Месть

Нигериец закончил просматривать бумаги.

— Не волнуйтесь, доктор Аканке попросила Британское посольство поставить вашу семью в известность.

— Какая трогательная забота с ее стороны! — съязвил Доннер. — Тем не менее я бы предпочел позвонить сам.

— В этом нет необходимости, — сказал психиатр, закрывая папку. — Мистер Доннер, расскажите мне о себе.

Несколько минут они беседовали. Во время разговора Доннер упомянул о двух выдающихся психиатрах из Сент-Барта. Молодой африканец, читавший их книги, был поражен.

— Должно быть, вы очень богатый человек, если могли себе позволить лечиться у них.

— Они просто мои друзья, — ответил Доннер. — А теперь, сэр, не можем ли мы на мгновение предположить — чисто гипотетически, — что я не психопат. Можем ли мы это сделать?

Доктор кивнул.

— Но только гипотетически.

— Благодарю вас. Теперь давайте предположим, что доктор Аканке занялась вещами, в которых она не разбирается. Можем ли мы это предположить?

— Предположим, можем.

— Спасибо. И наконец, давайте предположим, что вы разберетесь в происходящем, когда незаинтересованное третье лицо все вам объяснит. Мы можем это предположить?

Психиатр покачал головой:

— У нас нет незаинтересованного третьего лица.

— Один телефонный звонок!

— Гипотетический? — спросил психиатр, улыбнувшись.

Доннер улыбнулся в ответ:

— Нет, реальный, если вы хотите выслушать это третье лицо.

Психиатр положил локти на стол и сложил большие и указательные пальцы рук треугольником. Глядя на этот треугольник, он спросил:

— Я должен предполагать, что вы умный человек?

— Не особенно, — ответил Доннер, — но все-таки чуть-чуть умнее, чем человек, способный высказывать публичные угрозы в адрес вождей страны, в которой он находится. И один лишь телефонный звонок разрешит все ваши сомнения!

— Ну хорошо, — сдался врач, набрал номер и поднес трубку к уху Доннера.

Когда на другом конце линии сказали «Алло!», Доннер назвал госпиталь и имя врача. Затем он сказал психиатру:

— Вот и все. Теперь можете отправить меня хоть в камеру. Но если вы собираетесь уходить, я бы очень настоятельно рекомендовал вам, чтобы вы сообщили, где вас можно найти.

* * *

Когда Харден делал первые неуверенные шаги по узкому пляжу, ему показалось, что земля качается под ногами. Ракушки и мягкий песок на краю воды быстро сменились голой каменистой полосой, за которой поднимались скалы. Крутая тропинка поднималась по желтому утесу к башне маяка, построенной на краю обрыва. Здесь было жарко, гораздо жарче, чем на воде, как будто скалы запасли солнечное тепло и теперь отдавали его обратно.

Харден удостоверился, что больше здесь никого нет, и обшарил основание утеса в поисках ручья, чтобы пополнить запасы воды. Не найдя ничего, кроме пыли, редких почерневших кустарников и насекомых, он стал подниматься по тропинке.

Медленный и трудный подъем осложнялся тем, что вестибулярный аппарат Хардена отвык от передвижения по суше, и даже поржавевшие железные перила, укрепленные в скале там, где подъем становился особенно крутым или опасным, мало помогали. Поскольку крепления перил были старыми и по тропинке явно давно не ходили, Харден предположил, что для ремонта и обслуживания маяка используются вертолеты, а не корабли.

Он добрался до вершины, где горячий ветер крутил пыльные вихри вокруг каменного основания стальной башни. Как и ожидалось, здесь была посадочная площадка для вертолета — четкий белый круг среди камней, — а также другие признаки цивилизации: помещение генератора со стальными ставнями и массивными замками, груда канистр с машинным маслом, свидетельствующая о регулярных визитах хозяев маяка. На вершине башни, укрепленной стальными канатами, располагался сам маяк — его зеркальные отражатели сверкали в тусклом солнце — и еще выше — антенна радиомаяка.

К краю башни была прикреплена лестница. Харден поднялся на пятьдесят футов — на половину высоты башни — и взглянул сверху на туманное облачное покрывало, спрятавшее его от вертолета. Оно постепенно редело, и Харден мог различить полуостров Мусандам, отделяющий Оманский залив от Персидского, и кое-какие из соседних островов. Все остальное он знал по картам.

В сорока милях через V-образный пролив, к востоку, западу и северу от него лежала территория Ирана. На юге находились Объединенные Арабские Эмираты. У основания острова Оманский залив сужался и поворачивал на запад, соединяясь с закрытым Персидским заливом. Персидский залив был логовом чудовища, а Ормузский пролив — единственным входом в него.

Самой природой здесь была создана идеальная ловушка. «Левиафан» не мог пройти нигде, кроме этого узкого прохода. У Хардена даже имелся путь к спасению. На юго-западе, за широким Оманским заливом, лежало Аравийское море и беспредельный Индийский океан.

Харден слез с башни, спустился по тропинке к основанию утеса и снова безуспешно попытался найти следы человеческого присутствия.

Убедившись в том, что на острове ему ничего не угрожает, он вернулся на яхту и отметил высадку на землю консервированным кексом и банкой сгущенного молока.

Пообедав, Харден оглядел близкий горизонт в бинокль, чтобы удостовериться, что поблизости нет кораблей. Затем он лег на койку и попытался уснуть. Яхта была совершенно неподвижна. Привыкнув к качке, Харден ворочался на койке и никак не мог заснуть, хотя очень устал. Через час он встал и снова оглядел море.

Как обычно, к вечеру дымка рассеивалась, но жара оставалась такой же невыносимой. В шести или семи милях к югу виднелись расплывчатые очертания Джазират-Мусандам, островка у полуострова Мусандам, расположенного на южном краю узкого входа в Ормузский пролив.

Харден глядел на непрерывную процессию нефтяных танкеров, и в его мозгу возникла живая картина: через два или три дня «Левиафан» тоже присоединится к этой процессии; в два раза шире, выше и длиннее остальных кораблей, он будет маячить в узком проливе, загромоздив его, как огромный слон, пробирающийся по деревне между хрупких хижин. Харден видел себя в центре пролива, нос чудовища будет находиться в перекрестье прицела, а сам он будет ждать, когда огромный корабль подойдет совсем близко.

Наступила темнота. Закрыв шторами иллюминаторы и прозрачные крышки люков, Харден зажег керосиновую лампу и вышел на палубу, чтобы убедиться, что ее свет не виден снаружи. Затем вернулся в душную каюту, поднял половицы, вытащил «Дракон» и тщательно осмотрел его, проверяя электрические цепи. Люди Майлса почистили оружие и заявили, что оно работоспособно. Индикатор показывал, что батарейка села, и Харден заменил ее свежим элементом.

* * *

— Я не политик, — сказал психиатр.

— Естественно.

На верхней губе врача выступили капли пота. Он помог Доннеру надеть пиджак, который израильтянин аккуратно сложил на койку в комнате с решетками на окнах, куда его поместили, и с беспокойством смотрел, как тот застегивает воротничок, вдевает в брюки ремень и завязывает галстук.

— Мне велело отвезти вас в аэропорт.

— Вы знакомы лично с доктором Аканке?

— Нет, сэр... Но нам приходилось несколько раз встречаться.