Месть

Вдруг ветер наполнил парус, и Харден снова закричал, призывая Ажарату на помощь, но ветер уносил его слова прочь.

Харден опасался спускать надувшийся парус. Он окажется под яхтой, если упадет вперед. Лучше привести к ветру. Быстрее! Харден бросился в кокпит, вытравил ванты спинакера и начал выбирать шкот с подветренной стороны. Слишком поздно. Могучий порыв ветра сорвал с волны шапку пены и ударил в паруса.

Парус оторвался с громоподобным треском.

Харден смотрел на нейлоновый парус, хлопающий, как простыня на бельевой веревке.

— Сукин сын!

Он кинулся вперед, ухватился за спинакер-гик — передний парус — и закрепил его. Затем осторожно спустил оторванный парус, стараясь, чтобы надутая воздухом ткань не упала в воду, и снова направил яхту курсом сто восемьдесят. Включив автоматическое управление, он в ярости направился вниз, чтобы выяснить, куда, черт возьми, запропастилась Ажарату.

В камбузе оглушительно свистел чайник, пар из носика оседал каплями воды на тиковых дверцах буфета. Ажарату стояла на коленях на полу каюты. Ему показалось, что она молится. Но потом он увидел, что половицы сняты и сложены в кучу. Ажарату смотрела в дыру под обеденным столом. Наконец она повернула к нему голову. Ее глаза были недоверчиво раскрыты.

— Что ты делаешь? — спросил Харден. Он выключил газ, и чайник замолчал.

— Я искала свой крестик, — ответила она придушенным голосом. — Цепочка застряла в щели.

Харден подошел к дыре и заглянул в нее. Ажарату отломала от деревянного ящика крышку. Харден решил, что на ее месте поступил бы так же, если бы увидел надпись «Армия США». Внутри лежал смертоносный цилиндр ракеты. В назначении этого предмета ошибиться было невозможно.

— Ты сошел с ума? — выдохнула она, по-прежнему склонившись над дырой.

Харден смотрел на Ажарату, уперев руки в бока. Что это — расплата за то, что он предал Кэролайн?

— Это безумие!

— Нет, — ответил Харден. — Это не безумие.

— Тогда что? — спросила она громко, поднимаясь и оглядывая его лицо беспокойными глазами. — Самоубийство?

— Это моя жизнь, — сказал Харден, — а не твоя. И это не самоубийство. А теперь — живо на палубу!

Ажарату крепко уперлась в пол ногами и встретила его взгляд.

— Ты можешь с чистой совестью сказать, что тебя не волнует судьба людей на том корабле?

— У них будет время спастись.

— Ты уверен? — спросила она ядовито. — Или просто так думаешь?

— Ажарату, мне незачем убеждать тебя. Возьми штурвал. Мы плывем вблизи судоходной линии.

Он опустился на пол кабины и начал ставить половицы на место.

Ажарату стояла над ним не двигаясь.

— Если хотя бы один человек не успеет спастись, ты станешь убийцей.

— Спасутся.

— Питер, ты не понимаешь, что ты делаешь.

Он холодно взглянул на нее:

— Штурвал!

Ажарату медленно поднялась по трапу. Харден закрыл ящик, затем поднялся на бак, чтобы распутать шкоты снятого паруса. То, что случилось со спинакером, не имело значения. У него был еще один, а, кроме того, в одиночном плавании он не сможет справиться с таким большим парусом. Нос «Лебедя» зарылся в воду, и Харден потерял равновесие. Ему пришлось бросить трос и крепко вцепиться в леер.

— Надень страховочный пояс! — прокричала Ажарату из кокпита.

Харден побежал к кокпиту, где оставил пояс.

«Даже в спокойном море, — вдалбливал он ей, — всегда надевай страховочный пояс, если работаешь рядом с бортом».

— Извини, — сказал он, застегивая пояс на себе. — Я забыл.

Он взглянул на нее. Ажарату напряженно сидела около штурвала. Его слова прозвучали глупо. Она называла его убийцей, а он извинялся за то, что не надел страховочный пояс. Ажарату встретила его взгляд горящими глазами.

— Чего ты хочешь?

— Ничего. Забавно: ты ненавидишь меня, но хочешь, чтобы я соблюдал осторожность.

— Ты думаешь, что я смогу одна плыть на этой чертовой яхте? — спросила Ажарату и вдруг разрыдалась. — Питер, ненависть здесь ни при чем. Послушай меня, пожалуйста.

Харден сел около нее. Эта истерика удивила его. В госпитале она всегда была спокойной, да, можно сказать, неприступной, а на борту яхты — неизменно жизнерадостной. Но сейчас расплакалась, как ребенок. Ее тело содрогалось от рыданий, и Харден обнял ее.

Ажарату прижала лицо к его груди.

— Мы столько всего вместе пережили... Я не верю, что ты способен на такое.

Харден сжал руками ее плечи, отстранил от себя и заставил взглянуть ему в глаза.

— А теперь ты послушай меня. Этот корабль погубил все, что я любил.

— Полюби что-нибудь еще, — ответила она. — Забудь мертвых, люби живых.

— Сначала я должен покончить с прошлым.

— Оставь прошлое в покое. Оно уже ушло.

— Еще нет.

— Ни один человек не может сказать, что ушло, а что нет.

— Черта с два не могу!

— Месть — это право Господа, а не твое.

— Я ждал, когда Он отомстит. Ты еще скажи, что «Левиафан» выполнял волю Бога, потопив мою яхту.

— Может быть это действительно была воля Бога.

— Лучше считай это деянием человека.

Лицо Ажарату окаменело, она перестала плакать.

Харден нервно встал. Яхта внезапно стала очень маленькой. Он шагнул вперед, но потом повернулся и снова схватил ее за плечи.

— Я скажу тебе еще кое-что, и понимай это как хочешь. Я думал, что схожу с ума. Меня терзали кошмары. Я погибал. До этого момента я знал наверняка, что должен потопить это чудовище.

— И у тебя не было сомнений?

Харден притянул ее к себе.

— Я боялся заниматься с тобой любовью. Я думал что ты расслабишь мою волю.

— И что?

— Наоборот, ты сделала меня гораздо сильнее.

— Каким образом?

— Ты напомнила мне, каким я был счастливым.

Ажарату вглядывалась в его лицо.

— А если бы я оказалась на «Левиафане», то ты все равно...

— Никакой разницы не было бы.

— Почему?

— Ты бы спаслась вместе с остальными.

— Почему ты в этом уверен? — спросила Ажарату, глядя ему в глаза.