Метка тьмы

– Я очищу вашу рану, мадемуазель, и наложу на нее повязку. Завтра приедет медсестра, которая сможет оказать вам более квалифицированную помощь, чем я своими неуклюжими действиями.
– Он вел себя непринужденно и даже подшучивал, но все же мне потребовалась каждая частичка моего самообладания, для того, чтобы не ринуться к двери.

Бледная тонкая рука, обрамленная каскадом белых кружев, обхватила мой чумазый, запачканный кровью подбородок. От его пальцев исходила прохлада, когда он без нажима удерживал его, возможно, он рассчитывал, что это прикосновение успокоит меня. Ничего подобного. Неважно насколько он был осторожен, я знала, что хватка может в мгновенье усилиться, и я буду скована крепче, чем наручниками. Сначала я почувствовала, как он пальцами другой руки слегка касается моей ободранной кожи, а затем им на смену пришли еле ощутимые касания ткани, когда он начал очищать ее. Несмотря на то, что антисептик лишь чуть-чуть жалил кожу, я вздрагивала, прикрыв глаза. Мне стало плохо оттого, что я поняла, что сейчас должно произойти.

– Мадемуазель, вам плохо?
– Его голос доносился как бы издалека и резонировал в моих ушах. Почувствовав, как на меня нахлынуло хорошо знакомое ощущение дезориентации, я начала сопротивляться изо всех сил. Я сражалась с особой ожесточенностью, как никогда прежде, пытаясь затолкнуть это обратно в некий отдаленный уголок внутри себя, где обычно были запрятаны мои способности, умоляя их вернуться ко сну. Неважно, что должно было поведать мне видение, я была на сто процентов уверена, что не желаю этого видеть. Но впрочем, как всегда, дар оказался сильнее меня. Я смирилась с неизбежностью, ощутив холодный озноб, охвативший мое лицо. В гостиной, где я находилась, было тепло, но какая-то часть меня уже покинула ее. Я сделала глубокий вздох и открыла глаза.

Холод шел от оставленного приоткрытым на ночь окна.

Ветерок пощипывал мою обнаженную кожу, вызывая мурашки по всей длине оголенного тела. Конструкция окна чем-то напоминала витраж, только без цветных стекол и без узоров, если не считать маленькой карты, образованной множеством стеклышек соединенных друг с другом. Стекло было толстым и неровным, как в некоторых архитектурных памятниках Чили, и в нем можно было разглядеть лишь размытые очертания. Но этого оказалось достаточно, чтобы у меня началась гипервентиляция.

В панике озираясь вокруг, я натолкнулась глазами на зеркало, с противоположной стороны комнаты. Отражение в нем тоже было нечетким, но не столько из-за плохого качества стекла, сколько из-за тусклого освещения, исходящего от нескольких свечей и слабо горящего пламени в камине. На самом деле это зеркало являлось произведением искусства - огромное, с массивной позолоченной рамкой, роскошное, как и остальная вырезанная из дерева массивная мебель. Обстановка комнаты предрасполагала к неге: пламя, потрескивающее в мраморном камине, слабо освещало темно-вишневого цвета огромную кровать с балдахином и отражалось на тяжелых бархатных шторах навеса. Каменные стены были завешаны гобеленами, цвет которых был насыщенным и ярким так, словно они были сотканы только вчера. Букет бордовых роз стоял на столе рядом с кроватью в расписной фарфоровой вазе. В данный момент я была совершенно не настроена восхищаться окружающей обстановкой, даже находясь в далеком прошлом, так как была слишком смущена отражением в зеркале.

Мужчина стоял на коленях на кровати приблизительно там, где должна была находиться я. Мне было трудно определить, кто это, так как большую часть его лица скрывала черная бархатная маска с прорезями для глаз. Она выглядела довольно комично - как деталь развратного хэллоуинского костюма, но у меня не возникало желания посмеяться. Возможно, потому что маска была единственной вещью на нем. Густая масса длинных темно-рыжих кудрей, свисая вниз, укрывала верхнюю часть его тела и переливалась золотыми и бронзовыми нитями в свете горящих свечей. От жаркого бледно-золотистого пламени в комнате его тело стало влажным, и капельки пота, стекая вниз по коже мускулистой груди на плоский подтянутый живот, скапливались в небольшом углублении пупка. Холод, идущий от окна, так и не высушил на его торсе капельки пота, сверкавшие мелким бисером, в результате создавалось впечатление, что он одет в прозрачную рубашку, расшитую крошечными алмазами. Мужчина был подобен ожившей позолоченной статуе, за исключением того, что, как правило, у статуй не бывает сильной эрекции. Я сглотнула и он тоже, его голубые глаза в зеркале начали расширяться, от внезапной догадки.

