Месяц без богов

Вернувшиеся кухарка и помощник нашли купца измотанным, осунувшимся, со страхом в маленьких глазах. На все расспросы он только говорил, что не выспался, и чтоб ему не докучали расспросами. Днём он попытался поспать, что ему не удалось, а вечером пришел в спальню пораньше. Коротки зимние дни, но как темны и длинны зимние ночи! Надрывный вопль разогнал сон, подступавший к Архипу Кондратьичу. Стон, плач без перерыва терзал Архипа.

– Кто ты? – спросил он у темноты, сгустившейся около одинокой свечи у кровати.

– Не узнал ты мой голос? Ах, это мне здесь ходить, на мягкой постели спать! – сказал женский голос и вновь заголосил.

До рассвета промаялся купец в кровати, нехотя слушая ветер, проникший в комнату. Он спросил у слуг своих, не видели ли они чего странного, или не слышали. Но они только головами мотали, отвечая, что было тихо.

В другие пару ночей стон в комнате стоял тихий, всхлипывающий. Архип решил лечь в другой комнате, да разве это поможет от вытьянки!? Не прекращался стон ни на минуту. Только днём купец отрывал у сна небольшой кусочек. В другие ночи были то крики, то рёв несносный, то завывания. И плач этот стал чудиться Архипу повсюду. Скрипнет ли дверь, гавкнет ли собака – всё казалось ему ненавистным рыданием.

– Плакальщица там, – порой указывал он пальцем куда-то в сторону, дрожа сильнее осинового листа, – вытьянка!

Беспрестанный плач и стон преследовали купца повсюду. В последнюю святочную ночь Архип Кондратьич лишился ума. Стал бродить по городу в любую погоду в одной рубахе и рваных штанах. Кто-то жалел его, кто-то говорил «так ему и надо». Безумец боялся любого ветерка, при любом дуновении, даже слабом, зажимал уши и сжимался, как щенок. Порой, в тёплые спокойные летние дни, он приходил в себя, но всегда ненадолго. И тогда купцу становилось жутко и горько от того, в каком зверином виде он бродит по улицам. В один из таких дней нашли его утопившимся в реке.

21—22 августа 2011

Заклятые друзья Фламеля

Под высоким потолком крошился свет в хрустальных люстрах, падающий на футуристические витражи в окнах. Под ними тапер в белоснежном костюме играл яростно, быстро перебирая клавиши. Часто к нему подходили люди в вечерних платьях, пиджачных парах и джинсах, клали на фортепиано купюры, заказывая мелодии для танцев. Закрытая вечеринка в музее современного искусства шла третий час. Его организатор, модный ныне художник, праздновал открытие своей выставки, сидя за одним из столов и получая поздравления.

Где-то посреди зала, за столом у стены, сидел человек. Радуясь тому, что его соседи отправились танцевать, он неторопливо ел канапе и наблюдал за праздником. Брынза, грецкий орех и клубника – странное сочетание, но оно невероятно нравилось этому мужчине. Его боковое зрение выхватило мальчика, который, стараясь быть незаметным, стаскивал с соседнего стола такие же вкусности. Да, да, его мать-актриса, с причудой о здоровой пище, как раз отвернулась…

«У Борджиа роскошней! Мда, дурацкое сравнение. На Монмартре хороши сабантуи… Что ж, буду считать, что здесь недурно, – размышлял мужчина, налив себе апельсинового сока, – рассуждаю как ржавый паровоз, где рельсы лучше! Ладно, ещё немного и поеду домой».

Это человека звали Роберто. Про него все точно знали, что родился он в этой северной стране, хоть и носил имя своей южной родины. Известный автор исторических романов, не менее известный богатый холостяк, без акцента говорил на итальянском, его старом варианте, а так же ещё на семи языках. Он снялся в эпизодах у нескольких режиссёров, одевался со вкусом, не обращая внимания на пышные витрины магазинов, отличался домоседством и выбирался на всякие светские приёмы редко, по какой-то недоступной публике логике. Но публика его любила, публика его разгадывала и собирала как кубик Рубика, публика его обожала. Однако ни один человек, ни один чёрт не знал, как и чем на самом деле живет Роберто.

Его слух был на удивление других остр, из-за чего, часто невольно, он знал «секреты» очень многих приятелей и знакомых. Вот и сейчас, справа, донёсся разговор нескольких мужчин.

– Как вам выставка? – это был композитор, сочинявший треки к фильмам.

– По-моему, ерунда ещё та, – ответил пышнотелый продюсер.

– Да, согласен с вами, – протрубил третий, не знакомый писателю.

Тут к троице подошёл известный журналист крупного журнала о культуре.

– Как вам, господа, понравились картины? – поинтересовался он.

– Весьма интересные, – раздался трубный голос.

– Да, хороши, – сказал кто-то из мужчин.

Журналист сделал шаг в сторону, но, увидев Роберто, радостно улыбнулся и поспешил к нему, поздоровался за руку и сел рядом.

– Привет, почему не танцуешь? – чуть смеясь, спросил он, – ладно, ладно, если пойдёшь, тебя разорвут страждущие. Как тебе выставка?

– Тут хорошо кормят, – Роберто как раз доедал последний канапе с общей тарелки, – угощайся.

– Да уже наелся, – ответил тот, но налил себе бокал вина из бутылки, стоявшей под рукой.

– Хм, укажи, что я присутствовал, и хватит. Знаю я твоего редактора, спросит ведь строго, – он рассмеялся.

– Благодарствую, – сказал журналист, подмигнул, и, быстро отправив в рот небольшой бутерброд, попрощался и перешёл к другим столам с другими именитыми гостями.

И в этот же момент вернулись соседи Роберто по столу: профессор математики и его дочь. Учёный уселся на стуле, положив на скатерть худосочные кисти рук, почти полностью скрытых рукавом белой рубашки, на примятых манжетах которой отсутствовала одна запонка. Девушка, в лёгком блестящем коротком платье на полном теле, шутя сделала Роберто замечание, что он не танцевал, предложила бутерброд… Одним словом, ей не терпелось начать разговор. Зная, что он написал несколько романов об Италии, девушка начала:

– А вы слышали, что поэт эпохи Возрождения Джузеппе Иллучини был близким другом Караваджо?

– Разве? А я об этом не слышал, – спокойно ответил писатель, одновременно поднеся ко рту бокал сока, загораживая рот.

– Они были близкими друзьями. Об этом написал итальянский исследователь в одном крупном журнале. Мне его только вчера привезли из Рима. Хотите, я вам дам почитать?

– Спасибо, но мне как раз тот журнал должны привезти, – я помню доклад вашего друга об этом поэте, – он повернулся к профессору, – вы много говорили с ним на конференции. Вы очень точно сказали, что у этого поэта друзей почти не водилось.

Старый профессор просиял, приподнял глаза к люстре, но быстро вернул взгляд на переносицу собеседника и ответил:

– В его дневниках редко упоминались приятели. Хотя Иллучини обладал бесшабашным характером, это бесспорно.

«Дневник!» – воскликнул про себя Роберто. Если бы это слово вдруг вырвалось у него, то тон голоса выдал бы упрёк за забывчивость.

Тут зазвонил в кармане пиджака телефон, он взял трубку и довольно сказал «Алло!». Дочь профессора продолжила улыбаться, но глаза немного приуныли.