Метод Блессингтона

Да, если бросить взгляд на пасторальную дымку дней былых, можно согласиться, что когда-то и у них была полезная функция. Пока молодые трудились в полях, они присматривали за домом. Но теперь она отпала: сейчас есть множество гораздо более удобных устройств для обслуживания дома, и обходятся они куда дешевле. Вы ведь не станете с этим спорить?

– Не знаю, - не уступал Тредуэлл, - вы говорите о людях, как о машинах, и я никак не могу этого принять.

– О, небеса!
– воскликнул Банс.
– Не притворяйтесь, будто вы считаете их чем-то иным. Конечно, мы машины, - мистер Тредуэлл, - мы все. Неповторимые и восхитительные машины, в этом я ручаюсь, но всё же только машины. Да взгляните вы на мир вокруг себя! Это гигантский организм, построенный из взаимозаменяемых частей, и все они стремятся производить и потреблять, пока не износятся. А можно ли оставлять износившуюся деталь не на месте? Нельзя, конечно! Чтобы эффективность организма не снизилась, ее нужно выбросить, потому что ценен лишь весь организм, мистер Тредуэлл, а не его детальки. Разве не понятно?

– Не знаю, - неуверенно ответил Тредуэлл.
– Никогда так не думал. Такое сразу не переваришь.

– Я вас понимаю, но существенный элемент Метода Блессингтона состоит именно в том, что каждый, желающий воспользоваться им, должен осознать его огромную и всестороннюю ценность - не только то, насколько этот метод выгоден ему лично, но и насколько полезен он для всего общественного организма. Подписывая обязательство в отношении нашего Общества, человек поистине совершает самый благородный поступок в своей жизни.

– Что еще за обязательство?
– изумился Тредуэлл.

Банс извлек типографскую форму из ящика стола и заботливо положил ее перед Тредуэллом. Тредуэлл прочел и резко откинулся назад.

– Здесь написано, что с этого момента я обязуюсь уплачивать вам по две тысячи долларов ежемесячно. Вы до сих пор не заикались о таких деньгах.

– Пока для этого не было повода, - ответил Банс. Комитет Общества некоторое время изучал ваше финансовое положение, и, по его мнению, вы в состоянии уплачивать такую сумму без особого ущерба.

– Что это вы выдумали: "без особого ущерба"? Две тысячи долларов - деньги приличные, как на них ни смотри.

Банс пожал плечами:

– Любое обязательство, мистер Тредуэлл, составляется с учетом платежеспособности клиента. Помните, что сумма, представляющаяся весьма значительной вам, кажется незначительной многим другим нашим клиентам.

– А что я за это получу?

– В течение месяца после подписания вами обязательства дело вашего тестя будет решено. После этого вы должны будете осуществлять выплаты по обязательству в полном объеме, а ваше имя будет внесено в список наших жертвователей. Вот и всё.

– Совсем не хотел бы, чтобы мое имя фигурировало в каком-то списке.

– Хорошо понимаю вас, - ответил Банс.
– Но позвольте напомнить, что пожертвования в пользу благотворительной организации вычитаются из облагаемой налогом суммы вашего дохода.

Пальцы мистера Тредуэлла чуть задержались на листке.

– А сейчас один вопрос просто для уточнения, - сказал он.
– Допустим, кто-нибудь подпишет такую бумагу и не станет платить. Насколько я понимаю, эти деньги не могут быть востребованы через суд?

– Разумеется, - улыбнулся Банс.
– Я знаю, что многим организациям не удается взыскать суммы по обязательствам добросовестных, на первый взгляд, клиентов. Но у Геронтологического общества никогда не возникало таких трудностей. Мы исключаем их, напоминая нашим клиентам о том, что и молодые при неосмотрительном поведении могут погибнуть столь же неожиданно, как и старики... Нет, нет, - сказал он, поправляя лист, - достаточно подписи внизу.

Когда через три недели тесть Тредуэлла утонул у пирса Ист Сконсетт (куда он постоянно ходил с удочкой, сколько ни напоминали ему разные блюстители порядка, что клюет здесь плохо), печальный факт занесли в книгу записей как смерть через утопление в результате несчастного случая, а мистер Тредуэлл сам организовал чрезвычайно пышные похороны. И как раз во время похорон его впервые посетила эта Мысль. Мысль мимолетная и неприятная ровно настолько, чтобы оступиться, поднимаясь по лестнице в церковь. Но тогда, в общем смятении, нетрудно было выбросить ее из головы. Однако через несколько дней, когда он вернулся к своему привычному рабочему столу, Мысль неожиданно вновь посетила его, и отбросить ее на этот раз оказалось уже не так просто. Она неудержимо росла, захватывая всё большее пространство в его уме, пока не заполнила ужасом все часы бодрствования и не превратила сон в череду судорожных кошмаров.

И он знал, что есть только один человек на свете, способный облегчить его муку, и поэтому он появился в здании Геронтологического общества, сгорая от нетерпения сразу же встретиться с Бансом. Почти машинально он передал Бансу чек и взял квитанцию.

– Меня мучит одна мысль, - сказал он, сразу же переходя к сути.

– Да?

– Помните, вы рассказывали мне, сколько стариков будет в мире через двадцать лет?

– Помню, конечно.

Тредуэлл ослабил воротник, сжимавший ему горло.

– Вы понимаете, я ведь тоже стану одним из них?

Банс кивнул.

– Если вы будете вести себя осмотрительно, нет никаких причин сомневаться в этом.

– Нет, вы меня не так поняли, - настаивал Тредуэлл.
– Ведь придет день, когда кто-нибудь из вашего общества явится к моей дочери или зятю, чтобы внушить ему эти идеи! Ужасно ведь оставаться в таком предчувствии весь остаток жизни.

Банс медленно покачал головой.

– Такое совсем не должно приходить вам в голову, мистер Тредуэлл.

– Почему не должно?

– Ну как почему? Вспомните свою дочь, мистер Тредуэлл. Ведь это о ней вы думаете.

– Да.

– Так вспомните этого милого ребенка, изливавшего свою любовь в обмен на вашу. Вспомните эту очаровательную женщину, которая едва переступив порог замужества, спешила поделиться с вами избытком чувств.

– Я помню об этом.

– А теперь представьте себе этого статного юношу, ее мужа. Разве вы забыли тепло его рукопожатия и слова благодарности за то добро и материальную помощь, которую вы им оказывали на первых порах?

– Кажется, не забыл.

– Тогда скажите честно, мистер Тредуэлл, разве вы можете представить, чтобы эти преданные и горячо любящие вас молодые люди сделали хоть что-то, хоть самую малость вам во вред?

Воротник, сжимавший его горло, вдруг как-то сразу ослабел, и на сердце потеплело.

– Нет, - сказал он убежденно, - я не могу себе этого представить.

– Вот и прекрасно!
– сказал Банс и улыбнулся с умудренной добротой.
– Всегда думайте только так, и пусть эта мысль согревает ваше сердце и будет вам отрадой и утешением до самого конца.

– --------------

Перевел с английского Самуил Черфас