Метро 2033: Из глубин
Шрифт:
Стас улыбнулся. Браво, полковник! Попытка отчаянная, заслуживающая уважения, но, увы, совершенно бессмысленная и, мягко говоря, немного запоздалая.
Гришко терпеливо ждал ответа. А какой может быть ответ на такой вопрос?
– Меня зовут Стас, – пожал плечами Стас.
– Не ерничай.
– А большего я не смогу сказать при всем желании.
Гришко недовольно поджал губы:
– Сегодня погиб Додик.
– Разве в этом виноват я? – спросил Стас.
«Разве только я в этом виноват?» – наверное, так было бы правильно.
Его словно не слушали.
– Это
Пауза. Пристальный взгляд. Странные какие-то намеки. Что мешает говорить прямо, начистоту? Стас решил сделать это первым.
– А почему Додик погиб? – Стас почувствовал, что теряет контроль над собой и своими словами. Это было небезопасно, но это его уже не беспокоило. Просто надоело бояться и беспокоиться. Просто на это не оставалось сил. – Кто не захотел возвращаться в лабиринт, когда еще можно было вернуться?
«И кто не мог убедить вернуться?» – не преминул вставить подленький внутренний голосишко.
Стас поморщился. Гришко тоже. Ну да, неприятные слова, неприятные мысли…
– Нам надо было просто вернуться, – вздохнул Стас.
Для тебя так надо было, полковник, и для меня тоже.
– Возможно, если бы мы вернулись, то блуждали бы по лабиринту до сих пор, – с трудом сдерживаясь, произнес полковник. – А может, уже сдохли бы там все.
Что это? Нежелание признавать свою вину? Тупое упрямство и стремление убедить себя и окружающих в том, что он, полковник Гришко, прав всегда и во всем? Или…
Или – кто знает? – может, действительно, они сдохли бы там все. Все-таки подземный лабиринт, сплетенный из корней мирового древа, нельзя назвать безопасным местом. Даже если по нему ведет Колдун.
С минуту они молча смотрели друг на друга. Стас видел, как Гришко борется с гневом. Пальцы полковника поглаживали кобуру. Кобура, кстати, опять расстегнута.
– Ладно, – наконец, выдохнул Гришко. – То, что мы потеряли Додика, – плохо, но это не самое главное.
«Даже так? – Стас с интересом посмотрел на собеседника. – Что же тогда для тебя, полковник, главное?»
– Пока реактор работает без сбоев, его можем контролировать я и Михеич. Даже я один справлюсь. Но вот люди…
Ах да, людей ведь тоже надо контролировать. Вот что хочет сказать Гришко.
– Люди взволнованы, напуганы и подавлены.
А разве могло быть иначе?
– Но и это тоже не главное.
Так-так-так… Стас внимательно слушал дальше.
– Сегодня ты вел «крота», а я выполнял твои указания, как какой-то мальчишка, просто потому что у меня не было выбора, – теперь слова давались Гришко с трудом. – Я никак не мог повлиять на ситуацию.
«Вообще-то, повлиял. И именно поэтому Додик погиб», – мысленно поправил Стас. Но только мысленно. Впрочем, Гришко угадал, о чем он думает. Наверное, сейчас направление его мыслей угадать легко.
– Я попытался повлиять, но… – Тяжелый вздох, скорбное покачивание головой. – В общем, получилось плохо. Жаль Додика.
И все же не похоже на искреннее и глубокое чувство вины. Скорее – на досаду.
– Додик
был… – Полковник задумался. Видимо, подбирал подходящее определение. – Толковый он был. Полезный.И все? И всего-то? Старый соратник и верный помощник, ушедший в мир иной в том числе и из-за упрямства Гришко, удостоился от командира лишь этих слов. Не скупо ли? Не маловато? Стас, который почти не знал атомщика, и то мог бы сказать о нем больше.
Но, видимо, разговор сейчас действительно шел не о покойнике.
– Знаешь, Стас, я тут думал… В общем, у меня такое ощущение, будто смертью Додика мне дают понять, что на «кроте» главным становлюсь не я, – продолжал откровенничать Гришко. Или полковник так вызывал на откровенность Стаса? – Как считаешь, такое возможно?
«Что именно? Что главным становишься не ты или что тебе дают об этом понять?»
Стас молчал.
– Не знаю, кто мутит воду, – твой Колдун или вся его подземная кодла. Не знаю, может быть, ты замешан в этом тоже…
Стас молчал.
– Короче! – раздраженно мотнул головой Гришко. – Сегодня вышло так, что я… что все мы полностью зависели от тебя.
«Не в первый раз, между прочим, – подумал Стас. – И не в последний». Но, наверное, прогулка в корнях мирового древа и гибель Додика оказались двумя последними каплями, переполнившими чашу. Ага, каплями… Водопадиками такими.
– И это меня тревожит, – признался полковник.
«Это или утрата власти? Пусть временная, пусть вынужденная, но все же утрата. А?»
Гришко играл желваками и гладил пальцами рукоять торчащего из кобуры пистолета. Что ж, дискомфорт, возникающий у командира, теряющего управление, понять можно. Только трудно понять, что потеря человека отходит при этом на второй план. О погибшем Додике полковник уже не вспоминал.
– Я не знаю, куда и зачем ты заведешь нас в следующий раз, Стас, – вновь заговорил Гришко. – Я не знаю, насколько тебе можно верить. Я не знаю, как тебя контролировать. И я не знаю, что на уме у тебя и твоего Колдуна.
Стас вздохнул. Обычное дело: шатающийся трон превращается в шило в заднице, заставляя ерзать, волноваться и дергаться.
– Но я должен держать все под контролем. Все и всех. Иначе какой из меня командир? А нам сейчас, как никогда, нужно единовластие.
– Я не стремлюсь в вожаки, – устало сказал Стас, – но тебе придется доверять мне, полковник, – кажется, впервые за все время общения Стас обратился к Гришко вот так, запросто, на «ты». И, судя по скривившейся физиономии собеседника, полковник уловил перемену. – И тебе придется с этим мириться.
«И делиться властью над “кротом” придется тоже».
– Тебе придется, – повторил Стас. – Иначе можешь сразу закопаться поглубже. Или подняться на поверхность и открыть люк там. Что, в принципе, одно и то же.
Гришко молчал две секунды. Три. Четыре… Потом сказал:
– Я готов доверять тебе, Стас. Я готов мириться с тем, что доверяю тебе. Я даже готов заставить доверять тебе и мириться с этим остальных, хотя они будут против. Но учти, я готов и к другому. И я хочу, чтобы ты об этом знал.