Метро 2033: Пифия

Неожиданно Гончая почувствовала в своей руке мягкую детскую ладошку. Опустив взгляд, она встретилась с ясными глазами Майки.

– Не волнуйся. Все будет хорошо.

От этих слов по всему телу растеклось приятное успокаивающее тепло.

– О чем ты?

– Сама знаешь.

Гончая сжала пальцы, стиснув Майкину ручку, но девочка не попыталась освободиться и не отвела взгляд, хотя ей наверняка стало больно.

Сама знаешь. О чем? О том, что во время циркового представления ничего угрожающего не случится? Но знает ли она об этом? А вот Майка, похоже, знает.

– Так мне идти? – растерянно пробормотала Гончая.

Это был глупый вопрос, но девочка, похоже, так не думала. Она утвердительно кивнула и добавила:

– Иди и ничего не бойся.

Майка как в воду глядела. Никаких проблем во время представления не возникло. Абсолютно. Даже Глори беспрекословно встала к деревянному щиту и с улыбкой развела в стороны руки, хотя Гончая думала, что акробатку перекосит от страха. Она тоже отработала блестяще: два ножа у талии, два – под мышки, два – точно напротив прижатых к стене ладоней, еще два – возле ушей. Глори даже не поморщилась. Последний девятый нож, как завершающий штрих, Гончая всадила акробатке между ног в двух сантиметрах от тела. Зрители свистели и хлопали в ладоши. Хотя восторга у них наверняка было бы больше, если бы она взяла на пару сантиметров выше.

Номер с шавкой, превращение красавицы в чудовище, тоже прошел на ура. Собравшаяся на представление толпа одобрительно загудела, и этот гул не смолкал, наверное, не меньше минуты, хотя сама Гончая ничего не видела, поскольку сидела в ящике за фанерной перегородкой.

Потом, когда ящик увезли за занавеску, отделяющую пятачок арены от цирковых кулис, и она выбралась наружу, Майка со счастливым лицом протянула ей свой новый рисунок.

– Это мне? – Гончая с улыбкой приняла подарок.

После представления ею владело какое-то странное чувство, больше всего похожее на удовольствие. Хотя никаких поводов для этого не было, все равно оказалось приятно. Да, черт возьми, ей понравилось! Понравились звучащая на арене музыка и аплодисменты зрителей. Понравились реплики Маэстро, которыми он сопровождал свои фокусы. Занимательные, надо сказать, фокусы! Даже доверчивые глаза акробатки, которые в упор смотрели на Гончую, в то время как ее губы тряслись от страха, и те понравились.

– Тебе, – подтвердила Майка. – Я для тебя нарисовала.

Гончая потрепала девочку по голове.

– Спасибо.

Майка расплылась в довольной улыбке, но не уходила.

– Можно тебя попросить?

– Смотря о чем, – слукавила Гончая. В этот момент ей так хотелось осчастливить еще кого-нибудь, что она сделала бы для девочки все что угодно.

– Спеть. Дядя Баян сказал, что ты красиво поешь.

«Вот же болтун! – беззлобно подумала Гончая. – Растрепал уже».

Она не пела с тех пор, как сбежала с Театральной. Лишь иногда мурлыкала вспомнившуюся мелодию, чтобы поднять себе настроение, когда никто ее не слышал. Но по-детски наивная просьба Майки не вызвала внутреннего протеста. Когда-то она действительно недурно пела, и даже Баян со своим музыкальным слухом это признавал.

– Представление закончится, спою.

– Здорово! – радостно завизжала Майка.

Гончая не ответила. Она наконец взглянула на подаренный рисунок. И застыла как вкопанная. Улыбка приклеилась к лицу, хотя улыбаться больше не хотелось. Совсем.

– Кто это?

– Ты. Разве ты не узнаешь себя? – удивилась Майка. – Я же тебя нарисовала.

Гончая узнала себя. Узнала сразу. И лицо, и прическу, хотя это была другая прическа, и главное – одежду!

– Когда ты меня видела? Где?!

