Место летнего отдыха
Шрифт:
Носовой конец упал в воду со всплеском, и шхуна величаво попятилась в сторону моря. В такелаже завывал ветер.
Вокруг было все черно, если не считать двух огней, светившихся на берегу. На лице Херба отражались блики, отбрасываемые компасом, расплывчатыми пятнами на мокрой палубе светились бортовые огни – зеленый справа и красный слева.
– Вы что-нибудь видите? – спросил Джон, вглядываясь в темноту.
– Старая посудина сама знает дорогу к острову, – ответил Херб. – Но тебе придется поторчать еще немного на палубе.
Когда они вышли за волнорез, удары ветра
– Хай-и-и-и-и! – закричал Херб во всю глотку. – Мы еще покажем, на что мы способны, старуха моя!
– Она выдержит? – спросил ошарашенный Джон, когда судно врезалось в очередную волну с силой грузовика, наскочившего на кирпичную стену.
– Она рождена для этого, малыш! – сказал Херб. – Настоящая посудина выдержит все, для чего предназначена.
Деревянная обшивка вздрагивала и трещала, но «Мэри Энн» твердо держала курс, и, проверив насосы, течи Херб не обнаружил.
В непрерывной борьбе с северным ветром путь до острова занял почти два часа; наконец они вошли в бухту, и на них опустилась долгожданная тишина, внезапно нарушенная собакой Тодда Хаспера. Очередной Сатана оказался огромным черным зверюгой, напоминавшим пантеру. Когда шхуна стала приближаться к берегу, пес выбежал на причал и начал метаться из стороны в сторону с бешеным лаем. Херб Эндрюс попытался направить на него прожектор.
– Что будем делать? – спросил он. – Здесь мне тебя не высадить.
– Не знаю, – неожиданно смутившись, сказал Джон. Почему собака не на привязи, если Барт на острове? Джона охватил страх, что отец и вправду умер, что его вранье об отце, придуманное для Колфилда, может оказаться правдой. Однако, выяснить это, не рискуя попасть в зубы собаки, готовой любого разорвать на куски, казалось невозможным.
– У меня внизу есть дробовик, – сказал Херб, сделав пару кругов вблизи причала, пока собака продолжала неистовствовать на берегу. – Почему бы тебе не снести этой твари башку?
– Подождите, – сказал Джон. Он увидел, как кто-то спускается к берегу по тропинке с фонарем в руках. Когда огонек достиг причала, Херб Эндрюс направил туда прожектор. Луч осветил Тодда Хаспера, одетого в драное пальто. Его лицо с крючковатым носом, изрезанное морщинами, перекосилось от злобы. Старик в упор уставился на прожектор, не проронив ни слова.
– Это я, Джон Хантер! – крикнул Джон. – Собаку привяжите!
Казалось, старик не слышит. Эндрюс, чтобы уменьшить шум, вырубил двигатель и протянул Джону рупор.
– Это я, Джон Хантер! – что было мочи снова прокричал Джон. – Привяжите собаку!
Не говоря ни слова, старик повернулся и побрел вверх по тропинке, оставив собаку метаться по причалу.
– Послушайте! – обозлившись, крикнул Джон. – Если вы не уберете собаку, я ее пристрелю!
Хаспер замедлил шаг. Джон повернулся к Хербу:
– Дайте, пожалуйста, ваше ружье.
Херб скрылся под палубой и вскоре появился
вновь, держа в руках двухстволку.– Заряжено, – сказал он. – Позволь, я сам. У меня давно уже руки чешутся.
– Сделайте сначала предупредительный выстрел, – сказал Джон.
Херб выстрелил в воду. Услышав выстрел, Хаспер выбежал на конец причала, и раздался его голос, перекрывший собачий лай:
– Нет! Нет!
– Тогда привяжите его, – мрачно сказал Джон. Хаспер пристегнул к ошейнику животного цепь и встал, широко расставив ноги. Когда шхуна причаливала, казалось, собака взбесилась, и, чтобы удерживать ее, Хасперу потребовалось напрячь все свои силы. Херб Эндрюс протянул Джону ружье.
– На-ка, – сказал он. – Лучше прихвати ружье с собой. Этот сумасшедший идиот может отпустить пса.
С ружьем под мышкой Джон стал спускаться на берег.
– Подожди! – окликнул его Херб. – Фонарь тоже возьми. На причале полно дыр.
Взяв фонарь в одну руку, а ружье в другую, Джон ступил на причал. В луче прожектора Херб продолжал держать Хаспера и обезумевшую собаку.
– Папа здесь? – прокричал Хасперу Джон, но либо старик не хотел отвечать, либо не смог его расслышать из-за шума, производимого зверем.
Джон с отвращением повернулся и пошел к берегу, выбирая себе дорогу среди дыр и прогнивших бревен. Добравшись до тропинки, он побежал. В ветвях деревьев над головой пронзительно свистел ветер.
«Ничего странного, что не горит свет, – утешал он себя, подходя к гаражу сзади большого старого дома на холме. – Сейчас половина третьего ночи, и, конечно же, свет погашен». Однако кое-что показалось странным. Повсюду на грязной земле у входной двери гаражного помещения виднелись только следы собачьих лап и никаких больше. Еще сильнее, чем раньше, Джона охватило дурное предчувствие, что отец болен, если не умер вообще.
«Нет, – решил он, – этого не может быть. Если бы он заболел, Тодд Хаспер позаботился бы о нем, а в случае смерти меня бы поставили в известность.
Почему в грязи нет следов Хаспера?»
«Может, здесь никого нет, – подумал Джон. – А может, папа заболел и перебрался к Хасперу».
Обуреваемый страхом, Джон поднялся по ступеням темного крыльца, чуть не поскользнувшись на собачьем дерьме, и заколошматил в дверь. Ответа не последовало. Он ясно представил себе, как в доме лежит мертвый человек, возможно, мертвый уже несколько недель. Прислонив ружье к стене дома и поставив фонарь на крыльцо, он закричал во всю силу своих легких:
– Пап! Пап! Впусти меня! – и обрушил на дверь град ударов, так колошматя по дереву кулаками, что содрогалось все здание.
– Да? – вдруг послышался изнутри слабый голос Барта. – Да? Да? Кто там?
– Это я! Твой сын! Это Джон!
Дверь открылась, и в ней со свечей в дрожащей руке появился Барт, одетый в запачканную и мятую офицерскую форму лейтенанта. Он не брился уже несколько недель, и с его подбородка свисала жидкая восточного вида бородка.
– Джон! – поразился он. – Джон! Что ты здесь делаешь?
– Я приехал поговорить с тобой кое о чем, – сказал Джон.
– Почему у тебя ружье?
– Боюсь собаки.