Место, где все заканчивается

– Хороший перевод, – одобрил Глеб. – Это что? Заклинание для вызова демона?

– Именно так, – кивнул Ройзман.

Глеб криво усмехнулся:

– Практическая демонология? Я думал, что эту тему разрабатывал латинский мир. «Молот ведьм», пентакль Агриппы…

Букинист снял очки и укоризненно посмотрел на Глеба:

– Видите ли, молодой человек, вызов потустороннего помощника из темного мира, как бы он там ни назывался, – вещь универсальная, архетипическая. Она присуща практически всем культурам. Отличается лишь название мира и собственного «помощника». Ну и, скажем так… процедурные вопросы.

– Я плохо знаком с этой темой. Знаю лишь, как выглядели славянские демоны – по фрескам, иконам и лицевым рукописям.

– Визуальная традиция, – кивнул Ройзман. – Несмешной гротеск. Но эту книгу писал человек, интересующийся прикладной, а не эстетической стороной вопроса. А теперь обратите внимание на окончание заклинания.

Глеб взглянул на то место на странице, куда указывал никотиновый ноготь Ройзмана. Фраза обрывалась посередине. Ни точки, ни запятой.

Глеб поднял глаза на букиниста:

– Это не все заклинание.

– Совершенно верно, – улыбнулся Ефим Осипович. – Антон Хониат разбил заклинание на четыре части. В каждом издании «Чернокнижия» он поместил одну часть заклинания. Таким образом, чтобы воспроизвести текст полностью, нужно приобрести все четыре книги.

Глеб приподнял бровь:

– Способ увеличения продаж?

– Маркетинговые гении – «не есть» изобретение нашего века, – улыбнулся букинист. – Он вновь ласково провел пальцами по странице книги. – Антон Хониат прожил яркую жизнь. До двадцати пяти лет он обитал в Византии. Разбогател, еще будучи молодым человеком. В тысяча четыреста пятьдесят третьем году, когда янычары султана Мехмеда вошли в Константинополь, Хониат бежал из города. Много путешествовал, сперва осел в Нюрнберге, потом перебрался в Венецию. Там он стал книгоиздателем, основал свою типографию и выпустил несколько десятков книг, причем, как вы уже поняли, не только на латыни.

– И все они посвящены демонологии?

Ройзман качнул головой:

– Отнюдь нет. Он издавал иллюстрированные «Хроники», книги в жанре «De animalibus»… [6] Да много чего еще. В Венеции он приумножил свое состояние, женился, нарожал детей. Умер в богатстве и славе. – Букинист перевел дух и добавил с улыбкой: – Хониату удавалось все, за что бы он ни брался. Причем легко и без особых усилий, словно он заключил союз с господом богом.

– Да, – отозвался Корсак. – Или с дьяволом.

6

Истории о животных. – Примеч. авт.

Букинист не расслышал. Он продолжил листать книгу. Глеб обратил внимание на одну из иллюстраций-миниатюр, которую он раньше не заметил.

– Почему лицо этого человека на гравюре затерто? – спросил Глеб.

Букинист улыбнулся, обнажив длинные прокуренные зубы:

– А вы не знаете? Это же святой Христофор по прозвищу Киноцефал!

Глеб внимательнее взглянул на гравюру.

– «Киноцефал» – это «собакоголовый»? – уточнил он.

– Совершенно верно, – кивнул Ройзман. – Вы помните историю этого святого?

– Смутно.

– До своего крещения этот парень служил в римской когорте, дислоцировавшейся в Северной Африке, и носил кличку Отморозок. Считается, что он был нечеловечески силен и обладал необузданным нравом. Кроме того, он был очень красив и пользовался бешеным успехом у женщин. А потом этот красавец-легионер уверовал в Христа и завязал с прежней жизнью. А чтобы избежать всяческих соблазнов, упросил Господа обезобразить его внешность. Бог выполнил просьбу Христофора и наградил его собачьей мордой вместо лица. Таким его долгое время и рисовали на иконах и миниатюрах. Но лет этак триста тому назад Синод запретил изображать святого Христофора с головой собаки. Церковные фрески, иконы и миниатюры с его изображением подверглись «переработке». Песья морда была затерта или замазана, а на ее месте нарисовано вполне обычное человеческое лицо.

– Получается, что он сменил лицо дважды? Первый раз по воле бога, а второй – по воле людей?

– Получается, так.

Глеб заинтересованно разглядывал изображение святого:

– Как он умер?

– Как все христиане той поры – мучительно. Император Антиохии приказал посадить его в раскаленный медный ящик. Однако святой Христофор остался невредим. После этого его подвергли другим пыткам, но сломить так и не смогли. В конце концов Христофору отсекли голову мечом.

– Звериную голову, – сказал Глеб.

– Звериную голову, – кивнул букинист.

Глеб прищурил карие глаза, немного поразмыслил над полученной информацией, затем спросил:

– Сколько, по-вашему, может стоить эта книга?

– Вас интересует цена? Гм… – Ройзман задумался. – Вещь стоит столько, сколько за нее готовы заплатить… Будь я мультимиллионером, я бы готов был отдать за нее двести тысяч долларов.

– А если продать все четыре книги вместе? – уточнил Глеб.

Ефим Осипович улыбнулся:

– Тогда цена взлетит в десяток раз. По отдельности эти четыре книги – всего лишь части распиленного бриллианта. Но собранные вместе… – Он пожал плечами. – Полагаю, речь идет о миллионах.

– Ясно.

Глеб взял книгу и убрал ее в сумку. Взглянул на Ройзмана.

– Что-то еще? – быстро спросил тот.

– Да. Вы что-нибудь слышали о владельцах этой книги?

Ройзман нахмурил лоб и медленно покачал головой:

– Нет. Я ничего такого не слышал. У нас в стране мало серьезных коллекционеров инкунабул. Есть те, кто считает инкунабулы выгодным размещением капитала, но эти люди редко себя афишируют. Они не коллекционеры, они – инвесторы. Но, если хотите, я могу попробовать навести справки.

– Я был бы вам очень за это благодарен, Ефим Осипович. Спасибо за консультацию! Сколько я вам должен?

Ройзман улыбнулся:

– Господи, да нисколько! Для меня было большим счастьем подержать эту книгу в руках. Честно говоря, я всегда был уверен, что уловка Хониата – выдумка искусствоведов. Одна из тех баек, которые в интеллигентной среде принято рассказывать дамам за праздничным столом. Но теперь я знаю, что это не так. И я благодарен вам за это.

11

Гостиничный номер был больше похож на съемную комнату в «хрущевке», но Глеба он вполне устраивал. Журналист отвел взгляд от «Чернокнижия», потер глаза, покрасневшие от табачного дыма и водки с тоником.

Он сидел за столом, в простеньком белом гостиничном халате и таких же белых тапочках, сильно смахивавших на одноразовые. По телевизору шел фильм с выключенным звуком: Роберт Рэдфорд вышел из высокого здания, а притаившийся за железными прутьями забора убийца целился в него из пистолета.