Метель

— А ну-ка стой!..Ты, что такое говоришь?! — слышу недовольный вопль за спиной, но никак не реагирую.

Однако он не планировал так просто отпускать меня. Нагнал у двери и рывком остановил за плечо.

— Что за представление ты тут устраиваешь?! — грозно сокрушается. столкнувшись с моим непреклонным взглядом.

— Ты все слышал, — отвечаю, стиснув зубы до скрипа, потому что с трудом сохраняю самообладание. — Не доводи до того, чтобы мы стали врагами!

— Что?! Да что бл*ть на тебя нашло!? — его начинает колотить от негодования и полной потери контроля над ситуацией. — Это что все из-за нее? Ты совсем из ума выжил?! Это так ты меня благодаришь, за то, что я беду отвел. за то, что беспокоюсь о тебе?!

Я смотрю на него, и разочарование прогоняет яд по моим венам. Но внутри такое пепелище, что даже спичка не загорится.

— Знаешь, есть хорошая поговорка, — говорю хладнокровно, а у самого в горло шипы впиваются. — Если хочешь, чтобы твой сын твердо стоял на ногах, дай ему самому найти опору. Ведь любовь отца не должна соизмеряться в том, насколько я оправдал твои надежды! А в том, смог пи ты принять мои ошибки, — его лицо вытягивается на глазах, но я стою на своем. — Тебе больше не нужно беспокоиться обо мне. Я снимаю с тебя этот груз. Наши взгляды на жизнь никогда не сходились в одной точке. И ты сделал все, чтобы никогда уже не сошлись.

— Одумайся, сынок, — сурово качает головой, глядя на меня исподлобья. — С горяча наговоришь — потом жалеть будешь.

В ответ я лишь грустно усмехаюсь и наклоняюсь к нему близко-близко. так, чтобы видел все, что горит внутри меня.

— Я жалею только об одном, — сообщаю вкрадчиво. — Что слишком поздно узнал о твоих «благих» намерениях. Так на что хватило твоей совести, чтобы добиться своего? Что ты успел ей наговорить? Чем надавил?..

— Что ты несешь?! — гневно отрезает, отступая от меня на шаг. — Я не понимаю твоих грязных намеков, так что придержи язык!

Презрение отражается в моих глазах.

— Я даже не удивлен. Мне жаль тебя, — говорю, поджав губы. — Ты так свято верил в то, что я поведусь — как осел на морковку. Но не угадал. Потому что даже близко не понять тебе того, что я испытывал с ней. Того, что она мне дарила безвозмездно.

Но даже здесь ты смог все опорочить. Пробудить во мне самые дерьмовые стороны! А теперь… можешь гордиться своей работой.

Я вижу замешательство и поражение в глубине его глаз. И мне этого достаточно.

Я уже отступаю к двери на уверенный шаг, когда отец неожиданно решает снять все маски

— Думаешь, я тебя не понимаю? — бросает с осуждением мне в спину. — Прекрасно понимаю, сынок. Только думал ты умнее и не хочешь ей такой же судьбы, как у твоей матери!

Я резко замираю и медленно оборачиваюсь, предупреждая его своим взглядом.

— Я ведь тоже любил ее, — признается, и его губы едва растягиваются в горькой ухмылке. — Так же как ты преешь от этой девчонки, любил! Но от крови своей. сынок, ты никуда не денешься. Или же ты просто законченный эгоист и не достоин своих предков

Он направился к мини-бару. где без энтузиазма выбрал себе выпивку. Небрежно плеснул в бокал и залпом осушил его. А я все это время волчий взгляд с него не сводил.

— Было время, когда и передо мной встал выбор. Самрат. Тяжелый и неравнозначный, — новый глоток и отстраненный взгляд в пространство, как будто он прямо сейчас вернулся в то время. — И я сделал его. Я выбрал семью, а не свое увлечение!

Кровь мгновенно закипает в венах. Не должен был он. Не с таким заходом. Сам не понимаю, как подлетаю к нему, за грудки хватаю и к стене с размаху.

Дверь в кабину тут же с грохотом распахивается и два амбала при строгом параде кидаются к нам.

— Стоять — сдавленно рявкает отец. потому что вдох не может сделать под моим натиском.

Парни неуверенно тормозят, но уходить не торопятся.

— Исмет Мурато…

— На выход орда, — велит непреклонно. — Без вас разрешим.

Унылые морды нехотя покидают помещение, а я с рыком отшатываюсь от отца как от прокаженного. Пелена с глаз уже успела сойти, и мне удалось вернуть себе хоть какое-то самообладание.

— Не смей говорить о ней, — предупреждаю стальным тоном. — Ты никого и никогда не любил кроме себя! Иначе бы язык не повернулся назвать ее увлечением.

— Много ты понимаешь, — выплюнул он, продолжая подпирать стенку спиной. —

Думаешь, у тебя что ли было бы по-другому?!

Он так ядовито усмехается, что у меня поджилки начинают трястись от ярости.

— Понапридумывали россказни про светлые чувства, — злобно сетует, отлепившись от стены, и неровной походкой двинувшись к столу. — Тоже мне… нашел, чем бахвалиться. Страсть и похоть — вот, что движет твоими мозгами, сынок! Сегодня есть — завтра нет. Думал, в своем возрасте ты уже должен это понимать, и в состоянии отличить помешательство от чего-то осознанного.

Отец громко откашливается и опрокидывает в себя новый бокал.

— Да и это даже не суть, к чертям бы все собачьим… С чего ты вообще взял, что у вас что-то могло получиться? — спрашивает, уже не сдерживая эмоций. — Рано или поздно любая страсть заканчивается и вот тогдаааа… ты в полной мере ощутил бы, мой дорогой мальчик, всю прелесть своей любви, которой уже не прикрыть бездонную пропасть между вами!

Я не знаю, почему до сих пор стою и слушаю его. До чего хочу докопаться?! Что услышать между строк?..

— Только понял бы ты это слишком поздно! Понял, насколько она далека от тебя.

Потому что ни в чем у вас нет пересечений, кроме той самой страсти. Ни в воспитании, ни в интересах, ни в состоятельности… Ни в чем! Она даже не нашей религии! Ты об этом вообще задумывался хоть раз?! Насколько ей чужд наш менталитет?

На несколько мгновений в воздухе замирает звенящая тишина.

— Нашей религии… — повторяю эхом, пристально глядя на отца, что в тот же миг осекся. — До сих пор ты закрывал глаза на то, что я не отношусь к нашей религии. А здесь, выходит, уже давно все решил за меня.

Он кривит губы и небрежно отмахнувшись, качает головой.

— Твоя мать слишком долго растила тебя по своему укладу. Тут уже ничего не сделаешь…

— А может это ты слишком поздно пришел в мою жизнь?! — обрываю я его и начинаю приближаться, а сердце так и щемит от старых ран. — Она — достойнейшая душа, и ты должен благодарить ее, за то, что родила и растила меня, пока тебе было плевать! Или ты решил, что я забыл? Думаешь — такое вообще возможно забыть?! Затереть пол куска своей жизни и делать вид, что ничего не было! Но я все равно старался… Старался, как мог! Хотел быть достойным сыном своего отца, который одумался, взял опеку и поднял меня на ноги.