маруся?

– О-ой, внученька, – тихонечко проскрипела старуха и, вместо того чтобы сказать, сколько времени, шепотом запричитала: – Страсти… страсти-то, милая. Подымайся скорее. Иди… иди глянь, что у вас там с машиной. О-ой, кто же ответит, откуда взялося. То ли нечистый шуткует, то ли не знаю, что и подумать. Скока живу, не припомню такого… Може, ты что ответишь?

Дремотное состояние мигом слетело с Ангелины. А на его место с уверенностью завсегдатая сразу же заступило привычное чувство тревоги. Вызвало дрожь в руках и коленях.

– Так чего случилось-то, баба Маруся? Скажите! – почти взмолилась она, выбираясь из-под одеяла и нашаривая на стуле халат. – Что там у нас с машиной?

И, не дождавшись ни слова от замершей возле кровати старухи, сама же ответила на свой вопрос: «Ничего хорошего. И не надейся, что это окажется какой-нибудь мелочью. Скорее всего… – Ангелина почувствовала, как от этого предположения у нее перехватило дыхание. – О-о-о!!! Неужели это какой-то очередной сюрприз от Константина?! Неужели он как-то сумел отыскать нас и здесь?! Но ведь этого не может быть! Это просто немыслимо!»

Она всунула ноги в красные Нинкины сапоги, накинула поверх халатика куртку. Старуха уже стояла в дверях, шепотом поторапливала ее:

– Идем, идем, внученька. Идем, милая, поскорее… Мужика-то сваво разбуди. Може, он че поймет?

«Хрен чего он поймет с похмелюги, – раздраженно подумала Ангелина, с неприязнью глянув на мужа, распространяющего вокруг себя крепчайший дух перегара и отрывисто похрапывающего во сне. – Мог бы, алкаш, соблюсти вчера меру, не портить такой удачный, столь редкий за последнее время день». Все-таки для порядка она ткнула Леонида в бок кулачком и, не дождавшись никакой ответной реакции, поправила сбившееся одеяло и следом за бабой Марусей выскользнула из комнаты.

На улице продолжал моросить мелкий дождик, и Ангелина, выйдя из дому, машинально подумала, что забыла прихватить с собой зонтик.

– Ну чего там, баба Маруся?

Старуха только вздохнула у нее за спиной.

Сперва ничего необычного она не заметила. Разве что старика-хозяина, который, попыхивая сигаретой, зачем-то топтался под дождем возле «пассата». Словно стоял в карауле. Ангелина бросила беглый взгляд на машину. Она ожидала увидеть разбитое лобовое стекло, расколоченные фары, помятый капот. Но «фольксваген», словно ничего и не произошло, целый и невредимый беззаботно блестел под дождем своей белой эмалью. Как всегда. Как обычно…

И все же не все было так, как обычно. Взгляд Ангелины приковал круглый предмет, который лежал на капоте.

Сначала ей показалось, что это колесо. Кто-то какого-то черта достал из багажника запаску? Идиотизм! Кому это нужно?

Нет, это была не запаска…

Она спустилась с крыльца, подошла к «пассату». И лишь тогда разглядела, что за круглую штуку кто-то подбросил им на машину. И это ей показалось смешным. Неудавшейся шуткой местных тинейджеров, которые в этой грязной глуши подыхают со скуки и безуспешно пытаются изобрести какое-нибудь развлечение. Правда, на что-то оригинальное мозгов им недостает. Вот и сейчас. Подумаешь, какой-то погребальный венок, который положили на капот их «фольксвагена». Странно, что это привело в такое возбуждение бабу Марусю.

– Доброе утро, – поздоровалась Ангелина с хозяином, рассматривая венок.

Он был совсем новеньким, и его пластиковые цветы и листья были изготовлены настолько искусно, что в темноте даже вблизи отличить их от натуральных было непросто. Поверх венка была расправлена мокрая черная лента с потускневшей надписью.

– И тебе доброе, внучка, – ответил хозяин на Ангелинино приветствие и безуспешно попробовал раскурить потухшую под дождем сигарету. – Дай Бог, чтобы и правда доброе. Вишь, какой сюрприз вам преподнесли? Старуха, дык тая вся аж перепужалась. Говорит, то знамение. От нечистого. – Дед скрипуче хихикнул и уверенно сграбастал венок под мышку. – Пошли, внуча, в избу. Неча тут мокнуть. – И он, чудом не теряя с ног огромные галоши, пошлепал к крыльцу.

– И кто же мог так пошутить? – пробормотала она.

– А бес их знает, бездельников. – Старик посторонился, пропуская Ангелину в избу. – Малышня. Эн летом чучело смастерили, да на дубу и подвесили аккурат у тропинки, по которой утресь бабы ходют на ферму. И вот идут оне, значит, на дойку в четыре утра, а оно, чучело, и висит. Ну совсем, как покойник. Бабы, дуры, конечно же, в крик. Все село перебудили. Дык участковый тогда аж приезжал. А кто нафулюганил, так и не дознались. Вот и теперича. И Мухтарку ведь выпустили со двора, разгильдяи. Лови теперь его, блудника… А веночек-то новенькой, – заметил хозяин, занося в кухню свой мокрый трофей.

Венок лежал на столе. Мокрый. Блестящий. Какой-то торжественный… И зловещий!

– Не надо никуда возвращать, – дрожащим голосом еле выдавила из себя Ангелина.

Старик удивленно уставился на нее.

Она расправила черную ленту с некогда золотой, а теперь еле проступающей на мокрой ткани надписью.

– Это нам с Леонидом. О Господи! – Ее не держали ноги, и она тяжело опустилась на стул. – О Боже! И здесь ведь нас отыскал…

– Дык что там такое? Не пойму. – Хозяин взял с полки с посудой замотанные изолентой очки, нацепил их на нос. – «Ле-не от стар-шего бра-та, – принялся он по слогам разбирать надпись на ленте. – И Ли-не от быв-шего му-жа. Скор-блю, что все так слу-чи-лось. Пусть зе-мля вам будет пу-хом». – Старик снял очки и, прищурившись, вопросительно посмотрел на побледневшую Ангелину. – Это что же, – спросил он, – получается, вам с мужем послание? М-да… Получается… – покачал он головой. – Дела-а-а… И кто же мог так пошутить?

– Это не шутка. – Ангелина с трудом поднялась со стула и, будто пьяная, медленно поплелась из кухни.

Все вокруг было словно укрыто туманом. В голове гудело, как в трансформаторной будке. И словно издалека доносился суетливый говор старухи.

– О-ой, внученька! Что ж эта-а-а? Что ж? – причитала она. – Качает аж всю. Иди-кась ляж поскорее. Иди полежи, успокойся. О-ой, как знала, не к добру это все… Ой, не к добру! Ой, беда…

– Принеси-ка водички, – пробормотал сонным голосом Леонид, почувствовав, как жена опустилась на край кровати. – Куда лазала? В туалет?

Ангелина молчала.

– Так сходи за водой-то.

– Сам сходи, – устало проговорила она. – Заодно посмотри, что там на кухне. Подарок от Костика. Скорбит. И желает, чтоб земля нам была пухом.

Из всего, что сказала жена, Леонид не понял ни слова. «Что за подарок? При чем здесь Константин? Кому земля будет пухом? Или я еще не проснулся? – подумал он. – Или меня глючит с похмелья? Крыша поехала? Delirius tremens [49] ? Не приведи Господи! Надо скорей похмелиться».

49

Белая горячка (лат.).