Метаморфоза
Шрифт:
Сам, родственник начальника соседнего главка, не уходил.
– Бывший - он и есть бывший, - флегматично заметил Геннадий Васильевич. Попробуй объясни юноше, что такое старость, так и тут: неопытный опытного не разумеет.
– Закруглим, - неохотно обронил Геннадий Васильевич. Сам повеселел и ушел, а у Канцелярского Червя остался в душе горький осадок: вынудили изменить верному правилу, он бы отписал, а возмущенный жалобщик вышел из себя и... Прокуроры, и бывшие, и настоящие, тоже срываются. Теперь же Геннадий Васильевич пустит жалобу по нескольким инстанциям. Там коллективно стешут ей острые грани.
Канцелярский Червь приучил себя философски относиться к мелким служебным катаклизмам и не шибко переживал: ну, напишет вместо одной еще пару бумаг, рука не отсохнет. И наверное, этот день, начавшийся со странных ощущений встраивав, закончился бы банальным вечерним чаем и просмотром программы "Время", но перед обедом заглянул в отдел посторонний. Канцелярский Червь и другие старожилы почувствовали это кожей. Незнакомец растворил дверь шире и от порога бесцеремонно спросил:
– Кто здесь Геннадий Васильевич?
Канцелярский Червь раньше других понял: сквозь заградительный кордон прорвался посетитель. Геннадий Васильевич встал, наугад взял со стола несколько бумаг и устремился к двери. Да, это был испытанный, проверенный прием: уйти и раствориться в длинных светлых коридорах. Но посетитель загородил дорогу.
– Геннадий Васильевич, я к вам!
Канцелярский Червь недоуменно вытянул губы трубочкой:
– Мы с вами вроде незнакомы.
– Если в комнате две женщины, трое мужчин и один из них спешит, то он и есть Геннадий Васильевич, - неприятно улыбнулся посетитель.
– Мы с вами состоим в переписке, и нам есть о чем поговорить.
– Извините, я действительно крайне спешу, - Канцелярский Червь, словно щитом, закрылся бумагами.
– Я тоже, поэтому разговор у нас будет короткий, - посетитель снова загородил дорогу.
Геннадий Васильевич рассмотрел его: лицо почти треугольное (напористый), кожа с серым оттенком (подолгу сидит в помещении), плечи округлые (физической работой не занимался), руки белые (канцелярский работник?)... Геннадий Васильевич заглянул незнакомцу в глаза желтые, с колючей хитринкой.
– Как вы сюда попали?
– Раз попал, значит, имею право, - жестко сказал посетитель.
– Извините, но мы обычно не встречаемся...
– Канцелярский Червь сделал выразительную паузу.
– Раз, значит, отписали, два отписали...
– Ответили, - тихо поправил Геннадии Васильевич.
– А я даже взглянуть на вас не имею право. Почему?
– Для разговоров у нас есть приемные часы и специальная комната.
– Но вы же там не бываете?
– Там принимают те, кому это положено.
– А вы, значит, и не принимаете, и не встречаетесь.
– Такой порядок. Не я его установил.
– Значит, мне суждено его нарушить.
– Вы журналист. Бывший журналист, - уточнил Геннадий Васильевич.
– Вот вы и вспомнили мои жалобы, - лицо посетителя заострилось еще больше.
– Я по лицу понял, кто вы, - Канцелярский Червь усмехнулся: "Держать все писульки в памяти десяти голов не хватит!"
– На вашем лице тоже многое написано.
– Извините, я спешу.
– У нас не принято вышвыривать посетителя, -
повысил голос мужчина с треугольным лицом.– Если боитесь беседовать без разрешения начальства, я это сейчас улажу.
– Он шагнул к двери начальника отдела.
Обычно до такого не доходило.
Нештатная, как говорят в армии,
ситуация,
напрочь выбила Геннадия Васильевича
из колеи,
вспомнилась утренняя метаморфоза - он,
словно спеленутый младенец,
подвешен к суку дерева;
Геннадий Васильевич ощутил,
как тело сжалось,
перед глазами закачался
зеленый сейф, в котором
хранились электрический чайник,
и сахар, и семь чашечек.
– Да не держите меня за руку, она у вас...
– Бывший журналист оттолкнул от себя Геннадия Васильевича, брезгливо вытер руку платком.
– Господи, какой вы скользкий!
Геннадий Васильевич услышал, как за спиной испуганно ойкнули сотрудницы. Для них ворвавшийся в отдел посетитель походил, наверное, на инопланетянина, от которого неизвестно что ожидать. Снова мелькнул перед глазами сейф, и Канцелярский Червь понял: он опять раскачивается на нитке, - тело сжалось до такой степени, что, казалось, вот-вот лопнут напружиненные ребра.
Геннадий Васильевич, пролетая мимо бывшего журналиста, чтобы задержать движение, вцепился в его руку.
– А-а, чтоб тебя!..
– Посетитель толкнул Геннадия Васильевича с такой силой, что тот отлетел к потолку, увидел в белых рожках люстры еще, наверное, с прошлой осени засохших мух; над головой что-то треснуло, Канцелярский Червь шлепнулся на пол.
– На чем поскользнулись?
Геннадий Васильевич увидел протянутую руку.
– Рабочий день кончается, я вас провожу и все объясню.
– То ли рука у бывшего журналиста, несмотря на игрушечные ладони, оказалась сильной, то ли Геннадий Васильевич вдруг полегчал, - журналист выдернул его из комнаты.
"Портфель, портфель забыл!" - дернулся назад Канцелярский Червь, но крепкая рука уже тащила его по коридору.
– Ты гниль! Ты падаль! Ты дерьмо!
– на лестнице горячо выдохнул бывший журналист.
От обжигающих, словно удар кнута, слов Геннадий Васильевич сжался еще больше. Ему захотелось стать крохотным и забиться в какую-нибудь укромную щель.
– Ты гнусь! Ты червяк! Ты сопля!..
– бывший журналист растерянно замолчал. Видимо, у него неожиданно иссяк запас обидных ругательств.
На улице было нестерпимо жарко. Бывший журналист платком обтер шею, посмотрел в сторону Канцелярского Червя, и тот увидел на его лице недоумение.
От страха, что его сейчас обнаружат и кто-то еще осмелится бросить в него злые слова, Геннадию Васильевичу
захотелось стать еще меньше, и это у него получилось,
он заполз на покрытый
желтой пылью листок подорожника, и из-за него посмотрел
на нахального посетителя.
Тот повертел, повертел головой
и, досадливо сплюнув,
пошел к трамвайной остановке.
"Давно бы так!" - облегченно подумал Геннадий Васильевич, чуть приподнялся и, убедившись, что бывший журналист сел в трамвай, выполз из-под листка.
Чтобы немножко развеяться после утомительной встречи, Канцелярский Червь решил прогуляться. Горячий асфальт