Места пребывания истинной интеллигенции
Шрифт:
– Дурак!..
И они ушли.
Я обалдело покачал головой:
– Что это было?
Тут и к Воропаеву вернулся дар речи. Говорит:
– Флуктуация! Экстремум!
Он вообще любитель таких выражений. Потом представляете, смеется:
– А ты уж и испужался…
Я собрался было ему ответить, но тут обнаружилось, что, оказывается, все это время у нас был тайный свидетель.
Одинокий грузин в мохеровом шарфе и без шапки, выйдя из ближайшего телефонного автомата, аккуратно засовывал за пазуху квадратную фляжечку коньяка.
Он внимательно оглядел
– Гуляем?
Я кивнул:
– Как видите.
Грузин все устраивал свою четвертинку.
– Козлы, - он посмотрел вслед удалявшейся компании.
Я согласился:
– Н-да. Не очень, так сказать…
– Но ваш друг тоже хорош… - грузину явно хотелось поговорить.
– Зачем пьяных задевать…
Я промолчал и подтолкнул Воропаева:
– Что берем?
Еще, - думаю, - с этим зацепиться не хватает.
Грузин посторонился, и мы подошли к окошечку.
– Один “Привет”, пожалуйста.
Чем-то недовольная продавщица протянула мне бутылку и сдачу.
Я положил зелье в сумку и потянул Воропаева - пошли…
Но тут грузин остановил нас.
– Извините, ради Бога, ребята, - вдруг сказал он, - за нескромный вопрос… Еще раз извиняюсь. Вы чем занимаетесь?..
– Онанизмом, - мрачно ответствовал Воропаев, выдержав небольшую паузу..
– А, - засмеялся грузин, - почтенное занятие. Ничто так не возвышает душу. Ну а по жизни, так сказать, в миру, вы кто? Случайно не живописцы?
– Литераторы, - сказал я, видя, что ситуация не опасная. Что перед нами, по крайней мере с виду, нормальный человек.
– Русские писатели. Совесть народа, ё-моё…
– О, - сказал грузин, - кого же еще можно встретить в ночи в этих исторических местах. Я так и подумал, что вы не просто так… Что свои… То-то вы конфликтовали с этими йэху.
– Он засмеялся.
– Позвольте представиться: Георгий Иванович П-в, первый заместитель главного редактора журнала “Драматургия”.
И грузин церемонно протянул нам руку.
Я с деланным уважением, а Воропаев рассеянно ее пожали. После чего нам вручили визитные карточки, после чего я подумал, что Георгий Иванович, возможно слегка пьян, или находится, по национальному обыкновению, под наркотическим кайфом (да просят меня все грузины - но я говорю грустную, меня самого огорчающую правду), или это первые визитки в его жизни, иначе зачем бы он стал их вручать первым встречным? Может, голубой? Я тревожно вгляделся в мужественную бороду нашего нового знакомого. Вроде непохоже…
– Грустно вечером одному, - сказал Георгий Иванович, будто отвечая моим мыслям, а еще когда не пишется, совсем тоска… У вас как с этим делом?
– С каким?
– я опять насторожился.
– С литературой.
– Да так, не очень, - сказал Воропаев.
– Молчим пока…
– Жаль, - сказал Георгий Иванович.
– Надо работать… Хотя сейчас трудные времена для творчества. Цензуры как будто бы и нет, зато писать не о чем… Кругом сплошная публицистика и чернуха. Времена
Мы не помнили. Георгий Иванович прочитал нам наизусть упомянутое место.
– Ну как? Из всех Толстых его люблю больше всего…
Немного помолчали.
Помолчав, Георгий Иванович предложил выпить за литературу.
– Нам бы не надо, - слабо запротестовал я.
– Нам домой пора бы, этот “Привет” мы с собой взяли… Мы всегда с удовольствием, просто на сегодня хватит…
Пить с Георгием Ивановичем и вообще с кем бы то ни было мне уже не хотелось.
Но Воропаев меня остановил:
– Глупо, - сказал Воропаев.
– Глупо отказываться. Неудачный день. Все равно. Надо закончить достойно. Мы ж не пьяные, не в полном ауте. Потом не просто же так, а за литературу.
– Вот именно, - засмеялся Георгий Иванович.
– За литературу. Примем по чуть-чуть. Это же ерунда, а не доза, и вообще - за знакомство…
Угощал Георгий Иванович.
– Ну, ура!..
Воропаев, выпив, тяжело вздохнул.
Потом пояснил:
– Меня жена бросила.
Георгий Иванович сочувственно покачал головой: грустно.
Потом, видимо, решил Воропаева утешить и сказал:
– А может наоборот, хорошо? Я вот три раза был женат…
– Может, - сказал Воропаев.
– Я пока не почувствовал…
– Еще почувствуешь, - засмеялся Георгий Иванович, - могу гарантию дать. Долго жили?..
– Четырнадцать лет.
– Солидно. Жизненный цикл. Пора менять, конечно… Алексей Толстой, знаешь, что говорил? Правда, не помню, кому. Может, Чуковскому? Жен надо менять. Классика…
– Я не хочу, - сказал Воропаев, - я к этой привык…
– Ничего, отвыкнешь. Все в природе обновляется. Ты уже не мальчик. Пора на молодой женится.
Мы выпили.
– За счастье в личной жизни!
– А то, что она тебя бросила, а не ты ее - это не расстраивайся, - сказал Георгий Иванович.
– Это все самолюбие. Мы, творцы, народ инертный, живем в основном внутри себя, химерами, так сказать, сознания, решения на внешнем же плане принимаем с трудом. А кто-то же должен первый шаг сделать… Ты ей изменял?
Воропаев кивнул:
– Еще как.
– Ну, вот, - обрадовался Георгий Иванович, - видишь… Меня женщины тоже в основном сами бросали. Я не решался, путался на стороне втихаря, вот им и приходилось, бедным, даже это брать на себя… Они вообще стервы. Следующую ты бросишь.
– Ладно, - сказал Воропаев, - давай допьем, что ли… Будем считать, что вы меня убедили. На сегодня…
Постепенно разговор перешел на возвышенное. А именно:
Сначала вспомнили Серебряный век, как же без него? Саша Черный - Андрей Белый. Андрей Белый - Саша Черный. Есенин. Блок. Дыша духами и туманами. Разве духами? По-моему дождями. Сами вы дождями. Это вам не у костра песни петь. Ду-ха-ми… Моим духам, как драгоценным винам. Ну, а вы даете… каким духам?.. Стихам… Эсти Лаудер… Стихам Эсти Лаудер? Ха-ха-ха. Пауза. После паузы: Адамович - Ходасевич. Наоборот. Наоборот это кто?.. Берберова.