В изображенной на рисунке одежде: косой кожаной куртке на молнии и галифе девчонка могла видеть ее только в Рейхе. Это была любимая одежда любовницы фюрера, личная униформа Валькирии, в которой та показывалась только на занятых фашистами станциях и больше нигде. Нигде и никогда! Даже Стратег не видел ее в этой куртке и в этих брюках. А штурмовики Рейха, не принадлежащие к правящей элите, не видели лица любовницы своего лидера, потому что на всех массовых мероприятиях Валькирия появлялась в маске. А какая-то шестилетняя девчонка без рода и племени видела и то и другое!

Гончая схватила девчонку за плечи и как следует встряхнула.

– Отвечай сейчас же!

– Я… я не видела, – промямлила Майка. – Просто представила и нарисовала… думала, тебе понравится.

У нее на глазах выступили слезы, одна слезинка даже скатилась по худой щеке. Но Гончая не собиралась жалеть упрямую девчонку.

– Не лги мне! – она замахнулась, чтобы влепить мелкой упрямице оплеуху и лишь в последний момент сдержала руку. – Скажи, где ты меня видела в этой одежде? Я должна знать! Это важно!

Для пущей убедительности Гончая сунула девчонке под нос ее рисунок, но та только замотала головой.

– Я не вру. Я не знаю, откуда это берется. Просто закрываю глаза и вижу.

Девчонка уже рыдала навзрыд, слезы двумя ручьями струились по щекам, а голова при каждом всхлипе дергалась на тонкой шейке. Гончая поняла, что ничего от нее не добьется, пока та хоть немного не успокоится.

– Подбери сопли и прекрати ныть, – велела она Майке, но строгий приказ не очень-то подействовал на ревущую девчонку.

Та, правда, вытерла лицо кулачком и отвернулась, уставившись на сидящую в ящике двухвостую собаку, но ее всхлипы слышались еще долго. Откуда-то появилась Глори, но после того, как Гончая сердито зыркнула на нее, поспешно ретировалась.

* * *

Слезы постепенно высохли, но легче Майке не стало. Незаслуженная обида жгла ее изнутри. Как же так? Почему?! Ведь она, наоборот, хотела сделать женщине-кошке приятное. И рисунок получился. Это был хороший рисунок! У Майки лишь изредка получалось так похоже изображать людей. И женщина-кошка на рисунке вышла такая красивая. Но взглянув на свой портрет, она не обрадовалась, а накричала на Майку, да еще и обвинила во лжи. Женщина-кошка не просто рассердилась. Она испугалась, когда увидела рисунок. Но как можно испугаться своего портрета?

Страх у женщины-кошки Майка заметила впервые. Она дралась с убийцами Майкиной сестры и с толстяком в баре, и с плохим человеком, в теле которого оставила свой нож. Майка даже думала, что женщина-кошка вообще ничего не боится, но ее почему-то испугал обыкновенный рисунок.

Она исподтишка взглянула на женщину-кошку, но та все еще злилась и прогнала заглянувшую за занавеску Глори одним своим взглядом. К счастью, цирковое представление вскоре закончилось, и с арены вернулись дядя Баян и Маэстро. При их появлении женщина-кошка тут же как будто успокоилась, скрывая свои чувства. И хотя Майка видела, что ее злость и страх на самом деле никуда не делись, ей все равно стало немного полегче. А когда дядя Баян от души обнял женщину-кошку и прижал к груди, Майка даже улыбнулась.

– Молоток, Варька, молоток! – приговаривал он, хлопая женщину-кошку по спине. – Ты где так ножи-то кидать научилась?

Та что-то неразборчиво пробормотала в ответ, и Майка поняла, что, когда женщина-кошка сильно рассержена или испугана, ей становится сложно солгать. Но Баян не обратил внимания на ее ответ. Он повернулся к Глори и спросил:

– Видала? А ты: «прирежет, помру я».

– А я, что? Я ничего, – ответила та и поспешно отошла в сторону.

– Хорошо отработала, на кураже. И публика довольна, – вмешался в разговор Маэстро. – Значит, хочешь доехать с нами до Октябрьской?