Методика обольщения
Шрифт:
Том изобразил застенчиво-виноватую улыбку, но его глаза полыхнули таким торжеством, что это не могло укрыться от Джессики.
— Томми, каким бы одаренным актером ты ни был, я вижу тебя насквозь. Даже не надейся. Марш купаться, поросенок!
Минут через десять Джессика постучала в дверь ванной.
— Том, ты не заперся? Если ты надежно скрыт под слоем пены, я войду на минутку.
— Мадам, мы не настолько близки, чтобы позволять себе подобные вольности, — раздался жеманный голос.
— Пошел к черту! Я захожу.
Джессика с трудом открыла дверь локтем и протиснулась внутрь. В одной руке она держала стакан, в другой ломтик огурца из салата. Том, возлежащий, словно бог, в облаках ароматных перламутровых пузырей, откинул мокрые волосы и посмотрел на нее сияющими глазами. Стойко выдержав
— Томми, ты знаешь Ширли Олейник, которая снималась во втором сезоне «Кладбищенских сказок»? Ее предки с Украины. Она научила меня, как предупреждать простуду, — это их национальный рецепт. В стакане неразбавленное виски, в которое я всыпала немножко черного перца. Надо выпить и заесть огурцом. Запивать водой нельзя. Обожжет все внутренности, но зато, как утверждала Ширли, стопроцентная гарантия, что не заболеешь. Правда, огурцы тоже следовало как-то обработать — кажется, вымочить в очень соленом маринаде, но, думаю, сойдет и обычный огурец.
Том посмотрел на стакан с сомнением:
— Я не смогу это выпить. Мне станет плохо.
— Не станет, ты молодой и здоровый. А здесь порция на котенка.
— А если я опьянею и начну к тебе безобразно приставать?
— Сидя в ванне? Тогда придется тебя утопить.
— А тогда я буду являться тебе в виде привидения. Поселюсь навсегда в твоей ванной и буду творить здесь всякие непотребства. Помнишь фильм «Что скрывает ложь»?
— Ладно, не морочь мне голову, пей.
Том коротко вздохнул, взял стакан мокрыми пальцами и осушил его одним глотком. В следующую секунду его глаза широко раскрылись и наполнились слезами. Он втягивал воздух судорожными рывками, прижав левую руку к груди, а правой пытаясь ухватить комья мыльной пены. Немного испуганная, Джессика торопливо запихнула огурец ему в рот, в тот же момент Том поймал ее запястье и удержал ладонь у своих губ.
— Это супер, — пробормотал он с набитым ртом, еще немного задыхаясь, — я даже не мечтал… чтобы ты клала мне кусочки… прямо на язык…
— А ну, прекрати! — рявкнула Джессика и резко встала. — Глотай свой огурец. И не три глаза мыльными руками, олух, давай я сама их вытру. Боже, как тяжело иметь дело с неразумными детьми. Когда выберешься из воды, я соображу тебе что-нибудь поесть. Вот полотенце, вот халат. Но сначала я выйду и закрою за собой дверь!
В желтом махровом халате с вышитым на груди цветком Том выглядел, по меньшей мере, непривычно. Он сидел, скрестив под столом босые ноги, и с удивительной скоростью уничтожал холодное мясо, так удачно нашедшееся в холодильнике. От адского пойла его щеки раскраснелись, постепенно высыхающие волосы завились надо лбом, и сейчас он совсем не походил на того бледного жуткого упыря, в которого ежедневно перевоплощался. Джессика пристроилась сбоку и молча крутила в руках чайную ложечку, размышляя, как вести себя дальше.
— Вкусно? — наконец поинтересовалась она, увидев, что говядина исчезла без следа.
— Супер, не то слово. Одного моего знакомого спросили, молится ли он перед обедом. А он ответил: «В этом нет необходимости, моя жена хорошо готовит». Очень вкусно. Особенно после той гадости, которой ты меня напоила. — Том скорчил рожу и передернулся. — Знаешь, Джесси, сидеть в твоей ванне было очень романтично, и у меня несомненно останется бездна впечатлений, но, если бы ты не преподнесла мне эту отраву, воспоминания были бы куда приятнее.
— Зато ты останешься здоровеньким, — невозмутимо ответила Джессика, поднимаясь. — Я верю в рецепт Ширли. Видела, как она проверяла его действие на себе. Я заварила бергамотовый чай. Как ты к нему относишься?
— Честное слово, не знаю. Значит, вечер знакомств с живительными напитками для меня еще не закончился? Хорошо, я и его попробую.
— Сахар положить?
Том кивнул, разглядывая кисти на поясе своего халата.
— Ты не находишь, что в этом одеянии я похож на гея?
Джессика глянула на него искоса, наливая чай.
— Неудивительно, халат ведь женский.
