Месть за осиную талию
Шрифт:
– Но хоть имя его я могу узнать?
– Смелый Крик, – с кривой улыбкой отрезал Петрович. – Это его имя. Для всех читателей.
– Что ж, жаль, что не дождалась от вас помощи. Придется искать другие пути.
– Не расстраивайтесь. Отыщется ваш Крик. Коль уж он вам настолько нужен, непременно отыщется, – напутствовал Петрович, провожая взглядом мою фигуру.
Я спустилась на первый этаж, попрощалась с вахтершей и вышла на улицу. Мой визит завершился полной неудачей. Кто ж знал, что издатель целыми днями торчит в помещении редакции? Кто ж знал, что он станет охранять контакты журналистов, как Цербер – вход в царство Аида?
Напротив редакции располагалось кафе с большими
Глава 2
Поскольку благодаря Елене у меня не было нужды тратить время на поиски адресов погибших девушек, из редакции я сразу направилась к дому Качаевой. Ее отец, судя по всему, был не последним человеком в городе. Само название улицы говорило в пользу такого предположения. Любой, кто прожил в Тарасове хоть год, знает Мирный переулок как место, где сосредоточен если не весь бомонд, то большая его часть. Тут и политики, и бизнесмены, и директора крупнейших заводов. Адвокаты, нотариусы, прокуроры и прочая, прочая, прочая. Фамилия Качаев в моей памяти ни с чем не ассоциировалась. Но я ведь не могла знать наперечет всех состоятельных людей Тарасова. Или могла?
Разыскав дом номер семнадцать по Мирному переулку, я сразу поняла, что дело не во мне. Домик был, прямо сказать, неказистый. Замшелые стены, для презентабельности обтянутые маскировочной сеткой, той, что вошла в моду у строительных подрядчиков относительно недавно. Оконные рамы, размалеванные белым, чуть скрашивали унылость фасада. На фоне шикарных новостроек, огороженных высокими заборами с непременной будкой охраны при въезде, домишко выглядел бедным сельским родственником, незваным гостем, заявившимся к столичной родне.
«И почему его до сих пор не снесли?» – успела удивиться я, прежде чем пронырливая бабуля, выкатившаяся из подъезда семнадцатого дома, накинулась на меня с угрозами:
– Не надоело вам шнырять? Ясно же было сказано, дом не отдадим! У нас покровители в Первопрестольной! И бумаги свои мне под нос не тычьте, иначе получите то же, что в прошлый раз.
– И вам доброго здоровья, – церемонно поклонилась я. – Позвольте узнать, из-за чего сыр-бор.
– А то вы не знаете! Нечего тут притворяться, – кипятилась бабуля. – Ходите, ходите, земля вам наша покоя не дает. Вам бы только у людей простых все отобрать да богатеньким раздать. А нас куда? Куда стариков немощных девать, я вас спрашиваю? На помойку? Или сразу в крематорий, чтоб огороды ваши удобрять?
– Качаевы здесь живут? – едва сумела я вклиниться между гневными обвинениями бабули.
Услышав фамилию Качаевых, бабуля мгновенно переключилась в другой регистр и запричитала:
– Так вы к Игнату? Чего ж молчали? Горе-то какое, ох горе! И нужно ж было именно с ним такому приключиться! Один ведь девку поднимал. Жена чуть не в сами роды померла, а он все равно дочку не бросил. И заново не женился. Не хотел, чтобы Настену мачеха воспитывала. А вы Качаевым кем приходитесь? Что-то я вас раньше здесь не видела.
– Подруга Настина, – соврала я, не желая делиться с любопытной бабкой истинной целью визита.
– Подруга? Странно. Я Настениных подруг всех знаю, – заподозрила обман бабуля.
– Я в Тольятти живу. Учились мы с Настей вместе. Вот, узнала про несчастье, приехала соболезнования дяде Игнату выразить.
