Методология истории

С последней точки зрения, исторические источники имеют весьма важное значение и в практическом отношении. В самом деле, не обращаясь к помощи исторических источников, никто из нас не может хотя бы несколько удовлетворить свой интерес к действительности и к тому положению, какое он занимает в ней. Ведь самый факт своего рождения человек узнает в значительной мере из «предания»; он знает, что родился от тех, а не иных родителей, по рассказам, подтверждающим то смутное чувство родства, которое он испытывает при общении с ними. Без помощи исторических источников человек лишился бы возможности переживать действительность в той ее полноте, которая получается лишь при связывании настоящего с прошедшим; великие памятники прошлой культуры превратились бы для него в груды камней, тряпок, бумажек и т. п., он страшно обездолил бы свою духовную жизнь и лишил бы ее самой значительной части ее содержания. Без обращения к историческим источникам человек во многих случаях не мог бы испытывать на себе благотворного влияния и поддерживать преемство той культуры, в которой он родился и непрерывному развитию которой он служит. Вообще без постоянного пользования историческими источниками человек не может соучаствовать в полноте культурной жизни человечества.

Дополнения

К с. 278, прим. 27.

Ср. еще Gercke A. und Norden E. Einleitung in die Altertumswissenschaft, Bd. I. Lpz. u. Berl., 1910; Methodik von A. Gercke; особенно ss. 26–93, а также отделы под заглавием: Quellen und Materialien, Gesichtspunkte und Probleme zur Erforschung der greichischen und r"omischen Literaturgeschichte, написанные E. Bethe, P. Wendland ’ ом и E. Norden ’ом; Ib. SS. 399–450 и 547–588. Руководство Герке и Нордена интересно преимущественно частными указаниями и примерами.

К с. 308, после 15-й строки сверху.

Впрочем из источников с фактическим содержанием, кроме тех, которые отличаются идейным или деловым содержанием, можно выделить в особую группу и источники с повествовательным содержанием, т. е. источники, преимущественно рассказывающие о событиях: анналы и хроники, биографии и мемуары, повести и сказания и т. п.; сюда можно отнести, например, анналы Флодоарда, Повесть временных лет, быть может принадлежавшую (в первоначальной своей редакции) Нестору, Повесть об экспедиции императора Фридриха I в Святую землю, Сказание о Мамаевом побоище, мемуары С. — Симона и т. п. Ср. еще с. 604–605.

К с. 309, прим. 47.

До последнего времени принадлежность трактата « » Аристотелю подвергалась большим сомнениям, но Г. Майер приписывает его составление Аристотелю; см.: Maier H. Die Echtheit der Aristotelisсhen Her-meneutik // Archiv f"ur die Geschichte der Phil., Bd. XIII (1900), S. 23–72.

К с. 372, прим. 126.

Лёнинг уже указал, однако, на то, что союз «seu» употребляется в источниках того времени то в смысле «и», то в смысле «или»; см.: Loening E. Die Entstehung der Konstantinischen Schenkungsurkunde // Hist. Zeit., Bd. 65 (1890), S. 232.

К с. 482, прим. 239.

Предлагаемая гипотеза — одна из возможных, что еще не предрешает, однако, степени ее вероятности. Можно указать и на другие объяснения того же предания, не придающие его содержанию такого реального значения. Новейшие исследователи признают, например, наиболее вероятным этиологическое происхождение этого сказания: в «luperci» усматривали волчат, что и привело к образованию известной легенды; см.: Энман А. Легенда о римских царях, СПб., 1896, с. 26–27; ср. ниже с. 576–577. Современные фольклористы указывают на то, что предания о происхождении от волка встречаются и у других народов, что волк получает иногда значение «тотема», оказывающего помощь или содействие своей родне и, пожалуй, могли бы сблизить такие представления, а также то, что уже было сказано мною касательно мифа о Персее, на с. 366, с рассказами о зачатии Реи Сильвии, встретившей волка в роще и бежавшей в пещеру, где ею овладел бог Марс, о волчице, вскормившей Ромула и Рема, и т. п.; но такие предположения, разумеется, потребовали бы дальнейшей проверки и обсуждения. Сведения о волке-тотеме и проч. см.: Gomme G. L. Folklore etc., pp. 276–278, 283; изложение самой легенды у Niebuhr B. G. R"omische Geschichte, 2-te Aufl, Berl. 1827, S. 223–226.

К с. 497, строке 12-й сверху.

Совпадение показаний имеет значение, аналогичное с тем, какое приписвается повторению одного и того же наблюдения или ответа. Подобно тому как я проверяю или контролирую свое наблюдение чужими наблюдениями, положим наблюдениями A и B, я могу проверять и контролировать чужое наблюдение A чужим наблюдением B: имея в виду, что каждое из них выразилось в соответствующем показании, я, значит, могу проверять или контролировать показание A показанием B и т. д. Каждое из них оказывается в сущности чрезвычайно сложным продуктом; следовательно, если независимые показания A и B совпадают, случайное их совпадение маловероятно, а вероятность того, что оно обусловлено истинностью показаний, больше вероятности того, что оно обусловлено ложностью показаний. С такой точки зрения, историк и пользуется принципом совпадения показаний. Ср. с. 507–508; 585–586.

К с. 513, перед 1-й строкой сверху.

Принцип, разъясняемый здесь, конечно, получает свое приложение и к научной оценке составных элементов показаний: доверие к части показания в случае ее совпадения с другими показаниями может в известной мере распространяться и на другие части того же показания, если они не противоречат другим показаниям; но степень вероятности таких заключений, разумеется, подлежит в каждом отдельном случае самому внимательному обсуждению.