— То есть похож? — Том принял из рук Джессики полную чашку. — Спасибо.
— За чай или за характеристику?
— За
то, что не насыпала в чай перцу. — Том улыбнулся и принялся усердно размешивать сахар, оглядываясь по сторонам.— У тебя славно. О, те самые засушенные цветы? А это что за картинка?
Джессика немного смутилась.
— Это иллюстрация к «Шиповничку». Знаешь такую сказку?
— Ну да… «Шиповничек»… Это розы?
— Это не розы, а шиповник!
— Подожди… Ты что, сама нарисовала? Ну и ну… Здорово. Мне нравится. И чай такой вкусный…
Еще некоторое время Том задумчиво созерцал картинку, постукивая пальцем по чашке. Затем он поднял глаза:
— Слушай, Джесс, я хочу тебе кое-что сказать. Боюсь, у меня больше не будет такой роскошной возможности: ночь, тишина, мы наедине… Ты дашь мне высказаться, не прервешь? Если я собьюсь, то не смогу продолжить.
Джессика пожала плечами и прислонилась к стене, заложив руки за спину.
— Я хочу кое-что объяснить, Джесс, — раз и навсегда. Ты думаешь, я пристаю к тебе просто потому, что меня терзает потребность перепихиваться лишь бы с кем в перерыве между дублями? Что я считаю себя светилом первой величины, которому все дозволено и которому доступны все девочки? Это не так, Джесси. То есть я действительно мог бы подобрать с десяток энтузиасток. Желающих хватает, я проверял. Но проблема не в том, что меня эти гладенькие, не обезображенные интеллектом красотки не радуют. Проблема в том, что вот уже два месяца я хочу только тебя. Я твердил себе: «Она кажется тебе идеальной, но это быстро пройдет. Ты узнаешь ее поближе и поймешь, что она самая обычная дамочка, не лучше других. Погоди, ты еще разочаруешься и будешь рад, что не спутался с какой-то гримершей». Беда в том, Джесс, что время шло, а я не разочаровывался. Я узнавал тебя и западал еще сильнее. Сначала ты мне просто нравилась — твои волосы, глаза, твой голос, твоя походка. Потом твои руки… О господи, когда ты меня раскрашиваешь, я улетаю. А когда приклеиваешь клыки, я до жути хочу откусить твои пальчики! Знаешь, чего мне стоит сдерживаться, когда ты прикасаешься ко мне? Джесс… Я тебя заучивал, как текст роли, — твою манеру говорить, держать сигарету, твои привычки, характер. И чем лучше я узнавал, тем больше у меня съезжала крыша. Я увяз в тебе, как в болоте. Я дома часами валяюсь на кровати, смотрю в потолок и думаю о тебе. Ты так не похожа на других, ты такая умная, независимая, такая… стоящая отдельно. Джесси! — Том поднялся и подошел к ней вплотную. — Ты шпыняешь меня, как комнатную собачку, а я терплю. Говоришь мне гадости, и я не обижаюсь. Я понимаю, почему ты так себя ведешь. Постоянно доказываешь мне и всем остальным, что подъезжать к тебе бесполезно. Ну конечно, вранье — это же наш хлеб… Но хоть сейчас ты можешь поверить? Что я говорю искренне? Что я не играю, а реально схожу по тебе с ума? — Том приблизился еще на шаг, Джессика инстинктивно уперлась рукой ему в грудь, но не оттолкнула. Том кончиками пальцев провел по ее щеке. — Какая у тебя кожа… Мне плевать на то, кто что подумает и скажет. Джесси, детка, ну пожалуйста, поверь мне…
Последние слова Джессика больше почувствовала, нежели услышала, потому что Том договаривал их, уже подобравшись к ее губам. «Да пошло все к черту, — подумала она, обхватывая его шею руками и закрывая глаза, — я ведь тоже давно этого хочу. А уж сейчас…» Они каким-то образом оказались на ее кровати, хотя Джессика не помнила, как они сюда добрались, потом услышала прерывистый шепот Тома: «Ты ведь не прогонишь меня на диванчик?»… А все, что было после, оказалось настолько упоительным и насыщенным количеством эмоций в единицу времени, что жалеть, право, было не о чем.
Как выяснилось, Том решал все проблемы очень быстро. На следующий день он вновь предстал перед Джессикой в дверях ее квартиры с двумя огромными сумками и заявил, что перебирается к ней. Она вправе его выгнать, но идти ему некуда, потому что свою комнату он уступил приятелю. Джессика, все еще пребывающая под впечатлением от прошлой ночи, не только не выгнала его, но даже помогла разложить вещи. Последующие несколько недель слились в сплошную мерцающую карусель непрекращающегося любовного шторма, перемежающегося краткими периодами, когда она в абсолютно сомнамбулическом состоянии заставляла себя работать.