Этого оказалось достаточно. Приехать из другого города, чтобы разделить горе родственников близкого человека по поводу его кончины, в бабкины времена
было обычным делом. Она одобрительно закивала и мигом перешла на «ты»:– Ты вырази, доча, вырази. Игнат сам не свой ходит. Как Настену похоронил, так и мается.
– Дома он? – спросила я.
– Должон быть. Он теперь только до бакалейного и обратно.
– Пьет?
– Держится. Хлебушек покупает, яички. Когда молочка прихватит. Жить-то надо, – завздыхала с новой силой бабуля.
– А вы из какой квартиры? – на всякий случай спросила я.
– Тебе зачем? – насторожилась бабуля.
Нет, все-таки современные городские старушки уже не так доверчивы, как прежде. Во всем подвох ищут.
– Просто спросила. Понравились вы мне. Редко сейчас встретишь человека, неравнодушного к чужому горю, – избрала я самый выигрышный вариант ответа.
От моей похвалы бабуля расцвела.
– В первой я живу, доча. И запомнить легко, а найти того легче, – засуетилась она. – Время будет, заходи. Чайком тебя угощу, с листом смородинным.
– Непременно зайду. В другой раз, – пообещала я и поспешно ретировалась, пока бабуля не нашла новую тему для обсуждения.
В подъезде было чисто и даже как-то уютно. Квартира Качаевых располагалась на втором этаже. Лестницу, ведущую наверх, недавно ремонтировали. Ступени, подвергшиеся замене, отличались по цвету от своих собратьев. На окошке лестничного пролета колыхались белые кружевные занавески. «А дом-то не такой и запущенный», – подумала я, останавливаясь перед дверью в дальнем конце коридора. Аккуратная кнопка звонка белела на фоне ядовито-зеленой стены. Нажав на кнопку, я приготовилась к долгому ожиданию. Но дверь открылась почти сразу. Подтянутый, еще не старый мужчина смотрел на меня без интереса.
– Здравствуйте. Вы Качаев Игнат? – на всякий случай спросила я.
– Так точно, – четко, по-военному, отрапортовал Качаев.
– Простите, не знаю вашего отчества, – извинилась я, ожидая, что он представится.
– Не беда. Я и имени-то вашего не знаю, – безучастно произнес Качаев.
– Могу я войти?
– Входите, коли есть желание, – разрешил Качаев.
Он пропустил меня в прихожую, захлопнул дверь и предложил:
– Гостиная или кухня? На ваш выбор.
– Гостиная, – ответила я, и Качаев провел меня в просторную, плотно заставленную комнату.
Несмотря на обилие старинной мебели, комната не казалась захламленной. Был в ней некий шарм. Резные этажерки, кожаный диван и кресла с высокими спинками, обрамленными натуральным деревом. Витая хрустальная люстра с неимоверным количеством подвесок. Круглый дубовый стол в центре комнаты покрыт бархатной скатертью с кистями. В целом комната мне понравилась. Хозяин, как ни странно, тоже. Он не производил впечатление раздавленного горем. Да, вид понурый. Да, голос безучастный. Но это и немудрено. Подобную трагедию редко кому удается переболеть меньше чем за год. Качаев дождался, пока я присяду, и только после этого сел сам. Скорее всего, бывший военный, решила я. Выправка, четкие ответы, соблюдение этикета – все это в наши дни можно встретить только среди военных, да и то нечасто.
– Слушаю вас, – первым заговорил Качаев.
– Меня зовут Татьяна, – начала я и тут поняла, что не приготовила никакой легенды насчет цели моего визита.
Встреча с бабулей отвлекла меня, и я напрочь забыла об этом. Качаева, казалось, не смутила возникшая пауза. Он доброжелательно смотрел на меня в ожидании продолжения.
– Очень приятно, Татьяна, – спокойно произнес он, подбадривая меня.
– Как-то неловко обращаться к вам без отчества, – попыталась я выиграть время.
– Игнат Николаевич, если вам угодно. Подполковник в отставке.