Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (сборник)

Убаюканная уже, казалось, дочка открыла глаза:

– Мам, а какой он, Аленький цветочек?

И Алёна огляделась вокруг, но не увидела ничего такого, что было бы похоже на яркую красоту, о которой рассказывала мама. Только тени на стене напоминали сказочных человечков, и она следила за ними, ожидая, что темные силуэты вдруг начнут двигаться самостоятельно и разговаривать. Ну, вдруг? Если цветочка нет, то и остальное могло оказаться неправдой! Девочка обиженно надула губы и посмотрела на отца.

– Пап…

– Спи, Алёнушка. Я найду цветные карандаши и бумагу, нарисую тебе картинку к этой сказке. Завтра у тебя будет свой собственный Аленький цветочек.

– Настоящий?

– Самый настоящий. Ведь тебе его папа принесет.

* * *

Сумрак, медленно превращающийся в ночь, последний час двадцать четвертого сентября. Недели и дни пролетели, как беспокойный, кажущийся призрачным сон. Я стал отцом… безумно счастливым… до конца не верящим в свое счастье. Несколько дней назад одним любимым человеком стало на свете больше. Нет, он был и раньше, прятался, рос в утробе другого самого важного на свете человека, но именно в начале осени он обрел голосок, плачущий и недовольный, открыл глазки, почувствовал мое прикосновение, дал почувствовать себя… Было ли это счастьем? Да. Остается ли это счастьем? Без сомнения. Я не хочу уходить, оставлять их, однако знаю, что о них позаботятся, пока муж и отец будет возвращать свой долг. И в этом тоже нет сомнения – я должен идти к Мальцеву, в жилую зону Пролетарской, должен отплатить честностью за добро. Жена поняла, просила лишь беречь себя, а еще… передать «спасибо».

Луна благоволит мне, ухмыляется с неба, гипнотизируя Красоток. Низкий тебе поклон, небесная заступница. Однако я должен торопиться, не все на небе настроены ко мне столь благодушно, тяжелые иссиня-черные тучи, напитанные отравленной осенней влагой, спешат к ночному светилу. Подгоняемые злым ветром, они высасывают из пространства слабый отраженный свет, с каждой секундой заслоняя небосклон все сильнее.

Бегу. На ходу огибаю застывшие статуи Красоток, лавирую между ними, проклиная их несметное количество. Чувствую, как статуи теряют неподвижность, медленно, но неизбежно в них возвращается жизнь, означающая мою смерть. Луна, продержись еще пару минут, прошу, милая!

Кидаю мимолетный взгляд наверх и тут же сбиваю дыхание: тучи уже наползают на желтый лик светила, лишая меня столь нужного времени. Ускоряюсь, выкладываюсь перед воображаемым финишем по полной, на сто процентов, на все двести, на тысячу… И все равно не успеваю.

Скатываюсь по разбитым ступеням в подвал заводского корпуса, укрываюсь там от наступившей темноты. Луна проиграла, захлебнулась не своим светом в смраде поганых туч. Я смотрю в крохотное зарешеченное окно, умоляя ее пробиться сквозь черную броню осенней грозы, взглянуть еще раз на бренную землю, озарить унылую поверхность хоть на пару минут…

Губительный рассвет хоронит ночь, старшая сестра – Солнце – сменяет юную Луну на небесном посту.

Часы ожидания тянутся с садистской бесконечностью, минута за минутой скрадывая двадцать пятое сентября. День – запретное время суток, его свет убивает нас… Нужно поспать и отдохнуть, до сумерек я беспомощен, однако уснуть не могу, слежу за секундной стрелкой, как зачарованный. ТИК – длинная тонкая стрелка вздрагивает и нехотя сдвигается на одно деление. Замирает. ТАК. Новое усилие, новый шаг. ТИК-ТАК, ТИК-ТАК, медленный бег по извечному кругу. ТИК…

ТАК. Просыпаюсь, когда проем окна в подвале заполняется робкой, еще не вступившей в свои права, темнотой. Состарившийся за день свет на глазах дряхлеет и мучительно умирает за невидимым горизонтом. Луна, ночная красавица, твой выход!