Приложение [662]

Лаппо-Данилевский Александр Сергеевич (15.1.1863, имение Удачное Верхнеднепровского уезда Екатеринославской губ. — 7.2.1919, Петроград), социальный мыслитель, историк, общественный деятель, академик Императорской АН (1905). Из дворян. Окончил историко-филологический факультет Петербургского университета (1886), преподавал там же (с 1890 — приват-доцент), был также профессором Историко-филологического и Археологического институтов в Санкт-Петербурге. Автор трудов по истории государства, права, политической системы России, теории, истории и методологии науки. Создатель научной школы, оказавшей влияние на ряд социальных мыслителей, философов, социологов, историков науки и историков России первой четверти XX века, которую характеризует единство философских представлений об объекте гуманитарного познания и междисциплинарность научной методологии. В сфере влияния Лаппо-Данилевского и его школы — автор «Системы социологии» П. А. Сорокин, экономист Н. Д. Кондратьев, философ Н. И. Лапшин, филолог С. Ф. Ольденбург, историк-медиевист И. М. Гревс, историк науки Т. И. Райнов, историки А. Е. Пресняков, А. И. Андреев, С. Н. Валк, М. А. Полиевктов, Л. П. Карсавин и др.

662

Медушевская О. М. Лаппо-Данилевский // Общественная мысль России XVIII — начала XX века: Энциклопедия / Отв. ред. В. В. Журавлев. М.: «Российская политическая энциклопедия» (росспэн), 2005. С. 249–250.

Лаппо-Данилевский исследовал и творчески переосмыслил философские и теоретико-познавательные концепции, прежде всего — позитивизм О. Конта, неокантианскую философию В. Виндельбанда и Г. Риккерта, социологические взгляды Н. К. Михайловского. В работе «Основные принципы социологической доктрины О. Конта» (1902) Лаппо-Данилевский предпринял попытку критического анализа социологии позитивизма, уделил особое внимание критике рецепции контовской идеи коллективной воли человечества в современном общественном сознании, усмотрел в этом феномене опасную тенденцию растворения воли личности в массовом сознании, диктат «общей воли» над выбором свободного индивида. Анализируя работы Виндельбанда и Риккерта, Лаппо-Данилевский не разделял в неокантианстве его противопоставление двух познавательных стратегий, а именно — выявление закономерностей (номотетический подход) в естественных науках и выявление способов организации неповторяющихся, специфических явлений (идеографический подход) в науках о духе. В своем труде «Методология истории» (1910–13) Лаппо-Данилевский показал, что оба эти подхода сосуществуют по отношению к историческому процессу, начиная с античности и до современности. Обращение к этой теме дало повод считать ученого приверженцем неокантианской философии (Н. И. Кареев). Однако это неверно, поскольку для неокантианства характерно противопоставление двух подходов: в естественных науках — номотетического, в науках о культуре — идеографического. Лаппо-Данилевский, напротив, доказывал, что оба подхода могут применяться в науках о культуре, равно как и в науках о природе. Оптимальным ученый считал применение к изучаемым объектам обоих подходов, позволяющих выявлять общее и специфическое в истории.

Философская концепция Лаппо-Данилевского близка к феноменологии Э. Гуссерля, поскольку он исходил из представления о мировом целом как предельном объекте науки, из представления о человечестве как об особой, наделенной сознанием, части мирового целого. История человечества, в свою очередь, цельна и обладает единством на всем своем временном протяжении (эволюционное целое человечества) и единством на каждый данный момент (коэкзистенциальное целое человечества). История народа, страны, личности может быть интерпретирована лишь как часть этого целого. Философская концепция Лаппо-Данилевского испытала воздействие идей Михайловского, придававшего решающее значение в воздействии на среду активной творческой личности. Отсюда полемика мыслителя с учениями, сводившими социальные процессы к стихийности.

А. Е. Пресняков отмечал, что Лаппо-Данилевский был «убежденным представителем такой концепции истории, которая творческую силу процесса видит в человеческих сознаниях и, стало быть, активным носителем в нем движения определяет человеческую личность — индивидуальную и коллективную, в ее разуме и свободе».

В центре внимания историка — российский исторический процесс и русская общественная мысль периода перехода от культурно-исторического типа Московской Руси к новым формам общественной жизни, складывавшимся во взаимодействии с политическими и культурными процессами Западной Европы. Сам Лаппо-Данилевский определял главный предмет своих научных исследований как историю русской общественной мысли и культуры при ее переходе от цельности средневекового (преимущественно религиозного) сознания к освоению западных политических идей и выработке новой идентичности. Отчасти в традициях государственной школы Лаппо-Данилевский прослеживал роль государства в российском политическом и даже культурном развитии. Этой теме посвящен его доклад на Международном конгрессе историков в Лондоне («Идея государства и главнейшие моменты ее развития в России со времен Смуты до эпохи Преобразований»). Исследователи творчества ученого подчеркивают мысль о том, что он видел переход к новым формам политической жизни и культуры не как процесс слепого заимствования западных форм и идей, но как их активную переработку. Одну из главных проблем ученый видел в недостаточном развитии правового сознания общества и в своей общественной, педагогической и научно-академической деятельности уделял этой проблеме преимущественное внимание. В ряде работ Лаппо-Данилевский прослеживал историю формирования главнейших разрядов крестьянского населения в России, в университетском преподавании уделял особое внимание детальному рассмотрению частноправовых актов как источнику для изучения правового сознания общества. В ходе своей общественной деятельности ученый затрагивал практические проблемы права. Так, избранный в Государственный совет от академической и университетской курии, он выступал в нем за отмену смертной казни (1906), а в период подготовки к созыву Учредительного собрания работал в юридической комиссии Ф. Ф. Кокошкина по подготовке проектов будущей российской Конституанты.