Метод дыхания

"Сестра, ради всего святого!"

Ребенок заплакал опять - такой тонкий, потерянный звук!
– и замолчал. Пар, поднимавшийся от его тела, стал намного реже.

Я поднес его лицо ко рту, ощущая запах крови и легкий аромат плаценты. Дунув в его рот, я услышал слабый ответный вздох. Наконец, медсестра подошла, и я протянул руку за простыней.

Она стояла в нерешительности, не отдавая мне простынь. "Доктор, а что... что если это монстр?"

"Дайте мне простыню, - сказал я.
– Дайте мне ее, иначе я надену вам вашу задницу на голову".

"Хорошо, доктор", - ответила она очень спокойно (мы должны благословлять женщин, джентльмены, которые часто понимают нас только потому, что не пытаются понять). Я завернул ребенка и отдал его медсестре.

"Если вы уроните его, я заставлю вас съесть эту простыню".

"Да, доктор".

Я наблюдал, как она возвращалась в больницу ребенком и как толпа расступилась, пропуская ее. Затем я поднялся и попятился от тела. Это дыхание, как у ребенка - толчок, пауза... толчок... пауза.

Я опять начал пятиться, и моя нога на что-то наткнулась. Я обернулся. Это была ее голова. Подчинившись какому-то приказу внутри меня, я встал на колено и перевернул голову. Глаза были раскрыты - ее карие глаза, которые всегда были полны жизни и решимости. И они все еще были полны решимости. Джентльмена, она видела меня,

Ее зубы были плотно сжаты, а губы чуть приоткрыты. Я слышал, как воздух входил и выходил через эти зубы и губы в ритме "паровоза". Ее глаза двигались: они скосились чуть влево, словно чтобы лучше меня видеть. Ее губы раскрылись. Они выговорили четыре слова: "Спасибо, доктор Маккэррон". И я услышал их, джентльмены. Но не из ее рта. Из голосовых связок, в двадцати футах от меня. Но поскольку ее язык, губы и зубы - то, что мы используем для артикуляции слов, находились здесь, ее слова были лишь набором звуков. Однако, количество этих звуков соответствовало количеству гласных во фразе "Спасибо, доктор Маккэррон".

"Поздравляю, мисс Стенсфилд, - сказал я.
– У вас мальчик".

Ее губы пришли в движение, и позади меня раздались тонкий едва различимый звук... аииии...

Решимость в ее глазах погасла. Казалось, что теперь они смотрят на что-то вне меня, может быть, на это черное, заснеженное небо. Потом они закрылись. Она задышала снова и остановилась. Все было кончено.

От тех событий, что произошли у меня на глазах и свидетелями которых стали служанка, водитель и, может быть, кто-то вдаль, поверх парка, как будто ничего достойного внимания и не произошло, и такая удивительная решимость ничего не значила в этом жестоком и бесчувственном мире. Или, что еще хуже, только она одна и имела какое-то значение, только в ней одной был какой-то смысл.

Помню, что я стоял на коленях перед ее головой и рыдал. Я все еще рыдал, когда подошедшие врачи и две медсестры помогли мне встать и увели в больницу.

У Маккэррона погасла трубка.

Он зажег ее, а мы продолжали сидеть в абсолютной тишине. Снаружи яростно завывал ветер. Маккэррон посмотрел по сторонам, словно удивляясь, что мы еще оставались в комнате.

"Вот и все, - сказал он.
– Конец истории!"

"Чего вы еще ждете? Огненные колесницы?" - фыркнул он, а потом задумался.

"Я оплатил все расходы на ее похороны. У нее больше никого не было, вы знаете.
– Он улыбнулся.
– Да, моя медсестра, Элла Дэвидсон, настояла на том, чтобы внести двадцать пять долларов, что для нее было огромной суммой. Но когда Дэвидсон настаивает на чем-то..." Он пожал плечами и затем рассмеялся.

"Вы уверены, что это не было простым рефлексом?
– услышал я собственный голос.
– Вы действительно уверены..."

"Абсолютно уверен", - невозмутимо сказал Маккэррон.
– Завершение родов длилось не секунды, а минуты. И иногда я думаю, что она могла бы держаться и дольше, если бы было необходимо. Слава богу, что этого не понадобилось".

"А что с ребенком?" - спросил Иохансен.

Маккэррон затянулся. "Его усыновили, - сказал он.
– И вы понимаете, что даже в те времена все документы об усыновлении держались в секрете".

"Понятно, но что с ребенком?" - снова спросил Иохансен, и Маккэррон засмеялся с некоторым раздражением.

"Вы всегда идете до конца, не так ли?" - спросил он Иохансена.

Иохансен покачал головой. "Некоторые люди не могут иначе, на их беду. Ну, и что с ребенком?"

"Хорошо, раз вы настаиваете, вы конечно понимаете, что мне было интересно узнать о нем как можно больше. Я действительно следил за его судьбой и продолжаю это делать. Некий молодой человек и его жена, жившие в Мэне и не имевшие детей, усыновили ребенка и назвали его... ну, скажем, Джоном - хорошее имя, не правда ли".

Он затянулся, но его трубка снова погасла. Я чувствовал присутствие Стивенса за моей спиной. Вскоре мы разойдемся и вернемся к нашим будням. А истории, как сказал Маккэррон, начнутся лишь в следующем году.

"Ребенок, который родился той ночью, возглавляет в настоящий момент английское отделение одного из самых престижных частных колледжей в стране, - сказал Маккэррон.
– Ему еще нет и сорока пяти. Он слишком молод для такой должности. Но в один прекрасный день он может стать президентом этого заведения. Я не сомневаюсь в этом. Он красив, умен и обаятелен.

Однажды, по какому-то случаю, я обедал с ним в клубе преподавателей колледжа. Нас было четверо. Я мало говорил и, в основном, наблюдал за ним. У него решимость его матери, джентльмены... и такие же карие глаза".

III. Клуб

Стивенс, как всегда, стоял наготове с нашим пальто, желая всем наисчастливейшего Рождества и выражая благодарность за проявленную щедрость. Я постарался оказаться последним, и Стивенс ничуть не удивился, когда я сказал:

"Я хотел бы задать один вопрос, если вы не возражаете".

Он улыбнулся. "Конечно, нет", - ответил он.

"Рождество - подходящее время для вопросов".

Где-то внизу, слева от холла - там мне не доводилось бывать - звонко тикали старинные часы. Я слышал запах старой кожи, пропитанного маслом дерева и, чуть более слабый, почти неуловимый запах одеколона Стивенса.

"Но я должен предупредит вас, - добавил Стивенс, - что лучше не задавать слишком много вопросов. Если вы решили продолжать приходить сюда".

"Кого-нибудь уже выгоняли за то, что они задавали много вопросов?" Выгоняли было не совсем то слово, которое я хотел произнести, но по смыслу оно подходило тому, что я имел в виду.

"Нет, - ответил Стивенс своим как всегда низким и вежливым голосом. Просто они предпочли держаться подальше".

Я выдержал его взгляд, чувствуя, как мурашки пробежали по моей спине, словно невидимая холодная рука легла мне на позвоночник. Я вспомнил странный звук, который шел сверху, и еще раз попытался представить, сколько же комнат было там на самом деле.

"Если вы все еще хотите задать вопрос, то я к вашим услугам. Вечер уже закончился и..."

"И вам предстоит долгий путь поездом?" - спросил я, но Стивенс лишь нетерпеливо посмотрел на меня.