Однако капризная дама не слышит меня, прячется где-то в низких облаках, дразнит глупого человека. Не будь сукой, прошу, покажись хоть ненадолго, мне хватит нескольких минут, чтобы добраться до туннеля!

Она снисходит до моих молитв лишь к утру следующего дня. Кокетливо выглядывает в разрыв между туч. И я тут же срываюсь с места. Бегу, бегу, бегу – пока не оставляю за спиной герму и охраняемый мертвецами пост. Доблестные дозорные, это снова я, в третий раз тревожу ваш покой… Не гневитесь, пропустите, я иду служить вашей станции!

Электрический свет больше не играет со мной в свои причудливые игры. Узнал меня? Хорошо, что никто не отвечает вслух, лучший ответ – это безжизненные, пыльные лампы, покоящиеся в прозрачных плафонах-саркофагах. Иду, чувствую, бежать нельзя, не стоит злоупотреблять нежданным гостеприимством проклятого туннеля. Осторожность и медлительность – моя вежливость.

– Таки явился?! – блокпост станции встречает меня удивленным окриком. Единственный дозорный машет рукой:

– Ходу, фраерок, не столбычь! Тама замес ацкий, сходняк рамсит Денисыча за беспонтовое кидалово с общаком… Дуй за мной, выручать его срочняком надо, он-то башкой за тебя, залетного, чуть не проотвечался!

Мое опоздание может дорого выйти поручившемуся за меня Мальцеву – вот как это переводится на человеческий язык. И я вновь бегу – вслед за торопящимся изо всех сил дозорным.

* * *

Сказка закончилась. Алёнушка уснула раньше, чем папа отправился в путь, наверное, ей снилось что-то хорошее… Цветочек, краше которого нет на всем свете. А может, добрый незнакомец, уступивший такое диво сталкеру, который позже стал союзником и хорошим приятелем. Он действительно был добр, этот неизвестный Мальцев. «Воинская помощь» оказалась неоценимой: Максим спас жизнь ему и многим его людям во время боевой операции. И хоть сначала они договаривались о сроке службы в два года, муж вернулся намного раньше. Алёнка тогда уже крепко стояла на собственных ножках, ничуть не испугавшись застывшего у входа сталкера, направилась к нему. И скоро выучила слово «папа».

А если дочери снились дальние страны, увлекательные путешествия и конь, который быстрее ветра? Ведь она так похожа на Максима… Нет, пусть лучше девочка мечтает о том, что получит в подарок настоящий Аленький цветочек. Чтобы и у нее когда-нибудь был такой же любящий, надежный… тот, кто снова совершит для нее невозможное. Кто сделает сказку настоящей, даже если в нее уже никто не верит.

Михаил Табун Мамзель

(басня)

Отметив двадцать лет, ганзейца дочь

Украдкой от отца, без лишних слов

Уехала с родной платформы прочь

Средь ночи на дрезине челноков.

Решила путешествовать она.

Прелестная, но вредная девчонка

Росла балованным ребенком.

Дочурке с детства всякая вина

За счет красивых глаз отцом прощалась.

Все это ей естественным казалось.

Привыкнув к вольнице такой,

Само собой,

Взбрело особе юной той,

Что так на станции любой

С ней как с царицей

Будут обходиться.

Видать, метро девчушка плохо знала:

Людей хороших нынче мало,

Точней сказать, дурных полным-полно.

Узнать же это ей, увы, не суждено…

Представьте, как мамзель была удивлена,

Когда дрезину в темном перегоне

Внезапно, без погони

Атаковала упырей волна…

Не удалось начаться бою…

Прижавшись к тюбингу спиною,

Лежит девчушка, а над ней, склонясь,

Мутантов пара троек собралась.