Метель. Дилогия
Шрифт:
Должна добавить к сказанному, что голос у меня низкий, мальчишеский. Впрочем, вы это и сейчас слышите, таким же он был у меня и тогда. Вот и представьте картину. Мальчик, лет 12 заходит в женский туалет, что-то напевая себе под нос и запирается в кабинке. Короче говоря, когда я оттуда вышла, то какая-то чересчур бдительная учительница с фигурой борца тяжеловеса схватила меня за ухо, да так больно, что я от боли чуть сознание не потеряла и повела к директору школы.
Даша замолчала, сидя с задумчивым лицом.
– И что было дальше? – спросил Борис Иванович.
– Разборки, сами по себе тоже очень
– А убедиться в том, что ты девочка они не пробовали?
– спросила Виолетта Фёдоровна.
– Пробовали, но я не далась. Я так закричала, что они отступились.
– Перед тобой хотя бы извинились? – спросил Борис Иванович.
– Честно сказать я не помню. Помню, что к врачу потом с мамой ходила, ухо показывала. Болело оно ещё долго.
– И что, им это так и сошло с рук, как мелкое недоразумение? – снова вступила в разговор Виолетта Фёдоровна.
Даша потупилась и сказала:
– Директрису отправили на пенсию, а учительницу перевели в другую школу.
– У меня всё, - добавила она уже по-русски.
– Превосходно, Даша, - сказал Борис Иванович. – Вы прекрасно владеете французским языком. Чувствуется, что вы имели общение с родными носителями языка.
– Да, - согласилась Виолетта Фёдоровна, - у меня сложилось такое же мнение.
Пока Борис Иванович оформлял бумаги, Владимир Семёнович попросил Виолетту Фёдоровну перевести ему Дашин рассказ. Они отошли в сторонку, и к ним присоединилась инспектор.
– Сейчас вы поймёте, почему эта история так закончилась, - сказал Владимир Семёнович, выслушав перевод, и пригласил всех обратно за стол.
После того, как в экзаменационном листе Даши была проставлена оценка «пять», и экзаменаторы расписались в нем, Владимир Семёнович спросил Дашу:
– Дарья Георгиевна, я поздравляю вас с поступлением в наш институт и хочу задать вам один вопрос, который уже ни на что не повлияет. Вы можете не отвечать на него.
– Слушаю вас, - ответила Даша, уже догадываясь, что он хочет спросить и не собираясь ничего скрывать.
– Косулин Георгий Георгиевич, второй секретарь Московского горкома, ваш отец?
На этот вопрос, Даша просто кивнула.
– Ну, что же, ещё раз поздравляю вас с успешной сдачей экзамена. Желаю вам в дальнейшем успешной учёбы.
И, подождав, пока девушка покинет аудиторию, тихо добавил:
– Будьте готовы, товарищи к тому, что нас всех могут вызвать в горком партии и заставить держать ответ за всё, что здесь сегодня произошло. Но, может и пронести, всё зависит от этой девушки, и как она расскажет об этом экзамене своему
отцу.***
Через пару минут, Даша, совершенно счастливая стояла в пустом коридоре и искала глазами Сашу. Увидев его невдалеке, появившегося как бы ниоткуда, она бросилась к нему и остановившись в шаге от него сделала книксен, сопроводив его словами:
– О, прекрасный юноша, вы спасли меня от позора. Нас никто не представлял друг другу, но я знаю ваше имя, Александр. Позвольте мне представиться, меня зовут Дарья, друзья называют меня Дашей, а самые близкие мне люди – Дашуней. Вам дозволяется звать меня Дашей, и я предлагаю перейти на «ты».
– Я согласен, Даша и разрешаю тебе называть меня Сашей.
– Пойдём на выход, - сказала Даша, - мне домой нужно позвонить, родителей успокоить, они волнуются за меня.
Но, когда они выбрались из здания института на улицу, их встретила Дашина мама, которая ждала её в машине.
Мама у Даши была настоящей красавицей, ей 36 лет, как доложил Саше его магический диагност и у неё повреждена кисть правой руки. Позже Саша узнал при каких обстоятельствах Софья Филипповна (так звали Дашину маму) покалечила свою руку. Во время эвакуации из Москвы в 1941 году, санитарный поезд, в котором она ехала попал под бомбёжку. Софья Филипповна, как и все врачи того времени была военнообязанной и с началом войны была призвана на действительную службу. С Дашей осталась бабушка, Арина Игоревна. В тот злополучный день, все они ехали в одном вагоне. Серьёзно пострадала только Дашина мама, остальные отделались лёгкими ранениями, ушибами, синяками и испугом.
Не будь Софья Филипповна врачом, кисть бы ей ампутировали, а у её коллег рука не поднялась, тем более что была возможность обойтись без радикального решения. В результате кисть ей оставили, хотя и не в рабочем состоянии. С тех пор, выходя из дома, она на правую руку надевала специально для неё пошитую перчатку. Пришлось ей заново учиться писать и кушать, всё левой рукой.
После заживления открытых ран, её комиссовали, и остаток войны она провела в городе Куйбышеве, работая врачом терапевтом.
Саша тут же дал команду диагносту разработать план восстановления руки.
– Мама! – увидев мать, Даша сорвалась на бег и чуть не стоптала мать. Саша не спешил подходить, решив дать им возможность пообщаться наедине. Он остановился метрах в десяти от них и даже отвернулся, разглядывая окрестности.
Москву Саша не знал и по прошлой жизни. Бывал, конечно, и не раз, но узнать этот город поближе так ему и не довелось.
– Саша! – окликнула его Даша, - иди сюда.
– Она махнула ему рукой, подзывая подойти ближе.
Саша подошёл и поздоровался с интересом разглядывая Дашину маму.
– Мама, познакомься, это Саша. Мы сегодня вместе сдавали экзамен, и он меня здорово выручил. Потом я всё расскажу тебе подробно. Саша, мою маму зовут Софья Филипповна.
Софья Филипповна протянула Саше руку в перчатке и сказала:
– Какой красивый мальчик.
На что Саша поцеловал ей руку и ответил:
– Почти, наверное, что вы родом из Ленинграда. Только там встречаются красивые женщины с такими огромными, как у вас глазами и одухотворёнными лицами.