Но это было безумием; такого просто не могло быть. Я никогда не играла главную роль в своих видениях, всегда оставаясь наблюдателем на периферии, столь же невидимым и отстраненным как призрак. Или, по крайней мере, так было до сегодняшнего вечера. Прежде, чем я смогла сориентироваться, что мне делать дальше, я почувствовала теплую руку на мне в очень интимном месте, в шоке посмотрев вниз, я обнаружила молоденькую брюнетку, лежащую подо мной, утопающую в куче одеял на кровати. Комната пропиталась затхлым и тяжелым запахом секса, и теперь мне стало понятно почему.

Изящная маленькая ручка играла с моей – его – плотью, уверенно касаясь ее. Она снова начала гладить меня, на сей раз еще интенсивней, и я с ужасом увидела, как некая анатомическая часть, которой я никогда не обладала, стала еще длиннее под ее рукой. Меня накрыло потоком знакомых ощущений, поступающих от того, очень незнакомого, мужского члена, и мыслей, которые, определенно, не были моими. Она щелкнула ногтем по розовой головке, загибающейся к ней, и я чуть не закричала. Сексуальное возбуждение никогда еще не чувствовалось подобным образом. Конечно, нельзя было сказать, что у меня был большой опыт в подобных делах, и он исходил от противоположной стороны, но то, что я чувствовала сейчас, было почти невыносимо. Я привыкла к томному жару, который, медленно нарастая внутри, из центра растекался дальше по венам, а не к этой отчаянной потребности протолкнуться в ее белое тело так глубоко, как смогу.

Она извивалась на одеялах, которые мягкой кучей лежали рядом с нашими обнаженными телами.

– Что-то не так, дорогой? Только не говорите мне, что вы уже потеряли интерес!
– Она ускорила темп, и внезапно я поняла, что дышу с придыханием. – Вы превосходно можете управиться с тремя; я же знаю.

Мой полу-транс разбился вдребезги, когда она, придвинувшись, облизала свои губы, а я отшатнулась назад. Я взвизгнула от боли, потому что женщина на секунду замешкалась, прежде чем отпустить меня, и от потребности заимствованного мной тела в освобождении. Это было столь же возбуждающе, насколько болезненно, но я никоим образом не была заинтересована в том, что мне предлагали. Откровенно говоря, я думала, что меня стошнит, когда перевела взгляд с ее ошарашенного лица на бесспорно мужское тело, в котором находилась. Нельзя описать словами то чувство чрезвычайного смущения и желания провалиться сквозь землю, которые я испытывала в тот момент.

Мои руки взметнулись к краю маски и сдернули ее. На меня из зеркала таращилось белое от шока лицо Луи-Сезара. Я хотела закричать на него, чтобы прекратил это и убирался из меня, хотя прекрасно понимала, что все обстояло наоборот. Каким-то образом, я вторглась в его тело, правда не знала, как у меня это получилось, и как прекратить это. Женщина с воплем схватившись за маску, вытащила ее из моей руки и попыталась вернуть ее на место.

– Не рискуйте, монсеньор. Вы же знаете, насколько педантично ваша охрана следует распоряжению – никогда не снимать ее.
– Она коварно улыбнулась мне.
– Кроме того, мне нравится, когда она на вас во время занятий любовью.
– Она обняла меня за шею и попыталась притянуть к себе.
– Мне холодно без вашего тепла. Поцелуйте меня.

Я резко дернулась от нее и отползла к краю кровати, размышляя, что произойдет, если я поддамся черной пелене, накатывающейся на глаза, и упаду в обморок. Очнувшись, я окажусь там, где мне полагается быть, или застряну здесь? Я решила, что не стоит всерьез задумываться о последнем варианте. Мгновенье спустя женщина вздохнула и, откинувшись на кровать, стала легонько поглаживать свои маленькие груди. Коричневые соски сильно выделялись на ее белой коже, а она наблюдала за мной с понимающей улыбкой.

– Вы устали, любовь моя? – Проведя рукой вниз до паха, она с ухмылкой взъершила темные волосы.
– Спорим, что я смогу снова возбудить вас.

Я не успела даже сделать попытку убедить мой перегруженный мозг придумать какую-нибудь отговорку, как тяжелая дубовая дверь распахнулась, и в комнату вошла пожилая женщина в сопровождении четырех охранников. Выражение ее лица подсказало мне, что она, хвала Небесам, пришла не для того, чтобы составить нам компанию.

– Разбудите его. – Когда двое охранников вытащили меня из кровати, женщина, которую я недавно познала слишком хорошо, завопив, натянула одеяло до подбородка.