Метель
Шрифт:
И опять началась метельная пляска.
— А хорошо им, должно быть, этак вертеться и петь, — думал князь. — Однако, в этом есть что-то сектантское. Миссионера бы сюда. Впрочем, наши миссионеры весьма бездарны. А эти плясуньи не так уж просты.
Над санями пролетел целый рой каких-то крылатых горбунов, и каждый из них трубил в рог.
— Это мы свадьбу справляем, — крикнула над ухом князя все та же снежная старуха.
— Чью свадьбу? — хотел спросить князь, но ему не пришлось спросить.
Кто-то осторожно трогал его за плечо.
— Что такое? — привстал в санях князь. — Это Тимофеево? Мы приехали?
—
— Так что же делать? А? — сказал князь, чувствуя в сердце холодный и щемящий страх.
— Да я уж не знаю. Вот разве отпрячь пристяжную, да верхом попробовать, пустить ее без повода. Авось, дорогу учует.
— Княгиня! Вот он говорит, — начал было объяснять князь, но она перебила его:
— Слышу, слышу. Пускай верхом… Все равно…
И ямщик тотчас же стал отпрягать пристяжную, мимоходом сгребая у нее со спины снег большою рукавицею.
— Что это свет какой? — спросила княгиня.
— Это луна, кажется, — сказал князь.
В самом деле тучи, должно быть, рассеялись и месяц светил в снежной мгле. И от этого снежного холодного и призрачного света теперь некуда было укрыться. Казалось почему-то, что солнце никогда не взойдет. Так и будет всегда светить месяц обманчиво, падать снег и свистеть уныло над полями дикий ветер.
Ямщик, неловко, в своем тяжелом полушубке, навалясь на спину пристяжной, сел верхом, крикнул что-то и скрылся в метели. Коренник двинулся было туда, где пропала пристяжная, но князь, натянул вожжи, который передал ему ямщик, и сани, скрипнув, стали.
— Значит, судьба такая, — сказала княгиня. — Господи, помилуй нас.
Луна опять скрылась и опять выплывала из-за туч и князь мог разглядеть теперь лицо жены, бледное, с темными и скорбными глазами.
— Катя! — проговорил он вдруг быстро, наклоняясь к ней. — Можешь меня простить?
Она молчала, а князь перестал дышать, пока не услышал нужного ему слова.
— Могу.
Они теперь молча и сосредоточенно сидели вдвоем в санях, прислушиваясь. Наконец, ветер донес до них голос ямщика. Он еще издали кричал им. А потом явился неожиданно, как будто из-под земли вырос.
— Слава Тебе, Господи! На Савельевский хутор наехали, — сказал ямщик радостно. — Я по собакам узнал… Вот и не замело нас, ваше сиятельство.
IX
Господа Савельевы оказались знакомыми князя. На хуторе жили сейчас старики, отец и мать, и сын их Марк, небезызвестный автор загадочных сонетов, преисполненных теософического глубокомыслия.
— Пожалуйте, княгиня! Пожалуйте, князь, милости просим, — говорил Марк, вводя ночных гостей в сени, где рычали два больших пса, привязанных теперь к толстым кольцам. — Собаки не тронут. Это каприз мамаши. Она, знаете ли, боится разбойников.
Он был очень доволен тем, что князь оказался у него в гостях: среди его петербургских друзей князь Нерадов пользовался репутацией «посвященного».
Старик Савельев служил когда-то в министерстве вместе с князем. Вышел он в отставку по болезни. Разбитый параличом сидел он у себя на хуторе безвыездно. По ночам, страдая бессонницей, любил, чтобы около него за самоваром сидела и жена старушка. Так и теперь, несмотря на то, что
был уж первый час, в столовой на столе кипел самовар. Старик узнал князя и замотал седой головой.— Сиятельный со… со… — лепетал он параличным языком, приветствуя князя. — Сиятельный со-бу-тыль-ник!
Он хотел сказать «сослуживец», но непослушный язык выговорил другое слово, и старик, огорченный, рассердился, потому что жена его вовремя не сказала то слово, какое он должен был произнести. Обыкновенно старушка тотчас же догадывалась, что хочет сказать супруг, но на этот раз опоздала с догадкою.
— Сослуживец! — вставила она, наконец, несколько сконфуженная.
— Так! Так! — замотал головой паралитик.
— Очень рад, — говорил князь, с тоской прислушиваясь к вою метели в печной трубе.
— Княгиня, матушка, да не озябли ли вы? — хлопотала старушка, усаживая гостью поближе к печке.
— А мы не поедем сегодня все-таки? А? — спросил князь жену.
— Первый час. Поздно. Теперь уж все равно. Да и дороги, пожалуй, опять не найдешь. Надо подождать до утра.
— Значит, переночуем здесь, — сказал покорно князь, чувствуя почему-то, что этот деревенский дом, занесенный снегом будет для него иметь какое-то особенное значение.
«Дальше и пути нет, — подумал он, подчиняясь не обыкновенной логике, а какому-то странному предчувствию. — Тут и конец всему. Так вот к чему привела меня метель».
— У! У! — промычал паралитик. — Небо сегодня… У! У!
— Как это вы, княгиня, решились ехать в этакую метель? — посочувствовала старушка. — Я бы побоялась. Вот разве на свадьбу.
— Очень нам нужно было. Дело такое, — сказала княгиня так же, как муж, со страхом прислушиваясь к дикому свисту разгулявшегося ветра.
В это время Марк хлопотал по хозяйству. На столе появилась ветчина, холодная индейка, яичница и вино. В комнате было тепло, тихо, по-старомодному уютно. И оттого, что за окнами метель, все казалось еще уютнее.
И сам Марк — толстый, русокудрый, голубоглазый — подходил к этому уюту. Он старался занимать гостей. Скучает ли он, Марк, в этой дикой глуши? Ничуть. Он очень занят тайноведением. Может быть, князь припомнит, они ведь встретились в теософском обществе. В настоящее время его больше всего интересуют Lebensgeist и Geistesmensch [15] , то есть сама природа этих мистических начал. Он при этом добродушно улыбался и слегка сопел, потому был очень толстый.
15
Жизнедух и Духочеловек — термины антропософии.
— Знаю! Знаю! — вдруг закричал паралитик. — Бу… Бу… Будхи.
— Он ведь тоже оккультизмом занимался, — кивнул на отца толстяк. — Помнит, что Будхи и есть в сущности Lebensgeist…
— И еще… А… А… Атма, — опять закричал старик.
— Будет вам с вашим оккультизмом. Люди устали. Им отдохнуть надо. Княгиня! Пожалуйте сюда. Я вас провожу.
И любезная старушка повела гостью в спальню.
И неугомонный Марк еще целый час утомлял князя разговорами о мистическом значении Cатyрна, Меркурия и прочих планет. Ему очень хотелось прочесть князю свои сонеты, посвященные Луне, но разговор как-то не направлялся в желанную ему сторону.