Метаморфозы греха

Тем временем инициатора веселья уже ждали. Он специально выждал время, сделав вид, словно ищет кукую-то безделушку в рюкзаке, для выхода с поля битвы в одиночестве. Возле двери стояли Игорь, Захар, Влад и Василий, а также доселе не упоминавшийся нами «друг Оушена».

Михаил Чистоплюев уродился выходцем из приличного семейства. Родители его считались типичными представителями технической и не совсем интеллигенции – отец работал оператором станка с ЧПУ на авиазаводе, а мать преподавателем химии в местном техническом училище. Людьми они были кристальной чистоты, и единственным их пороком можно назвать излишнюю опеку над своим «Мишенькой». Если он не появлялся домой к восьми часам, то ровно в 20:00 и ни минутой позже гремел звонок с обязательной сценой – для любящих родителей слабость в общем-то простительная. Но именно эта слабость приучила Михаила лукавить почти с самого детства. Сначала данное свойство касалось единственно указания местоположения во время затянувшихся прогулок, чуть позже ареал действия распространился на учёбу, а ещё немного погодя на общение со сверстниками. И как только Чистоплюев видел выгоду в искажении какого-либо факта – факт искажался автоматически. Несмотря на претившую ему излишнюю, с его точки зрения, опеку, с родителями Михаил имел довольно сносные отношения, хоть и юношеский максимализм порой давал о себе знать. Внешностью он владел довольно приятной, занимался по вечерам ненавязчивой физкультурой, и никаких комплексов на счёт экстерьера не испытывал. У сверстниц Чистоплюев пользовался интересом и дефицита в общении с ними также не ощущал. С Надеждинским у него завелись дружеские отношения ещё с детства, и разные их характеры не отталкивали, а дополняли друг друга.

– Здорово, Семён (они пожали друг другу руки), как жизнь? – завёл первым Михаил.

– Здравствуй, Михаил, да как-то не очень, – как бы отрываясь от какой-то думы, ответил Семён.

– Ты из-за этого, что ли, обиделся? Из-за инцидента у «исторички»?

– Было бы из-за чего обижаться. Я скорее принял к сведению. Ведь недаром говорят, интеллект толпы равен интеллекту самого глупого её участника. И чем глупее, тем активнее.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь, к тому же ты сам виноват, что полез защищать Пса. Пёс, без обид, – закончил он свою тираду, обращаясь к начавшему суетиться Собакину.

– Так-то оно может быть и так, только если сначала мы не защитим Пса, то кто потом защитит нас? – задал риторический вопрос публике современный Цицерон.

– М-да… О чём это я? Ах, да. Кто-нибудь из вас готовился к контрольной по матёше? – вопросительно оглядел присутствующих Чистоплюев. Все как-то сразу потупились в пол, чем выразили немое отрицание. Все отметили про себя, что вопрос был не к месту.

– Ладно, пора идти, и так уже прилично опоздали. Вперёд, гардемарины, – устало извлёк из себя главный виновник сегодняшних опозданий и прочих приключений. Все неспешно поплелись к кабинету математики.

– Извините за задержку, разрешите войти, – скороговоркой проговорил задержавшийся.

– Вот и наши мальчики, легки на помине. Скажи-ка мне, Семён, приветствия у нас отменили, или, быть может, ты не желаешь здоровья старой больной женщине? – вызывающе встретила доблестный ареопаг учительница математики, впиваясь взглядом в говорившего. В наследство от царского режима в виде «математички» им досталась высокая пожилая женщина с тёмно-фиолетовыми волосами, бывающими обычно в обороте у дам старшего поколения, сильно в летах. Определить её возраст визуально не представлялось никакой возможности, хотя ощущалось, что ей стукнуло далеко за пятьдесят. Но насколько далеко, не знала скорее всего даже она сама. В глаза бросалась её шагреневая кожа, сильно напоминавшая барханы пустыни Гоби, к тому же имевшая цвет пляжного песка – чувствовалось нечто южное в чертах этого лица. Но главное, поражавшее в её внешности – нет, не чёрный мужской костюм в полоску, вероятно, бывший ровесником века, причём не нынешнего. Не глубокий шрам на лице, который, впрочем, почти сливался с барханами. Нет, поражали глаза… Чёрные глаза, горевшие каким-то адским пламенем. Они выражали глубокую муку, нечеловеческое страдание, сочетаясь с хитрым прищуром искусителя. Будто бы эти глаза принадлежали Мефистофелю, а не провинциальной учительнице математики.

Как только Надеждинский горделиво взглянул в эти глаза, он тотчас же осёкся и потупил взгляд в пол.

– Чего замолчал, птица-говорун? В коем-то веке тебе нечего сказать? И я не поняла, почему вы ко мне врываетесь как Швондер сотоварищи. Так, выйдите из помещения и войдите как ученики, опоздавшие на урок, – как бабушка отчитала вошедших, словно те как нерадивые внуки разбили вазу и съели все конфеты. Униженный в который раз за утро Надеждинский поспешно покинул помещение, хлопнул дверью, постучал, раскрыл её настежь и закатился громогласным:

– Здравствуйте, Нинель Григорьевна, извините холопов за задержку, позвольте войти окаянным, – с последними словами он поклонился в пояс.

– Ну здравствуй, братец Иванушка. А позволь узнать, голубчик, кто ты, министр лёгкого и среднего машиностроения, али, может быть, секретарь ЦК, что задерживается он, а?! – всё больше и больше закипала Нинель Григорьевна, в конце рявкнув своё «а».

– Вице-король Индии, особа, приближенная к императору! – выкинул с воодушевлением Надеждинский.

– Ах, вице, ах особа… – задыхаясь от злости, выцедила крайне раздосадованная женщина.

– Нинель Григорьевна…

– Я уже сто лет Нинель Григорьевна! – рявкнула она забывшись, но тут же опомнилась.

– Извини, Ксюша, тут, видишь ли, особы нагрянули. Чего хотела?

– У вас телефон звонит.

– Действительно. Алло. Да, здравствуй, душенька. Да, хорошо, после урока зайду. Чего дышу так часто? Да тут ко мне вице-короли Индии пожаловали. Нет, трезвая. После урока расскажу, – смягчилась к концу разговора учительница математики.

– Так можно мы войдём, профессор? – возвратился Семён на прежние рельсы.

– Вы только посмотрите на этого нахала, – обратилась к аудитории Нинель Григорьевна, – нет, особа, ты у меня теперь только с родителями войдёшь. Иди лучше отсюда, делами своими занимайся, вице-королевскими, – закончила за упокой она, отвернувшись к окну и закрыв лицо ладонью.

– Со щитом или на щите! – воскликнул поражённые вице-король, – мы ещё увидимся, Бэтмэн, но уже в следующей серии, – закончил он и быстрыми шагами засеменил к лестнице.

Конец ознакомительного фрагмента.